ок основных подозреваемых, я вынужден был остановиться на мысли, что убийца скрывается на Ариэле со времени окончания войны. У меня было так много общего с моими братьями и сестрами, что не случайно один из них пришел к тому же решению, что и я, и стал работать в тюрьме. Возможно, в конце концов он сошел с ума, а возможно, глубоко внедренные в его мозг приказы снова дали о себе знать. Или, возможно, подобно мне, он обнаружил, что его короткая жизнь подходит к концу, и решил немного повеселиться…
За короткое время, оставшееся до приезда специалистов, было невозможно тщательно проверить более трех тысяч досье персонала тюрьмы. Я зашел в тупик. Я решил, что нуждаюсь в совете.
Весь Гершель-Сити и тюрьма только и говорили, что об убийствах. Во время ничего не значащего разговора с Уилли Гапом мне не составило труда спросить своего старого друга, как, по его мнению, можно выяснить личность убийцы.
— Человек, у которого есть мозги в голове, будет держаться подальше от всего этого, — ответил Уилли. — Он постарается не совать нос куда не следует, держать в узде свой отряд и ждать приезда специалистов.
— Которые будут здесь не раньше чем через неделю. За это время здесь может разразиться настоящая война.
Уилли признал, что в моих словах есть смысл. Он работал в тюрьме со дня ее основания, был ветераном Тихой Войны, служил на военном корабле, занимавшемся снабжением. Он руководил отрядом, положившим конец бунту в библиотеке. Трое заключенных погибли, восемнадцать были серьезно ранены — одна женщина выдавила другой глаза большими пальцами — и этот случай произвел на Уилли неприятное впечатление и заставил задуматься. Несколько минут он пристально разглядывал меня, затем сказал:
— Если бы я решил заняться этим, то не стал бы трогать базу данных. Я слышал, что начальник тюрьмы составляет список тех, кто рыщет повсюду, ищет улики и тому подобное. Он терпит их возню потому, что жаждет как можно скорее положить конец этим неприятностям, и ему очень повезет, если какой-нибудь идиот действительно найдет убийцу. Но это вряд ли случится, а когда все закончится, бьюсь об заклад, этим сыщикам-любителям не поздоровится. А возможно, убийца тоже следит за компьютерами. Любого, кто подойдет к нему близко, ожидает неприятный сюрприз. Нет, друг мой, те, кто шарит по досье, только наживают себе неприятности.
Я понял, что Уилли догадывается о моих занятиях. Я понял также, что начальник тюрьмы — самая меньшая из моих забот.
— Ну и что бы ты сам сделал? — поинтересовался я как можно легкомысленнее.
Уилли ответил не сразу, сначала наполнив свою грушу для питья ледяным чаем из кувшина. Мы сидели на веранде его домика, на краю ниши в стене в верхней части шахты-города. Банановые листья и древовидные папоротники заслоняли его от соседей; с обеих сторон простирался лес. Принадлежавший Уилли сверчок-чемпион, превосходный белый с золотом экземпляр, сидевший в плетеной бамбуковой клетке, насвистывал Баха, одну из вариаций Голдберга. Уилли передал мне кувшин со словами:
— Мы рассуждаем чисто гипотетически.
— Разумеется.
— В тебе всегда было что-то необузданное, — сказал Уилли, — и я не хотел бы, чтобы ты решился на какой-нибудь необдуманно храбрый, опасный или глупый поступок.
— Я просто обычная рабочая лошадка, — пожал я плечами.
— Которая совершает длинные пешие походы по поверхности. Которая в одиночку преодолела тот маршрут по каньону Просперо и не удосужилась упомянуть об этом, пока кто-то не выяснил это пару лет спустя. Я знаю тебя почти девять лет, Рой, и все же ты остаешься для меня загадкой. — Уилли улыбнулся. — Эй, что ты так смотришь на меня? Я всего лишь сказал, что ты необычный человек, и все.
На какое-то мгновение мои врожденные рефлексы взяли верх. Несколько секунд я размышлял, а не раскрыл ли этот человек мою легенду и не следует ли мне убить его? Я тщательно изобразил улыбку и сказал, что не знал, какое у меня лицо.
— Почти у каждого из нас есть свои секреты, — продолжал Уилли. — Именно поэтому мы оказались здесь, друг мой. Мы такие же заключенные, как эти бедолаги в камерах. Они этого, конечно, не понимают, но ослы, шарящие по базе данных, пытаются сбежать от самих себя.
— А убежать от себя невозможно, — отозвался я. Момент сомнений миновал. Теперь улыбка моя была искренней, а не маской, под которой я прятал свое истинное лицо.
Уилли чокнулся со мной своей грушей.
— Любой разумный человек в конце концов понимает это.
— Ты так и не рассказал мне, каким образом ты стал бы ловить убийцу.
— Я не собираюсь его ловить.
— Но если говорить гипотетически…
— Ну, самая подходящая кандидатура — это начальник тюрьмы. Он может ходить где ему вздумается, у него есть доступ к системе безопасности.
— Начальник тюрьмы? В самом деле? Уилли усмехнулся.
