— Ну и каковы результаты? — осведомился Леви.
— Судя по всему, на восемьдесят пять процентов чистый, — ответил Дилео. Проверив аналогичным образом и остальные килограммовые мешки, он поднял глаза на сбытчиков. — Определенно качественный товар.
— Значит, по рукам, — сказал Конрадо.
— Да, — откликнулся Леви, но тут же поспешил добавить: — Но есть проблемка. Вы проверили и отмаркировали все наши деньги, а сами предъявили всего несколько килограммов. Нам надо проверить всю партию.
В злобной усмешке Конрадо оскалил рот, полный золотых зубов:
— Качество мы гарантируем.
Леви и Дилео с улыбкой переглянулись.
— Вы гарантируете? — начал Леви. — Позвольте сказать вам кое-что. Люди, интересы которых мы представляем, выставили в качестве гарантий… наши жизни. Поэтому нам надо проверить всю партию, иначе сделка не состоится.
Конрадо хотел было что-то возразить, но тут у него засигналило переговорное устройство. Он недоуменно пожал плечами, давая понять напарнику, что не понимает, в чем дело, поглядел на сообщение, вспыхнувшее на крошечном дисплее, и, достав свой радиотелефон и отойдя к окну, стал набирать какой-то номер.
— Ну, в чем дело?
Все его тело напряглось, когда он услышал ответ. Он стоял, повернувшись спиной к остальным, иначе они заметили бы, как у него отчаянно затряслись щеки.
— Да, сэр. Да, разумеется, Гектор, — сказал он и отключил связь. Он продолжал по-прежнему стоять у окна, глядя на панораму города и не произнося ни слова.
Дилео испытующе посмотрел на напарника. Кто такой этот Гектор? Что вообще означает этот непредвиденный звонок? Любые непредусмотренные события являются для внедренного агента дурным симптомом. И неудивительно, что у него начинают бегать мурашки. Конрадо наконец повернулся, взглянул на Леви и произнес:
— Мы повезем вас туда, где хранится товар.
На выходе из номера Леви посмотрел на картину, висящую над диваном, и покачал головой, давая понять, что у него нет ни малейшего представления по поводу смысла происходящего. Конрадо, подойдя к Рамону, что-то шепнул ему, а затем побежал вперед, открыл дверь, ведущую на лестницу, и объявил:
— Обойдемся без лифта.
На лестнице было тихо и холодно, стены и ступени — как в казарме, серого цвета, а перила — кроваво-красные, как кардинальская мантия.
— На какой нам этаж? — спросил Леви, не в силах преодолеть охватившую его дрожь. Может, взять да арестовать этих сбытчиков? Или послать их подальше? И кто такой этот Гектор? Кем бы он ни был, подумал Леви, но это наверняка важная шишка, иначе бы такой матерый убийца, как Конрадо, не называл его сэром. — Так на какой нам этаж? — повторил он.
— На пятый, — сказал Конрадо.
Они только что миновали площадку девятого этажа, когда за спиной у них беззвучно распахнулась дверь. На площадку молча вышел мужчина. Это был рослый испанец, одетый в превосходно сшитый коричневый шерстяной костюм. В его густых черных волосах серебрилась седая прядка, а темные глаза испытующе глядели из-под пышных бровей. Он был рябым, и это сильно портило его внешность. Руки в резиновых перчатках, а на правой руке еще был надет и коричневый бумажный пакет. Поглядев вниз, на живые мишени, он поднял руку с пакетом.
Дилео, почувствовав опасность, резко повернулся, увидел застывшего в угрожающей позе незнакомца и хотел было предупредить Леви. Но испанец выпалил в него из автоматического пистолета с глушителем, и град пуль 45-го калибра взорвался в груди у внедренного агента, убив его наповал. Тело Дилео рухнуло на ступени.
Судорожно потянувшись за спрятанной под ремень «береттой», Леви тоже повернулся, чтобы взглянуть в лицо опасности. И он уже сжимал в руке гладкую рукоятку пистолета, когда новый град пуль из автоматического пистолета с глушителем обрушился теперь уже на него, подбросив его в воздух и отшвырнув к стене, где он и застыл в сидячей позе в мгновенно образовавшейся вокруг него кровавой луже.
— Я не попаду на бар-мицву к Давиду, — сказал он и умер.
Скомканный бумажный пакет полетел вниз по лестнице. Побелев от волнения, сбытчики наблюдали за тем, как по лестнице к ним спускается убийца. Его невыразительный взгляд был исполнен, казалось, пугающего равнодушия.
Рамон поднял руки в знак капитуляции, увидев, что автоматический пистолет с глушителем теперь нацелен в него и в его напарника.
— Нам сказали, что с ними можно иметь дело, — жалобно простонал он.
— Они были ищейками, — прошептал Гектор и застрелил Рамона и Конрадо.
Глава 2
Верзила Паули со всей силы пнул корзину для бумаг у себя в кабинете на девятом этаже Первого полицейского управления и со мстительным удовлетворением проследил за тем, как она грохнулась об стену, а ее содержимое разлетелось по всему кабинету. На этот раз сила удара была такова, что пластиковая корзина не выдержала и в ее корпусе образовалась дыра в том месте, куда он угодил башмаком. «Ну и хрен с ней!» Он наддал ногой ей еще раз — и корзина снова ударилась о стену, сбив с нее снимок, на котором был изображен сам Паули в компании с ныне отставным комиссионером Беном Уардом.
