Я встала. Одернула шелковый пеньюар, запоздало подумав, что белый шелк – не самый лучший выбор для ночных прогулок, но… как-нибудь.
Кто бы ни крался, теперь я слышала стук его сердца. Или ее? И запах… сладковатый аромат пота, из-за которого рот мой наполнился слюной. Тело же само прижалось к стене. А потом когти… и я моргнуть не успела, как оказалась на потолке.
Что характерно, мне не было неудобно. Непривычно, но… приличные девицы по потолкам не лазят, даже если они, то есть, девицы, а не потолки, не совсем, чтобы живые. Безумие.
Но вид открывается неплохой, да… и сила тяжести не особо ощущается. И потолок вязкий, он принимает когти, а когда вытаскиваю их, сращивает шрамы.
Человек… моя кузина? Крадется… И главное, как-то вот нелепо крадется… то и дело останавливается, кутается в шелковый халатик… да уж, мою гардеробную они ополовинили. И все-таки этот оттенок алого ей не слишком идет. Да и халатик ей явно маловат, на груди не сходится, и ниже тоже… и куда она так спешит-то?
Я сглотнула. Нехорошо на кузин слюной капать. И главное, реакция-то совершенно непроизвольная. Желания немедля свалиться жертве на голову не ощущаю. Более того, сама мысль о том, что в пухлую эту шею придется впиваться, рвать клыками… в общем, слюну я сглатывала старательно.
Мерзость. И запах духов. Мои любимые, к слову… были… «Роковая ночь». Нет, они по-прежнему хороши, такой вот сладковатый аромат с резкими перечными нотами, но не в таком же количестве! Я тихонько чихнула, прикрыв лицо ладонью. Но кузина услышала. Остановилась. Закрутила головой.
– Кто здесь? – овечье ее блеяние утонуло в ночной тишине. Я же удержалась от ответа.
Кузина стояла. Я висела. И ждала. Нет, любопытство – это не порок, это способ сделать жизнь интересней. А комнаты кузена в другой стороне. И мнится, что отныне тетушка своего драгоценного мальчика на короткий поводок посадила к его огромной радости…
…она тронула волосы. Воровато огляделась. И сняла домашние туфли. Чулочки подтянула. Сетчатые. Эти не мои, что душу греет… а ноги у нее неплохие, надо сказать… и задница, которую мой пеньюар едва-едва прикрывал – вот что за манера чужое белье тащить? – тоже в меру пышна и округла. Один мой приятель в минуту душевных откровений, которые с ним приключались в постели, сказал, что идеальная женская задница такой и должна быть… и ещё мягкой. Кузина ему бы понравилась.
Впрочем, о чем это я… ему нравились слишком многие, что и стало причиной нашего расставания. И не в ревности дело, отнюдь, но… при жизни, что бы там ни говорили, я отличалась разборчивостью. Как-то не было желания подхватить дурную болезнь…
…а вот и дверь. Ага… И стучать не спешит, но из кармана появляется махонький флакончик. Интересненько…
Я перебралась поближе. Темное стекло. Плотная пробка… многогранник, причем явно ручной шлифовки. Сейчас подобные не выпускают. А главное-то стекло драконье и парой рун запечатано. И следовательно, содержимое флакона – сомневаюсь, что она там розовое масло хранит – не подвластно движению времени.
Капля жидкости. Резкий запах ее заставил отшатнуться, но он вспыхнул и сгорел, впитавшись в бледную кожу кузины. Вот же… а флакон исчез в кармане халата. Халат же был снят и бережно сложен на козетке… гм, выходит, в них тоже есть какой-то смысл, а я убрать собиралась.
Кузина тронула волосы. Мазнула своим запястьем по губам. Покусала их. И надавила на ручку. Ага… а инквизитор не дурак, закрылся. Причем не только на задвижку, но и пару заклятий повесил, вижу, расползлись по двери пауками… а ночь все интересней и интересней.
Кузина мучила ручку. Дверь держалась. А я ждала продолжения, сглатывая слюну… это что, я теперь на всех людей реагировать так стану? Или это только ночной рефлекс? Надо будет поэкспериментировать…
Кузина, наконец, сообразила постучать. И ещё раз. И ногой… вот же, а упорства ей не занимать. Еще бы в мирных целях… ей открыли.
– Что случилось? – поинтересовался Диттер.
…а без одежды он ничего. Тощеват. Жилист. Но при этом сложен гармонично. И встрепанный такой после сна, измятый… теплый… я торопливо мазнула ладонью по лицу. Твою ж…
– Случилось, – всхлипнула кузина, поспешно падая на обнаженную мужскую грудь. Правда, маневр не совсем удался, поскольку реакцией дознаватель обладал отменной и успел сделать шаг назад. Упасть кузине он не позволил, подхватил под локотки и втянул в комнату.
Эй, так не интересно… а с другой стороны, приоткрытая дверь – это почти приглашение. И грех им не воспользоваться, тем паче, чую, что мое присутствие для дознавателя тайной не осталось. Впрочем… я ведь не прячусь, а что гуляю по потолку, так мало у кого какие странности. Правда, прежде чем войти, я соскользнула на пол и прибрала флакончик. Утром в лаборатории посмотрю, что за гадость такая.
Тоже мне… соблазнительница. Дом помог. Дверь отворилась беззвучно, и даже сквозняк, который мог бы выдать, не скользнул по ногам. А там уже знакомый маневр. Стена. Потолок. Надо же… а Диттеру отвели вполне приличные покои. Определенно, глянулся он старику.