— Шутка. А если говорить серьезно, я кое-что узнал об этих тварях. Это не просто роботы-убийцы: они прекрасно умеют скрывать свою личность. Любой из нас может оказаться убийцей. Начальник, ты, я, кто угодно. Пока эта мразь не совершит ошибку, нечего и надеяться изловить ее. Все, что мы можем сделать, — это продолжать выпускать беспилотные самолеты для слежения за территорией, держать заключенных под замком и молиться, чтобы до приезда следственной группы не произошло никаких неприятностей.
— Думаю, ты прав, — согласился я.
— Не пытайся стать героем, брат мой. Даже гипотетически.
— Ни за что, — пообещал я.
Но одно замечание Уилли подало мне мысль, каким образом можно добраться до убийцы, и мозг мой уже работал над планом действий.
Я подумал, что если убийца действительно отслеживает всех, кто взламывает базу данных, то он (или, по крайней мере, его демон[7]), вероятнее всего, прячется в корневом каталоге информационной системы. Именно там я оставил зашифрованное послание, объясняющее, кто я такой и зачем мне нужно поговорить с ним, а заодно и демона, который должен был отследить любого, кто прочтет это послание. Демон позвонил мне шесть часов спустя, среди ночи. Кто-то обнаружил мое письмо и хотел поговорить.
Демону не удалось идентифицировать личность этого пользователя, и он оказался заражен каким-то вирусом. Я обнаружил простую программу для связи. Я проверил программу, удалил несколько строчек кода, которые могли бы выдать мое местонахождение, и запустил ее. Показалось пустое протяженное окно, в котором стали появляться слова. Возникая буква за буквой, они проплывали справа налево и исчезали.
« ты избавился от вируса-шпиона, неплохо для ветерана — если ты на самом деле один из нас.
> нас хорошо учили, — напечатал я.
« ты думаешь, что знаешь, кто я. ты думаешь, что я похож на тебя.
Кто бы ни был на другом конце, он хотел перейти прямо к делу. Это меня устраивало, но я понимал, что нельзя уступать врагу инициативу.
> мы оба родились в пробирке, — напечатал я. — вот почему я ищу тебя, вот почему я хочу помочь тебе.
Последовала пауза, во время которой мой корреспондент обдумывал эти слова.
« это может быть ловушкой.
> послание привлекло твое внимание потому, что оно впечатано в твою зрительную кору, так же как и в мою.
> подобные вещи больше не являются секретом, но допустим, что я верю тебе…
В пустом пространстве на долю секунды возник вращающийся черный диск, стробоскопический источник черного света осветил вереницу букв и цифр и исчез.
« знаешь, где это?
Я понял, что буквы и цифры, выжженные в моем мозгу, представляют собой координаты.
> я смогу найти это место.
« встретимся там через четыре часа, сначала мне необходимо обделать одно маленькое дельце.
Была глухая ночь: именно в это время убийца совершал свою работу.
> пожалуйста, не убивай никого, пока мы не поговорим.
Мои слова уплыли во тьму. Ответа не было.
Место с указанными координатами находилось точно в центре небольшого выветренного кратера в шестидесяти километрах к югу от тюрьмы, в необработанной области, на нее падала тень от восточной стены грабена. Прежде чем отправиться на свидание, я вооружился до зубов и загрузил в систему безопасности вирус, позволяющий мне свободно передвигаться, не будучи замеченным. Странно, но я был счастлив, чувствовал глупую уверенность в себе. Хорошо было снова оказаться в деле. Когда я ехал на трехколесной тележке по старой дороге, в голове у меня стоял шум. До встречи оставался примерно час: у меня будет полно времени, чтобы ознакомиться с местностью и подготовиться к встрече, прежде чем появится убийца — если я действительно говорил с убийцей.
Я хочу пояснить, что мои действия диктовались отнюдь не альтруистическими мотивами. Единственная жизнь, которую я хотел спасти, была моя собственная. Да, я знал, что умираю, но никто не любит жизнь больше тех, кому осталось совсем мало; только умирающие проживают каждое мгновение так живо. Я не собирался бросать на ветер свою жизнь. Я хотел разоблачить убийцу и избежать расследования.
Дорога пересекала плоскую равнину, покрытую сцементированной серо-бурой пылью; равнину усеивали огромные глыбы, за миллионы лет обточенные метеоритными дождями. Слева от меня вздымалась стена грабена, замысловатыми складками и выступами напоминающая замерзший занавес. У подножия ее громоздилась пологие пики и круглые холмы осыпей. Справа местность понижалась, вдали, более чем в километре от меня, виднелась блестящая лента изгородей и валов — это была граница огромного лоскутного одеяла полей. Было два часа ночи, но висящие над полями лампы светили ярко, как обычно, и мерцающая над западным горизонтом тусклая точка Солнца почти терялась в их сиянии.
До места назначения оставалось около двух километров, и дорога как раз вгрызалась в крутой хребет, упиравшийся в стену грабена, когда убийца нанес удар. Краем глаза я заметил небольшое движение, но, прежде чем я успел отреагировать, в мою тележку попал электрический дротик, и мотор заглох. В следующее мгновение на меня обрушилась сеть, скользнула по телу, и мускульные нити миоэлектрического пластика затвердели, сжав мои руки и грудь. Я попытался вырваться; тележка, двигавшаяся по инерции, наконец остановилась. Но руки мои были прижаты к бокам сетью, и я не мог даже расстегнуть ремни безопасности. Мне оставалось лишь сидеть и наблюдать, как фигура в