Вернувшись к письменному столу, Верзила Паули плюхнулся в кресло и уставился в окно на ослепительно сверкающий купол муниципалитета, торчащий из строительных лесов, и в сотый, должно быть, раз подумал, когда же, наконец, в этом чертовом городе завершатся беспрерывные ремонтные работы.
Верзилой Паули заместителя главного инспектора Пола Бурке прозвали уже давно. Росту в нем было шесть футов два дюйма. Последние восемь лет он заведовал отделом по борьбе с наркотиками. Да и на протяжении всей двадцативосьмилетней службы ему приходилось возиться главным образом с наркотиками. Вчерашнее убийство Дилео и Леви довело счет потерь отдела до трех на протяжении последних полутора лет, трех великолепных — из числа самых лучших — агентов, причем все трое погибли, пытаясь внедриться в одну и ту же сеть наркобизнеса. Каким же образом мафия раскрывает их «легенды»? Таким вопросом он задавался вновь и вновь. Он вскочил с места, подошел к вешалке и выкатил из-под нее доску для танцев — большой квадрат красного дерева толщиной в три четверти дюйма. Выкатив ее на середину кабинета, он оставил доску на полу, вернулся к шкафу, достал оттуда бальные туфли, подошел к дивану, уселся и расшнуровал башмаки.
Не считая кофе с сушками, выпитого им в полдесятого, по прибытии в Управление, он сегодня ничего не ел. Но голода он сейчас не чувствовал. Только гнев и растерянность.
Другие предаются медитации, Верзила Паули — танцует. Очутившись на танцевальной доске, он стряхивал с себя земные заботы, его тело парило, мысль становилась острой и цепкой. Большую часть ночи он занимался осмотром места преступления и прибыл в Управление прямо оттуда. Ему надо было прочистить мозги и понять, что не сработало в «легендах» убитых агентов. Сняв башмаки, он надел и зашнуровал бальные туфли. Сняв галстук и рубашку, осторожно повесил их на спинку кресла, встал на доску для танцев и принялся перебирать ногами, расслабившись всем телом, но отбивая руками заданный ритм. В темпе свинга он сделал тройной поворот, ни на мгновение не отвлекаясь от мысли о том, что ему необходимо найти допущенную в работе ошибку. Нет ли утечки информации из здешних стен? Может, наркодельцам удалось завербовать одного из его сотрудников? Может, кому-нибудь подсунули бабу или кто-то просто распустил язык в дурной компании?
После нескольких минут танца капли пота выступили на лбу у Верзилы Паули под линией уже редеющих волос. Но он не унимался на протяжении четверти часа, пока в кабинет не вошел без стука капитан Дэйв Кац, его собственный помощник. Кац принес стопку личных дел сотрудников в больших коричневых конвертах. Не обращая внимания на привычное для него занятие начальника, которое трудно себе представить еще в каком-либо полицейском кабинете страны, да и всего мира, Кац прошел к телевизору, стоящему на отдельном столике в углу кабинета возле письменного стола, и вставил кассету в видеомагнитофон. Включив магнитофон, он сделал шаг назад и уселся на краешек стола своего начальника. Его короткие ножки едва доставали при этом до полу. На нем был серый костюм, выгодно подчеркивающий его моложавый, чуть ли не юношеский румянец. Посторонние, как правило, считали его молодым человеком, хотя лет ему было уже сорок семь.
Верзила Паули все еще танцевал, глядя себе под ноги. Меж тем на экране появилось ухмыляющееся лицо Дилео. «Ну что, умник, прием?» Появление на экране убитого агента заставило Верзилу Паули отказаться от отбивания ритма руками, вместо этого он начал, по-прежнему танцуя, но уже пристально глядя на экран, что-то мурлыкать себе под нос. А на экране между тем четверо мужчин выходили из 1102-го номера. Кац слез со стола, выключил видеомагнитофон, достал аудиокассету и вставил ее в высококачественный магнитофон японского производства.
— У Леви был передатчик, замаскированный под авторучку, — пояснил он, после чего нажал кнопку пуска.
Бурке прекратил танцевать и провел пятерней по седым волосам. В кабинете сейчас слышался шум шагов вниз по лестнице, вслед за тем — глухой кашель автоматического пистолета с глушителем и грохот падающего чего-то тяжелого. Потом умоляющий голос: «Нам сказали, что с ними можно иметь дело».
Кац выключил магнитофон, не дожидаясь, когда раздастся истерический крик: «Скорую»! Нужно вызвать «скорую»! Поглядев на своего начальника, он заметил:
— Убийца, должно быть, воспользовался лифтом, спустился в холл и преспокойно вышел на улицу.
Верзила Паули сошел с танцевальной доски и удалился в ванную. Отливая, он бросил Кацу через открытую дверь:
— А что насчет тех «духов», которые несли службу наблюдения вокруг гостиницы?
— Их сейчас самым тщательным образом опрашивают. Кто-нибудь из них, возможно, способен опознать человека, вышедшего из отеля, как убийцу.
Помывшись и растеревшись полотенцем, Бурке покинул крошечную ванную, достал из ящика письменного стола чистую майку, надел ее через голову. Подошел к дивану, уселся и, обводя усталым взглядом кабинет, принялся расшнуровывать бальные туфли.