– Это было так ужасно… так… – соблазнительницу устроили на софе.
Она сидела, как-то хитро выкрутившись, отчего короткий пеньюар стал ещё короче. Бретельки опасно натянулись, край сполз, и пышная грудь вздымалась… а взгляд у Диттера к этой груди прикован. К родинке… у меня похожая имеется, что интересно, на том же месте… Плевать.
– И теперь вы понимаете…
…белые ноги. Кружевной край чулок. Пот на смуглом лбу дознавателя… и взгляд плывет… плывет взгляд.
– …как тяжело одинокой девушке, за которую некому заступиться…
И подвинулась чуть ближе. Протянула руку, коснувшись щеки инквизитора… этак она его изнасилует самым циничным образом. И не то, чтобы мне было так уж жаль, в чужую жизнь я не лезу, но… сдается мне, что эта вот страсть, с которой он борется – борется, я вижу – слегка искусственного происхождения. А если я чего не люблю, так это подчиняющих зелий во всем их многообразии. Когда кузина потянулась, явно желая приступить к активным действиям, я не выдержала.
– Бу, – сказала я, отпуская потолок.
Тело двигалось… легко двигалось. Кувырок в воздухе. Легчайшее касание пола пальцами и… Кузина отшатнулась. Орать не стала, уже хорошо… опыта набирается? А Диттер моргнул и взгляд перевел. На меня… такой вот затуманенный одурманенный взгляд…
– Я, – я широко улыбнулась, только теперь вид клыков не произвел на кузину впечатления.
– И хорошо… – сказала она, ткнув в дознавателя пальцем. – Упокой ее. Видишь, она опасна…
Я? Да я при всей стервозности своего характера, во многом воспитанного дорогими родичами, никого никогда не убивала… а тут… белое облако возникло на ладони Диттера… и истаяло.
– Упокой, – нахмурившись, повторила кузина. И подскочив, обняла несчастного. Вот… а если у него сердце не выдержит? Или ещё что… люди такие слабые, а этот и вовсе дефективным достался. Послали, кого не жалко, мне теперь переживай. Если штатный дознаватель скопытится, потом доказывай, что не по твоей вине…
– Разве ты не видишь? Она опасна… она нам мешает… мы будем вместе до конца жизни…
…от подобной перспективы меня передернуло. И не только меня.
Диттер разжал губы и тихо произнес:
– Бегите… не уверен… что… справлюсь…
Бежать? Да Гретхен Вирхдаммтервег никогда и ни от кого не бегала. Я поступила проще. Шаг. Камин. И бронзовая статуэтка Плясуньи, на лице которой мне привиделась язвительная усмешка.
Шаг. И затылок кузины. Била я аккуратно: дура, но все равно родственница, да и уголовный кодекс опять же… главное, что эта интригантка, чтоб ее, и глазом моргнуть не успела. Инквизитор моргнуть успел, но и только. Потом извинюсь. Когда в себя придет… если придет. Все-таки какой-то он хилый… но увесистый, никак кости тяжелые. Я оттащила Диттера в спальню и принюхалась.
Кровушка, мать ее. Сладкий терпкий аромат, настраивающий на весьма определенные мысли. Рот опять наполнился слюной. Вот же… слюну я сплюнула в фарфоровую вазу на редкость уродливого вида. Историческая ценность, чтоб ее… Весь этот дом теперь одна большая историческая ценность… а вот на туалетном столике громоздились разного рода склянки.
Что еще? Пошарпанный кофр за креслом… как его только не убрали? В гардеробной – пара костюмов, рубашки… белье нижнее крепко ношенное. Носки. Подтяжки для носок… ничего, в общем-то, интересного…
Я поморщилась. Не то, чтобы я рассчитывала обнаружить что-то такое… но гость изрядно утратил загадочности. Вернувшись в спальню, я склонилась над телом.
Живой. Сердечко стучит. А вот запах крови поутратил прежнюю сладость, теперь в нем чуялась весьма характерная горчинка. Болеть изволят… и надо, надо будет пригласить целителя, пусть глянет.
Дышал он ровно. А вот в груди клекотало… легкие, стало быть… ага, вон и платок со следами крови обнаружился. Его я сунула в карман – по крови знающий человек многое сказать способен. Мне почему-то казалось, что диагноз Диттеру известен, как и прогнозы, но делиться знанием он не захочет. Люди, вроде него, отличаются редкостным порой просто-таки иррациональным упрямством. Поцеловав инквизитора в лоб – не удержалась, признаюсь, – я перевернула его на живот и стянула запястья шнуром. Подумала, и ноги тоже стянула.
А поверх кинула дымку темных пут. Так оно всяко надежней… а то мало ли, что в замороченную головушку взбредет. Как выветрится, отпущу… если выветрится.
Эту подлую мыслишку я отогнала: не знаю, на что рассчитывала сестрица, но приворотных зелий А-класса не так уж и много… в современном мире.
Сестрицу я тоже связала. Благо, портьеры старые, шнуров в них, формирующих правильный облик, хватит на всех родственничков… и заклятье кинула. Тоже на всякий случай. Рот заткнула. Носком Диттера… а что, хороший, качественный, не простыни же в самом деле портить из-за этакой мелочи… прикрыла пледиком. Не из любви, но пеньюарчик мой несколько сбился, а потому вид у кузины был чересчур уж вызывающим. Будем считать, что я о девичьей скромности беспокоюсь. Или о моральном облике дознавателя. И вообще…