тельствовала о гармонии Бай Дасин с природой, она как бы возвышала её над всем, всё ей казалось сказочно преувеличенным, и это её пугало.
Незаметно прошло полгода, как Бай Дасин познакомилась с Ся Синем. Как и в случае с Го Хуном и Гуань Пэнъюем, она устроила Ся Синю праздник по случаю его дня рождения. Как легко Бай Дасин всё забывала, проявляя своё упрямство. Никто не мог понять, почему она с таким постоянством пыталась одним и тем же способом завоевать сердце мужчины. Инициатива, как и в предыдущие разы, исходила от неё. Он согласился и произнёс историческую фразу: «Ты такая хорошая». У Бай Дасин возникло предчувствие, что сегодняшний вечер должен стать для неё крайне важным. Она решила создать образ податливой, понятливой женщины без предрассудков, но когда дошло до дела, засуетилась ещё больше, чем раньше, забыв, где хозяин, а где гость. Может, именно слова «Ты такая хорошая» сбили её с толку.
Была суббота. Бай Дасин потратила чуть ли не целый день, чтобы выбрать, что на себя надеть. Примеряя на себе одежду, она вывернула всё из чемоданов и ящиков. Надеть что-то новое ей казалось слишком вычурным; что-то из старого опять же не соответствовало настроению; одеться скромно — Ся Синю это покажется старомодным; если надеть что-нибудь яркое, то это может подпортить представление о её моральных качествах и нравственности. Она копалась в куче одежды, трясла, бросала её и злилась на себя. В конце концов она приняла решение пойти и купить что-то готовое. Такие магазины, как «Яньша» и «Сайтэ» были слишком далеко, и ехать туда было бесполезно. Ближе всего находился пассаж «Сидань», и она отправилась туда. Бай Дасин успокоилась только тогда, когда выбрала джемпер с красной и чёрной искрой, посчитав, что он удобный и не выглядит банально, экстравагантный, но достаточно спокойный. Во всяком случае, и чёрный, и красный — цвета классические. Когда же она надела его и дома посмотрела на себя в зеркало, то пришла в ужас, так как стала похожа на «пёстрый паланкин». Вот-вот уже должен был появиться Ся Синь, а стол ещё не был накрыт. Она сняла с себя джемпер и поспешила к холодильнику, чтобы достать торт и овощное ассорти, которое приготовила накануне. Коробка случайно выскользнула из рук и, перевернувшись, оказалась у неё на ноге, испачкав новые матерчатые тапочки. Что с ней случилось, что произошло? Будто с ума сошла.
Её спасло то, что уже стояло на столе. Тут только она заметила, что носится по квартире в одном лифчике. Она наклонила голову и глянула на свою грудь. Ей всегда было неловко, что у неё такая грудь. Её нельзя было характеризовать словами «большая» или «маленькая». Форма груди носила неясные очертания: так, два каких-то расплывшихся бугорочка. На первый взгляд, бюст вроде бы даже выделялся, но присмотревшись, она поняла, что там, похоже, вообще ничего нет. Всё это заставило её снова обратить внимание на свою внешность. Бай Дасин снова порылась в куче одежды, вытянула из неё свободную блузу и нацепила на себя.
В тот вечер Ся Синь съел много торта, а Бай Дасин выпила много вина. Атмосфера была прекрасная, но подвыпившая Бай Дасин внезапно нарушила своё намерение «быть сдержанной и спокойной», она не хотела, чтобы эта спокойная атмосфера продолжалась. Её тревога, её усталость, её непонятные (неизвестно откуда взявшиеся) мечты и надежды, её желание быть любимой, которое возникло ещё тогда, когда ей было десять лет, в одно мгновение с грохотом и яркой вспышкой вырвались на свободу. Она стала просить, чтобы Ся Синь что-нибудь сказал. Действовала она неуклюже, будто оказывая на него давление. Как будто вознаграждением за этот день рождения должно было быть безотлагательное выражение его эмоций по этому поводу. Ей не пришло в голову, что, поступая так, она уже не сможет сделать шаг назад.
«Скажи что-нибудь, — произнесла Бай Дасин, — о чём-то ведь надо поговорить». Ся Синь ответил: «У меня такое ощущение, такое ощущение, что, возможно, в моей жизни ты есть тот человек, которого я хотел бы поблагодарить больше всего». Бай Дасин тут же спросила: «А ещё?» Ся Синь продолжил: «Правда, я тебе особо благодарен». Его слова звучали искренно, но почему-то в них всё же сквозила нотка печали, что было не к добру. Бай Дасин продолжала допытываться: «Что, разве, кроме благодарности, тебе и сказать больше нечего?» Ся Синь помолчал некоторое время. Вообще-то он не собирался в свой день рождения решать какие-то проблемы.
