– Я думал, вы, мойры, выглядите старше, – небрежно произнес он.
Альма скривила губы. Его слова были для нее пустым звуком. И ей хотелось сделать так, чтобы он замолчал, желательно навечно.
Многие люди и вправду представляли богинь старушками, сидящими возле нитей судьбы. Они никогда не видели их, лишь знали, что они существуют, на этом их скудные познания о мойрах заканчивались.
Но Альма была уверена, что Демьян, призвавший ее, знает намного больше. Девушка ему не доверяла. Единственное, что она могла испытывать к нему, – это презрение и жалость.
Все люди замерли, смотря на нее. Альма слышала звуки их прерывистого дыхания, стук сердец. Она ощущала жизнь абсолютно каждого в этом помещении, буквально видела ниточки, из которых были сплетены их судьбы.
Так как Альма была третьей сестрой, последней мойрой, то обладала особым инструментом – ножницами, обрезающими судьбы. Разрыв нити судьбы означал смерть. У каждой сестры был свой инструмент. У самой первой мойры, Лахелис, – весы. Ее прозвали «дающая жребий» или «начинающая жизнь», еще до рождения человека. Вторая сестра, Нона, владела веретеном и пряла нити судьбы своими руками. Ее называли «прядущая». И была последняя из сестер – Атропос – «неотвратимая», или Альма, как ласково называли ее сестры. Она владела ножницами и обрезала ими нити, к которым прикасалась.
Стоя сейчас перед людьми, Альма хотела задушить их в собственных нитях и закончить их жалкое существование.
– Зачем вы призвали мойру? – проигнорировав слова смертного, спросила Альма, сжимая зубы. – Зачем вы призвали меня?
Взгляды людей метались с нее на эринию, словно хотели убедиться, что он все еще держит цепи. Присутствие мойры внушало страх, но Альма была скована. Куда страшнее казался тот, кто держал ее оковы и сам находился на свободе, обладая не меньшей силой.
Альма понимала, почему Демьяну нужно было присутствие эринии. Чтобы тот удерживал ее в проклятых цепях. Он единственный, кто мог сделать это. Но девушка не понимала самого эринию. Зачем ему все это?
– Чтобы ты обрезала нити судьбы.
Альма прыснула от смеха, не скрывая его. Смех отдавался эхом от голых стен. Мойра практически заливалась им. Ее глаза наполнились водой, прежде она не ощущала подобного.
– С радостью оборву твои, – ответила она, когда смех прекратился и в глазах вместо влаги разгорелся пожар ярости.
Человеческий язык, как оказалось, давался ей проще и быстрее, чем она на то рассчитывала.
Один из стражников повернулся к Альме и пригрозил ей пистолетом.
– Относись к нашему господину с уважением! – рявкнул он, потеряв всякий страх.
Но стоило девушке лишь посмотреть на него сквозь все еще мешающие ей волосы, как он попятился.
– Все хорошо! – встрял Демьян, защищая бездумного храбреца.
Эриния внушал девушке беспокойство, держа ее на привязи и ограничивая силу, Альма знала, что с ним нужно быть осторожнее. До тех пор, пока они находились не в равном положении. А вот человека, которого все принимали за главного, и его прихвостней она не боялась ни капли.
Люди думали, что богини судьбы вольны распоряжаться их жизнями, создавать, контролировать и отнимать их по своей воле. Но это никогда не было правдой. Все, что могли делать мойры, – это следить за процессом. Когда наступал нужный момент, одна из сестер чувствовала, что скоро появится новая жизнь. Лахелис предавала ее Ноне, и та пряла судьбу, следя, чтобы все прошло гладко. Нить не должна была застрять, запутаться или порваться раньше назначенного времени, а когда оно наконец наступало, Альма разрезала нити жизни. Ни одна из сестер не контролировала судьбы людей, они только наблюдали за ними и делали то, что предопределено.
Альма единственная из сестер могла заканчивать жизнь смертных, но она никогда так опрометчиво не поступит по чьей-то просьбе. Ни одна мойра не поступила бы на ее месте подобным образом.
– Я не смогу дать тебе того, что ты хочешь, – ответила Альма Демьяну. – Если ты желаешь чьей-то смерти, убей его сам, и в отведенный час я разорву нити судьбы этого человека. Но не проси меня сделать это раньше времени.
– Я на твоем месте подумал бы получше. – Демьян кивнул в сторону эринии.
Взгляд Альмы снова невольно переместился на посланника смерти. Эриния стоял словно статуя, не двигаясь, не дыша. То, что он жив, мойра знала лишь благодаря своей силе, а не наблюдению.
Мойры были не вечны. Одни сестры сменяли других. Как и остальным божествам, им было свойственно перерождаться. Мойры не были полностью неуязвимы или наделены бессмертием. Их жизнь длилась веками, но в конечном счете мойры уходили, и на их месте появлялись другие, продолжая их работу. Поэтому их души, как и души людей, забирал Танатос. А иногда кто-то из помощников эриний. Но они служили лишь посредниками и не могли действовать самовольно, выбирая душу.
За маской Альме было сложно прочитать его эмоции. Но от него по спине девушки пробегал холодок. Она знала, что он тут неспроста и не только, чтобы удерживать ее и без того прочные цепи. Он здесь, чтобы убить ее, если она откажется.
