Последний же — представляет собой абсолютно абстрактную экспликацию полового импульса, его морально-психологическое оправдание в мире условностей. И можно сказать, что концепция "инстинкта размножения" как неотъемлемо присущего человеку — лишена всякого основания. У человека "инстинкт" и сознательное деяние нераздельны. Но как содержимого сознания, инстинкта размножения не существует, момент "воспроизведения" не фигурирует вовсе не только в половом желании как переживании, как опыте, но и в его развитии как собственно желания. Знание того, что половое желание и эротизм, особенно когда они ведут к единению мужчины с женщиной и могут дать место рождению нового существа — есть знание а posteriori[20]. Никто не занимается любовью специально чтобы родить. Рождение ребенка — одно из возможных последствий любви.
В подтверждение выше сказанного приведем известный факт, что в некоторых "первобытных" народах рождение нового человека приписывают случаям и причинам, не имеющим какой бы то ни было связи с половым союзом. Клагес пишет об этом так: "Это заблуждение, это заведомая фальсификация — называть инстинкт размножения инстинктом половым. Размножение — возможное следствие половой активности, но оно не является источником собственно полового возбуждения. Животным это неизвестно — только человеку дано это знать"[21]. Клагес показывает, что инстинкт совершенно не самостоятелен; вряд ли мужчина специально ищет случая оплодотворить свою возлюбленную. И он делает характерное замечание: "Если хотите, попробуйте сопоставить фактор "воспроизводительности" с теми, кого обыкновенно воспринимают как высшую модель человеческой любви, с великими образами влюбленных в истории и в искусстве: Тристаном и Изольдой, Ромео и Джульеттой, Паоло и Франческой и другими. Попробуйте представить их в ситуации "хэппи энда", с дитятей, а то и с целым выводком ребятни, так сказать, по завершении дней". Кстати, что касается влюбленной пары, которая никогда не имела детей, один из персонажей Барбе д'Орвильи говорит: "Они слишком любят друг друга, огонь же только пожирает, истребляет, но не творит"[22]. Одну женщину спросили, не грустно ли ей без детей, а она ответила, что и не хочет их: "Дети годятся только для женщин несчастных".
Кто-то насмешливо заметил: "Адам! Просыпаясь в присутствии Евы, не вопи, как тот современный сенатор, изрекший: "Вот мать моих сыновей, жрица моего очага". И даже если желание иметь потомство лежит в основании отношений между мужчиной и женщиной, то только из соображений рассудочно-социальных. И желание это не имеет ничего общего с метафизическим аспектом пола. Даже если мужчина и женщина заключают брак с целью иметь потомство, мысль эта вовсе не преследует их собственно во время половой близости, как и не она, конечно, источник их восторга в этот момент[23]. Возможно, конечно, завтра будет иначе. В угоду общественной морали, в особенности католической, изобретут искусственное оплодотворение или же попытаются медицински устранить сам факт эротического восторга. Но тогда исчезнет и понятие полового влечения. Пока что все-таки притяжение полов остается событием высшей значимости — со всей его мистериальностью и метафизикой, с непреодолимым побуждением к единению и обладанию, в котором смутно и пока еще неопределенно проступают иные измерения. Но о них — после. Пока что нам надо ясно понять, что стремление к "размножению" не есть факт сознания.
Кое-какие верные наблюдения по этому поводу сделал В. Соловьев. Он заметил ошибку тех, кто как раз думает, что raisond'etre[24] половой любви — продолжение рода; любовь-де служит лишь средством. Большинство организмов как животного, так и растительного мира размножаются бесполым путем. Секс вмешивается в размножение не организмов вообще, а организмов высших. Вот почему "смысл половой дифференциации" и соответственно половой любви следует искать не в идее жизни рода и его продолжения, но единственно в идее "высшего организма". Более того: "Чем выше поднимаемся мы по лестнице организмов, тем сила размножения становится меньше, а сила влечения, напротив, больше… Наконец, у человека сравнительно со всем животным миром размножение совершается в наименьших размерах, а половая любовь достигает наибольшего значения и высочайшей силы… Отсюда явствует: половая любовь и продолжение рода находятся между собой в обратном отношении; чем сильнее одно, тем слабее другое." В обоснование этих двух крайностей животной жизни Соловьев указывал, что если в низшем пределе мы находим только размножение, воспроизведение, без всякой половой любви, то в высшем пределе, на вершине, во всех ее страстных проявлениях мы обнаруживаем половую любовь, которая возможна лишь в результате полного, воспроизводства, согласно с отмеченным выше[25]'. А вот другой автор: "Половая страсть допускает в себе почти всегда извращение инстинкта… иными словами, на деле, в ней почти всегда избегают того, что называется родовоспроизводством"[26]'. Это значит, что "речь идет о двух разных явлениях, одно из которых не может быть представлено орудием или средством другого"[27]'. В своих высших, типических формах проявления эрос имеет неизъяснимое свойство: он совершенно не зависит от каких-либо материальных потребностей и даже просто от физической любви.
