Высокая, статная. С широкими, словно созданными для деторождения бёдрами, узкой талией, высокой грудью и нежными, мягкими руками, которые должны держать младенца, а не смертоносное оружие. Белая туника, подпоясанная витым золотым пояском, мягкими складками обливала тело богини, не скрывая ни одного из достоинств её фигуры.
С грустной улыбкой, посмотрев на растерянную девушку, богиня вздохнула и произнесла мягким, бархатным голосом:
– Ты удивлена, девочка?
– Прости, Мать. Но я не понимаю. Ведь ты Великая Мать Войны?
– Прежде всего я, как и любая смертная женщина, просто мать. А уж потом Мать Войны. А вообще, глупость это всё. У войны не бывает матери.
– Но как? Почему? – пролепетала Лин.
– Да потому, что любая война – это враг любой матери. На войне гибнут. Гибнут материнские дети. И ни одна мать не станет благословлять войну. Ты многого не знаешь, девочка. Даже твоя Верховная не знает. А исправлять поздно. Вы умудрились переврать и перевернуть с ног на голову всё, чему я когда-то учила своих дочерей. Они выродились. Знаешь, я даже рада твоему отступничеству. Ты единственная, кто за многие годы рискнул плюнуть на все глупые заветы, которых я не давала и решиться связать свою жизнь с мужчиной.
Бросить всё ради него и ради своих будущих детей. Ты порадовала меня, маленькая амазонка. Твой бунт вдохнул в меня больше сил, чем два десятка великих молений твоих соплеменниц. Я снова ощутила себя той, юной и могущественной богиней, которая рискнула изменить положение вещей и создать новый культ. Культ женщины-матери. Ты напомнила мне меня саму. Какой я была когда-то.
– Я не понимаю тебя, Мать, – жалобно пролепетала Лин.
– Я знаю, – тяжело вздохнула богиня. – Знаю. Это трудно понять. Ведь это идёт в разрез всему тому, что ты слышала всю свою жизнь. Но это так. Просто прими это. И всё. Придёт время, и ты сама всё поймёшь. А сейчас, слушай меня внимательно. Нить твоей жизни лежит вне моих рук. Ты отдана высоким богам, и куда они решат направить тебя, мне не известно. Я не могу вмешаться и не могу ничего изменить. Но когда ты выполнишь свою миссию, они забудут про тебя, и тогда я сделаю так, чтобы ты снова стала моей. Теперь уже навсегда.
– Значит, высокие боги интересуются людьми только для достижения своих целей?! – возмущённо спросила Лин.
– Это звучит несправедливо, я знаю, – грустно кивнула богиня, – но иногда это действительно необходимо.
– Кому? Богам? – не сдавалась Лин.
– Да, девочка. Богам. Это сложно объяснить, но они не могут вмешиваться в течение дел в вашем мире лично. Они могут только использовать для этого людей. Направляя и подсказывая лучший ход. Иногда, чтобы достигнуть нужной цели и спасти многих, им приходится быть жестоким с некоторыми.
– Что ты имеешь в виду, Мать? – насторожилась Лин.
– Я говорю о твоём мужчине, – тяжело вздохнула богиня. – С самого рождения ему была назначена тяжёлая судьба. Но то, что он должен совершить, спасёт сотни, а может, и тысячи жизней. Подумай, стоит жизнь одного человека жизни многих? Не торопись отвечать. Я знаю, что ты сейчас готова сказать. Ведь ты любишь его. Остынь и подумай. А ответ. Ответ дашь сама себе. Люби его, амазонка. Люби так, как можешь, как хочешь. Как мечтаешь. Это всё, что я могу сделать для тебя. Надеюсь, он всегда будет оберегать тебя так же, как оберегает сейчас, в эту минуту.
– О чём ты, Мать? – не поняла Лин.
– Вернись и всё увидишь сама, – улыбнулась в ответ богиня, и девушку словно выбросило из сна.
Вздрогнув, Лин проснулась. Сразу, мгновенно. Словно и не было никакого сна. В ту же секунду проснулся и Тигр. Внимание Лин привлекли глухие удары и яростное шипение. Обернувшись, Лин едва сдержала крик. Огромная ладонь воина сжимала шею гигантской кобры. Змея обвилась вокруг руки воина и изо всех сил пыталась вырваться из стальных клещей, в которые превратились его пальцы.
Подняв голову, Тигр с мрачным удовлетворением посмотрел на бьющуюся гадину и, медленно поднявшись, отошёл в сторону от постели. Перехватив шею змеи второй рукой, он ещё сильнее сжал пальцы, хриплым от напряжения голосом произнёс:
– Огонёк, зажги свет и внимательно осмотри постель. Только ни к чему не прикасайся руками. Особенно, если увидишь влажное пятно. Её яд смертелен.
Моментально вскочив на ноги, Лин принялась ворошить постель. Убедившись, что огромная гадина не успела никого укусить или плюнуть ядом, девушка выхватила из ножен кинжал и двинулась к воину, с твёрдым намерением отсечь ей голову.
Уловив её намерение, Тигр чуть усмехнулся, прошипев сквозь стиснутые зубы:
– Решила меня без рук оставить?
– Убери одну ладонь, и я ей башку снесу, – решительно ответила девушка.
– Перестань злиться, – поморщился воин. – Лучше отойди в сторонку. Сейчас я ей устрою веселье.
Удивлённо отойдя в угол, Лин во все глаза уставилась на его руки. Убедившись, что девушка находится на безопасном расстоянии, Тигр вскинул руки над головой и резким движением бросил их вниз, словно кнутом хлестнул.