Ему было давно ясно, к чему она клонит. Первоначально он тоже собирался поговорить о том, как он видит перспективы их взаимоотношений, не сегодня, так завтра, послезавтра… Но пришлось обсуждать этот вопрос сегодня. И он заговорил без остановки, глотая слова. Он сказал, что его отношения с Бай Дасин не могут иметь продолжения. Один факт оставил глубокий след в его памяти. В тот день, он пришёл к ней ужинать, Бай Дасин готовила что-то на сковородке. Зазвонил телефон. Тут что-то чадит, шипит масло, а она там ведёт неспешный разговор по телефону, болтая о чём-то. Сковородка уже пылает, а она не кладёт трубку. Кончилось тем, что от дыма и копоти почернела часть стены и чуть не загорелся потолок. Ся Синь сказал, что он не может понять, почему Бай Дасин не сказала человеку, что у неё на огне стоит сковородка, да и звонок был не ахти какой важный. Она могла сначала выключить газ, а потом уж болтать. Но она этого не сделала, а хотела говорить по телефону и держать одновременно сковороду на огне. Ся Синь сказал, что такой образ жизни его не устраивает… Бай Дасин перебила его, сказав, что тот случай был всего лишь её оплошностью. Ся Синь сказал, что пусть это так, но он всё равно не выдержит таких оплошностей. И ещё. Когда Бай Дасин с ним была ещё мало знакома, она хотела одолжить ему десять тысяч юаней на создание химико-технологического завода. А если бы он был плохим человеком и обманул её? Он не может понять, как она могла так доверять незнакомому мужчине…
Ся Синь уже не мог остановиться. Всё, о чём он говорил, были голые факты. Его слова были жестокими и беспощадными, но в них была правда. Как это он, мужчина, у которого нет даже постоянного места работы, мужчина, который едва может себя содержать, мужчина, который сидит у Бай Дасин и с чувством собственной правоты ест праздничный торт, который купила ему Бай Дасин, смеет её в чём-то упрекать? Несчастная Бай Дасин, не желая трезво смотреть на вещи, с упорством твердила: «Я могу исправиться, могу исправиться!»
Такой разговор не мог привести к свадьбе. После своего дня рождения Ся Синь оставил Бай Дасин. Она заплакала и сгоряча крикнула ему вдогонку: «Ну и уходи! Вообще-то я хотела тебе сказать, что переулок наш скоро снесут и за мои две комнаты в старом доме мне дадут по крайней мере квартиру из трёх комнат. Три комнаты!» Ся Синь не обернулся. Умные мужчины в таких случаях не оборачиваются. Она разволновалась ещё больше: «Ну и уходи! Никогда ты не найдёшь такого хорошего человека, как я! Слышишь, нет? Ты никогда больше не найдёшь такую!» Ся Синь обернулся и сказал: «На самом деле я боялся именно этого. Возможно, и не найду». И это была чистая правда, но он всё равно ушёл. Стремление любым способом вернуть его только ускорило его уход. Он не был ей ничего должен. Он не мог считаться покупателем, который решил что-нибудь купить, но передумал. Он также не был похож на покупателя, который взял что-то и не заплатил. Он даже руки её не коснулся.
Долгое время Бай Дасин не убирала со стола и не стелила постель. Торт, который они не доели, испортился, но продолжал стоять на столе. Рядом с ним пылились два грязных засаленных бокала из-под вина. Во внутренней комнате на кровати так и валялась груда одежды, которую Бай Дасин вытащила из шкафа. Возвращаясь вечером с работы, она бросалась на эту груду одежды и засыпала. Однажды в переулок пришёл Бай Дамин, чтобы повидать сестру. Войдя в ворота, он позвал: «Сестрица, ты где?»
VII
Бай Дамина взволновало душевное состояние сестры, но он не стал по этому поводу сильно тревожиться. Он понимал свою сестру и знал, что она вскоре придёт в себя. Состояние Бай Дасин на тот момент оказалось неким незначительным препятствием, помешавшим ему начать разговор. А пришёл он в связи с тем, что переулок Фумахутун должны были вскоре снести.
К тому времени Бай Дамин уже женился. Его жена Мими преподавала в педучилище музыку. Их познакомила Бай Дасин. После женитьбы Бай Дамин не стал покидать дом своих родителей, так как надежды получить жильё с места работы у них не было. Мими прилагала все усилия, чтобы наладить добрые отношения со свекровью. И хотя такая модель совместного проживания вызывала у Мими дискомфорт, реальность оставалась реальностью, и она уже прикинула, что когда появится ребёнок, он автоматически попадёт под опеку ушедшей на пенсию свекрови. А ей и Бай Дамину, приходя с работы, не нужно будет готовить ужин. Всё это было заранее продумано, но особой радости не вызывало.
Если бы Бай Дамин и Мими не услышали о том, что переулок скоро должны снести, они ещё долго бы жили у родителей. Мими уже приобрела опыт и научилась ладить со свекровью. И вот было решено снести переулок. Причём информация об этом была совершенно достоверной. Бай Дасин уже получила извещение о том, что за такое жильё, как у неё, можно получить трёхкомнатную квартиру с газом и отоплением в пределах четвёртого кольца. В какой-то момент всё в переулке закружилось, завертелось, слышались голоса радости и сожаления. Большинство переезжать не хотело, люди не желали расставаться с элитным районом Пекина, где прожили всю свою жизнь. Бабушка Чжао с девятого двора, у которой и зубов-то уже не осталось, жаловалась Бай Дасин: «Всю жизнь считалась пекинкой, а на старости лет решили меня из Пекина выставить». Бай Дасин уверяла её, что четвёртое кольцо — это тоже Пекин, на что бабушка Чжао отвечала: «Ну да! Городок Шуньи тоже считается Пекином!»
Господин Цзянь с третьего двора каждому встречному рассказывал, что его семья должна получить четырёхкомнатную квартиру в первом подъезде, и что этаж он будет выбирать сам. А что, спрашивается, я буду делать с деревцами в моём дворике? Моя сирень, моя китайская яблоня. Я хочу спросить, не посадят ли они их у меня на этаже! Господин Цзянь качал седой головой, проявляя свои мелкобуржуазные замашки.