6. Миф о "гении рода"
В Новое время одну из редких попыток обозначить контуры метафизики пола предпринял Шопенгауэр. Однако и эта попытка основана на двусмысленности. Чтобы сохранить идею о том, будто зачатие является первичной целью любви, Шопенгауэру пришлось допустить существование некоего мифического "гения рода". Его призвание — способствовать пробуждению тяготения между полами и таинственным образом предопределять тот или иной сексуальный выбор, без ведома на то индивидов, вводя их в заблуждение, да и просто используя как орудия. "Как только родился ребенок, — говорит Шопенгауэр, — тут-то и истинный конец всякому любовному роману, даже если участники его не имеют об этом никакого понятия: каким образом цель достигнута — это уже вещь второстепенная"[28]'. Особой целью является рождение такого нового существа, которое наиболее близко к чистому типу совершенного рода и достаточно способно к выживанию; таким образом, "гений рода" подводит всякого мужчину к избранию женщины, наиболее способной к осуществлению конечной биологической цели именно данного рода. Только особо предопределенная "гением рода" женщина представляется мужчине как идеал, облеченный ореолом красоты; она может возжечь огонь страсти, пробудить предвкушение удовольствия, сущности всякого блага, смысла жизни. "Лучшее для рода находится там, где индивиду случается обнаружить максимум удовольствий". Очевидно, что и женская красота, и "удовольствие" — иллюзии, механизмы, при помощи которых "гений рода" овладевает человеком. "Вот почему, — добавляет Шопенгауэр, — каждый любовник после окончательного достижения своей цели, иными словами, после полового удовлетворения, испытывает чувство разочарования: ибо иллюзии, которыми прельщал и обманывал "гений рода", рассеялись."[29]'
Кое-что из этого круга идей нам понадобится. Но в сущности, речь идет о "боковой ветке" того же дарвинизма с характерными для последнего односторонностью и отвлеченностью. Механизм биологической целенаправленности следует признать совершенно бессознательным, как это виртуозно проделал Э. фон Гартман, приводя теории Шопенгауэра к большей ясности. Ведь влечение к женщине (или наоборот), обладающей подходящим биопотенциалом для продолжения рода, действительно бессознательно. Подчеркнем вновь — никто сознательно при этом не стремится зачать. В минуты притяжения и флюидного экстаза о продолжении рода не думают. И даже если принять идею о "гении рода", проблема сексуального выбора окажется гораздо сложнее, чем это могли представить себе приверженцы теории "естественного отбора". Как ни грубо подобное сравнение, в жизни пола проявляется нечто подобное тому, что происходит в области гастрономической. Человек, если он не совсем примитивен, ест не то, что ему полезно, но то, что вкусно, вопреки, так сказать, "мнению" организма, и не потому, что он "испорчен", а потому, что такова человеческая природа.
Это все, конечно, поверхностно. Можно вспомнить множество случаев, когда интенсивное притяжение, "фатальное" даже, возникало между существами, мало пригодными для продления рода. Вот почему даже сдвинутый в бессознательное шопенгауэровский импульс является или очень относительным, или попросту несуществующим. Имеется же нечто другое: следуя вышеозначенной биологической теории "целеполагания", мы должны были бы обнаружить ограниченную, умеренную сексуальность у менее благородных особей рода человеческого, тогда как совсем наоборот — именно у них она не имеет границ, и как следствие они наиболее плодовиты. И ради справедливости нужно сказать, что "гений рода" со всем своим скрытым коварством и кознями — довольно-таки неразумен, и ему следовало бы поучиться в школе, ведь мы же отлично видим, что, благодаря физической любви, землю нашу населяют главным образом субпродукты человеческого рода. Но и это не все. Генетика утверждает, что психосоматические свойства зависят от определенной комбинации половых хромосом обоих родителей. Хромосомы же эти являются носителями сложной наследственности, которая может не проявиться вовсе в фенотипе родителей. Получается, что не красота, телосложение, сила, здоровье и тому подобное являются определяющими в половом и биологическом выборе, но "гений рода" порождает влечение мужчины к той женщине, которая обладает самыми подходящими и "способными" хромосомами. По-видимому, это абсурд. Кроме того, наверное, после оплодотворения следовало бы определить,