А если умрет одна мойра, за ней последуют и остальные две.
Альма не понимала, почему эриния пошел на такую сделку, еще и с каким-то человеком. Посланник смерти рисковал вечностью в аду за такой проступок. Уклонения от приказа всегда карались, поэтому в мире существовал баланс и люди умирали лишь в назначенное время.
– Кого ты хочешь, чтобы я убила? – Альме не было до этого дела, и ее не волновали желания человека перед ней, но ей нужно было придумать план и для того растянуть время настолько, насколько это было возможным в ее положении.
– Молодец, – довольно отозвался смертный, уголки его губ растянулись в улыбке. – Мне больших трудов стоило заставить отца дать согласие на мой план.
Альма стояла и молча дожидалась его ответа.
– Для начала я хочу проверить, как работает твоя сила.
– Ты хочешь, чтобы я убила невинного человека?
– Перед тем как идти к главной цели, я должен убедиться, что ты и вправду способна оборвать нити жизни, даже будучи среди людей, а не вместе со своими сестрами.
Девушке хотелось накинуться на него и испытать свои ножницы на нем. Но посланник смерти неожиданно вовремя оказался подле нее, намного ближе, чем был до этого. Его рука легла на плечо Альмы, будто останавливая от бездумного поступка. Он ее предупредил. Безмолвно.
Альма тяжело вздохнула, подавляя внутреннюю ярость.
– Кто будет первым на очереди?
Девушка видела по выражению лица Демьяна, что ответ его полностью устроил. Но только она солгала ему и не собиралась помогать смертному в его глупых планах.
Она рассчитывала сбежать.
– Лесной олень? – удивилась Альма впервые за несколько веков своей жизни, когда Демьян и стражники вывели ее из помещения в густой лес.
Альма увидела мир людей, но не пожелала его тщательно рассматривать, ей этого и не позволили. Над ее головой было непривычно темное небо. Никаких звезд, никакого света. Одна темнота вокруг и кучка смертных, в чьих руках горел огонь.
Все остальные, человек шесть или чуть больше, следовали на расстоянии. К Альме осмеливался приближаться только Демьян.
Его самомнение не знает границ.
Мужчина уловил ее взгляд, внимательно изучающий его.
– Я не такой плохой человек, как ты думаешь. Необязательно убивать людей, чтобы проверить работу твоих ножниц. Животное тоже сойдет.
Демьян добродушно пожал плечами. Стражники теперь занимались тем, что пытались удержать оленя в веревках. Персональная охрана, которая была приставлена к мойре, все еще находилась возле нее.
Альма задумалась о том, что животное того не заслужило, она не отбирала жизни у зверей, только у людей или других существ, имеющих судьбу. Пусть третья мойра и владела ножницами, она не могла использовать их как угодно. Стоит повредить или разрезать нити судьбы раньше срока, и богиня судьбы понесет наказание за нарушение жизненного баланса.
Потому что существовал закон: жизнь в обмен на жизнь.
Альма испытывала непривычные ощущения, ее ступни касались земли. Было холодно и неприятно, маленькие камушки и веточки то и дело царапали кожу, образовывая ранки. Они быстро заживали, не давая крови выйти наружу, но прежде Альма еще никогда не ранилась. Девушка переступала с ноги на ногу, но это не помогало.
И все-таки мир людей ей не нравился.
Демьян приказал эринии отпустить ее. Тот нерешительно разжал пальцы, удерживающие цепи. Посланник смерти явно был против свободы Альмы, но приказ не решался оспорить. По крайней мере, так казалось со стороны.
Это была его ошибка. Но девушка пыталась не проявлять эмоции. Почему-то в мире людей они обострились. Альма не помнила, когда в последний раз ощущала злобу, радость или восхищение. Внутри нее будто что-то ожило, и это ей не нравилось. Обычно то, что люди называли эмоциями и чувствами, портило их судьбы. Альма не раз видела, как кто-то из смертных век за веком обрывал себе жизнь из-за горя или потери.
Альма провела рукой по воздуху. Немногочисленные зрители, приглашенные на представление, старались держаться в стороне, их интерес уступал страху. Глаза смертных внимательно следили за каждым ее действием. Казалось, будто они переставали дышать, стоило Альме сделать хотя бы мимолетное движение или просто моргнуть. Несмотря на ее кандалы, Альма оставалась мойрой, обрывающей судьбы.
– Не медли, Призванная, – велел ей Демьян. – И запомни: попытаешься сбежать – он тебя поймает, где бы ты ни была.
Оскалившись, человек кивнул в сторону посланника смерти.
Сжав губы в тонкую линию, Альма поборола в себе желание воткнуть острые ножницы в его артерию и наслаждаться теплотой крови. Девушка заставила себя успокоиться и мысленно пообещала при удобном случае если не оборвать его нити, так точно причинить ему такую же боль, какую он пытался причинить ей.
Альма ощутила, как с ее рук спали оковы. Она хотела потереть затекшее запястье, все-таки это тело приносило ей немало неудобств, но понимала, что любое ее движение находится под пристальным вниманием.