Это неожиданное движение заставило кольца змеиного тела соскользнуть с предплечий воина. В ту же секунду воин повторил рывок. В тишине явственно хрустнул хребет змеи. Огромные кольца обмякли, но она всё ещё было опасна. Но теперь, со сломанным хребтом, змея была лишена возможности бросаться на противника.
Подняв руки на уровень груди, Тигр решительно сжал пальцы, и змея в очередной раз слабо зашипела. Постепенно, пядь за пядью, огромное тело рептилии обмякло. Воин просто задушил её в своих могучих руках. Не понаслышке зная, как сложно убить простую змею, Лин с ужасом осознала огромную силу его рук.
– Вот ведь ремень-переросток, – проворчал Тигр, внимательно рассматривая безвольно висящую в руке змею. – И откуда ты только здесь взялась? Такие змеи в этих местах не водятся.
– Что будем с ней делать? – растерянно спросила Лин.
– Придётся одеться и сходить на задний двор.
– Зачем?
– Хочу голову ей отсечь. На всякий случай. Не верю я, что она здесь случайно оказалась. Слишком уж большая.
– Я с тобой, – подскочила Лин и бросилась к своим вещам.
Дав ей собраться, Тигр осторожно бросил змею посреди комнаты и начал одеваться, оставив девушку следить за рептилией. Натянув штаны и сапоги, Тигр застегнул пояс и, ухватив змею за шею, сразу позади головы, решительно вышел из комнаты.
Подойдя к старой колоде, на которой когда-то рубили мясо, воин выхватил кинжал и, бросив змею, одним движением отрубил ей голову. В этот момент Лин показалось, что в мёртвых глазах гадины сверкнуло странное, тёмное пламя.
– Ну вот и всё, – облегчённо вздохнул Тигр, пинком отбрасывая голову рептилии в сточную канаву.
– Надеюсь, что так, – кивнула в ответ Лин.
В этот момент из конюшни раздались злобное ржание, глухой удар и вопль боли. В ту же минуту чьё-то тело, проломив ветхие ворота, вылетело во двор и плюхнулось в лужу, расплескав жидкую грязь. Из конюшни послышались ругань и очередное злобное ржание жеребца.
– Похоже, мой жеребёнок с кем-то воюет, – усмехнулся Тигр и молнией метнулся в конюшню.
Дернувшись было следом, девушка сделала несколько шагов, но остановилась, решив, что для двух таких гигантов, как Тигр и Сапсан, в конюшне слишком мало места. Она не ошиблась. Из конюшни послышались смачные удары и крики боли. Спустя пару минут в воротах появился Тигр, держа в каждой руке по безвольно висящему телу.
Без долгих церемоний швырнув тела в грязь, воин моментально скрутил обоих их же верёвкой и присел над третьим, вылетевшим во двор вместе с воротами. Внимательно осмотрев тело, воин выпрямился и, чуть качнув головой, с сожалением произнёс:
– Готов. Сапсан лупит так, что не всякий медведь выдержит. Рёбра проломлены.
Развернувшись, он снова прошёл на конюшню. Прислушавшись, Лин поняла, что воин тихо уговаривает коня успокоиться. Вернув жеребца в денник, Тигр закрыл дверь и осмотрелся. Подобрав с полу мешок, он вышел во двор и недолго думая вывалил его содержимое на землю.
Выдернув из держателя над дверью факел, он внимательно осмотрел содержимое мешка. В мерцающем свете факела Лин разглядела странной формы недоуздок, моток верёвки и несколько мешочков. Тем временем воин без лишних церемоний принялся в них заглядывать.
Осмотрев, понюхав и даже попробовав на вкус найденные там травы, Тигр сплюнул и, ухватив ближайшего конокрада за шкирку, макнул его головой в поилку для скота, полную дождевой воды. Ответом на это действие стал кашель и хрип запалённой лошади. Убедившись, что конокрад очухался, воин бросил его на землю и, наступив сапогом на живот, мрачно спросил:
– Ну и какой сын шелудивого верблюда надоумил вас украсть моего коня?
– Мы ничего не крали, – прохрипел конокрад, – просто от дождя в конюшне прятались.
– Ага, так я тебе и поверил, – усмехнулся Тигр. – Я в вашем мешке уже порылся. С тем набором, что я там нашёл, вас смело можно сдавать стражникам как настоящих конокрадов. И не говори мне, что у вас денег не было, чтобы дождь в харчевне переждать, – добавил он, ловко обыскивая лежащего.
Воин оказался прав. Щегольской кошелёк конокрада выдал целую пригоршню серебра. Передав деньги подруге, Тигр снова придавил конокрада к земле и задал следующий вопрос.
– Так ты говоришь, что в конюшню погреться зашёл? А зачем тебе тогда нужно было коня из денника выпускать?
– Не выпускали мы его! – попытался возмутиться конокрад. – Он сам вышел и на нас бросаться начал.
– Вот как? Не выпускали значит? А хочешь я расскажу тебе, как на самом деле всё было? – склонился к лежащему воин, зловеще поигрывая кинжалом. – Вы решили выкрасть моего коня, но, зная, что это боевой жеребец, как следует подготовились. Взяли сушёную белладонну, маковую солому и даже шипы недоуздка цикутой смазали.
Понимаешь, Огонёк, если развести в воде белладонну, или добавить в сено маковой соломы, то съевшая или выпившая это лошадь будет полусонной. Вялой. Тогда можно будет на неё недоуздок надеть и тащить за собой куда угодно. Она даже ржать не будет. Шипы с цикутой в морду упираются. Больно. А цикута ещё дурману прибавляет. Так и уводят. Только они не знали, что я своего коня овсом кормлю, а ведро с водой, всегда в дальний угол денника ставлю.