ДЖЕЙ: Вам дискомфортно говорить о Рике в таком контексте.
ЛИНОР: В каком контексте? Нет никакого контекста. Контекст подразумевает, будто есть что-то большее. Сейчас ясно одно: в тщательно продолбанной жизни, где и так не было чего-то большего, теперь этого большего еще меньше.
ДЖЕЙ: То есть женщина беспокоится, что в ее жизни нет «чего-то большого».
ЛИНОР: Идите в пень.
Д-р Джей делает паузу. Линор Бидсман делает паузу.
ДЖЕЙ: И все-таки интересно.
ЛИНОР: Что?
ДЖЕЙ: Вам не кажется? Вам не кажется, что это довольно интересная ситуация? Набор ситуаций?
ЛИНОР: В смысле?
ДЖЕЙ: Смысла очень мало. Если только кое-кто не хочет почувствовать себя хреново, используя ваше прилагательное, так как недостаточно «контролирует» свою жизнь, правда, мы, конечно, признаем без обиняков, до сих пор не сумели удовлетворительно объяснить, что имеем под этим в виду, верно же?..
ЛИНОР: Боже, множественное время, неужто.
ДЖЕЙ: …А значит, этой кое-кому хоть в какой-то мере желательно оказаться бессильно вовлеченной скорее в интересную ситуацию, чем в скучную, разве не так?
ЛИНОР: Интересную кому?
ДЖЕЙ: А. Вас это волнует.
ЛИНОР: Меня это более чем волнует.
ДЖЕЙ: Я чую прорыв, не стану скрывать. В воздухе запахло прорывом.
ЛИНОР: Я думаю, это моя подмышка. Я думаю, мне нужно в душ.
ДЖЕЙ: Прятаться под юбками симптомов нечестно. Если я говорю, что чую прорыв, значит, я чую прорыв.
ЛИНОР: Вы всегда говорите, что чуете прорыв. Вы говорите, что чуете прорыв, почти каждый раз, когда я здесь. Думаю, вы каждым утром первым делом смазываете ноздри густым слоем прорыва. Что это значит, кстати говоря, – прорыв?
ДЖЕЙ: Скажите вы мне.
ЛИНОР: Пристяжные ремни на кресле – они не пациентов на гусеницах защищают, да? Они защищают ваше горло от неожиданной атаки где-то по тридцать раз в день, верно?
ДЖЕЙ: Вы злитесь.
ЛИНОР: Я хренею. Чистое, никем не навязанное охренение. Интересную – кому?
ДЖЕЙ: Кого она могла бы заинтересовать?
ЛИНОР: А эта фигня что значит?
ДЖЕЙ: Прорывом пахнет уже не так сильно.
ЛИНОР: Ну слушьте.
ДЖЕЙ: Да?
ЛИНОР: Предположим, Бабуля вполне убедительно говорит мне, что в моей жизни реально есть только то, что может быть о ней сказано?
ДЖЕЙ: А эта фигня что значит?
ЛИНОР: Вы злитесь.
ДЖЕЙ: У меня есть, вы знаете, кнопка катапультирования. Я нажму кнопку под этим ящиком, вот здесь, и вы с криком катапультируетесь в озеро.
ЛИНОР: Вы, наверно, худший психотерапевт всех времен и народов. Почему вы никогда не даете мне продолжить мысль?
ДЖЕЙ: Простите.
ЛИНОР: Что, я для этого здесь, да? Для этого я плачу вам примерно две трети всего, что зарабатываю, да?
ДЖЕЙ: Я польщен и пристыжен, одновременно. Вернемся к бабушке и жизни, которую рассказывают, а не живут.
ЛИНОР: Верно.
ДЖЕЙ: Верно.
ЛИНОР: Так что это значит?
ДЖЕЙ: Самым искренним образом прошу, скажите мне.
ЛИНОР: Ну, понимаете, кажется, дело не совсем в том, что жизнь рассказывают, а не проживают; скорее речь о том, что житье и есть рассказывание, и со мной не происходит ничего, о чем не рассказывают или о чем нельзя рассказать, и, если так, в чем разница, зачем вообще жить?
ДЖЕЙ: Я правда не понимаю.
ЛИНОР: Может, это просто бессмыслица. Может, это просто абсолютно иррационально и глупо.
ДЖЕЙ: Но, очевидно, вас это беспокоит.
ЛИНОР: Вы весьма проницательны. Если во мне нет ничего, кроме того, что обо мне можно сказать, что отличает меня от той женщины в истории, которую прислали Рику, ну, женщины, которая ест нездоровую пищу, набирает вес и во сне расплющивает ребенка? Уже ничего не отличает. И то же самое со мной, вроде как. Бабуля говорит, что хочет показать мне, будто жизнь есть слова и больше ничего. Бабуля говорит, слова могут убивать и созидать. Вообще всё.
ДЖЕЙ: Звучит так, будто у Бабули перепутались шарики и ролики.
ЛИНОР: Ну нет же. Она не сумасшедшая и точно не глупая. Просто учтите. И еще, штука вот в чем: если она воздействует на меня словами, если она может заставить меня вот так себя чувствовать, и воспринимать мою жизнь как весьма продолбанную и лишенную чего-то большего, и сомневаться в том, являюсь ли я собой, если я вообще есть, как бы дико это ни звучало, если она делает все это, просто говоря со мной, просто словами, что это говорит о словах?
ДЖЕЙ: «…Сказала она, используя слова».
ЛИНОР: Ну так именно. То-то и оно. Линор согласилась бы на все сто. Вот почему меня иногда бесит, что Рик все время хочет говорить. Говорить-говорить-говорить. Рассказывать-рассказывать-рассказывать. Когда он рассказывает истории, так хоть без обмана и ясно, где история, а где нет, верно?
ДЖЕЙ: Чую запах.
ЛИНОР: Думаю, отвергать теорию подмышки вот так с порога не стоит.
ДЖЕЙ: История без обмана, а жизнь нет?
ЛИНОР: История кажется честнее, почему-то.
ДЖЕЙ: Честнее – значит ближе к истине?
ЛИНОР: Чую ловушку.
ДЖЕЙ: А я чую прорыв. Истина в том, что нет никакой разницы между жизнью и историей? Но жизнь притворяется чем-то бо́льшим? Но на деле она не больше?
ЛИНОР: Я бы убила ради душа.
ДЖЕЙ: Что я говорил? Что я говорил? Я говорил, что гигиеническая тревожность – это что?
ЛИНОР: Согласно кому?
ДЖЕЙ: Я могу вас катапультировать. Не сбивайте меня настолько неприкрыто. Согласно мне и моему истинно великому учителю, Олафу Блентнеру, первопроходцу в области исследований гигиенической тревожности…
ЛИНОР: Гигиеническая тревожность есть идентичностная тревожность.
ДЖЕЙ: Воняет прорывом – хоть топор вешай.
ЛИНОР: У меня бывали и расстройства пищеварения, так что не надо…
ДЖЕЙ: Заткнитесь. Иными словами, сравнение реальной жизни с историей заставляет вас чувствовать гигиеническую тревожность, она же тревожность идентичностная. Плюс то, что восхитительно милая и любезная Линор-старшая, чей кратковременный пикничок, надо сказать, вовсе не наполняет меня горем, индоктринирует вас утверждениями насчет слов и их внелингвистической действенности. Сложите два и два для меня, Линор.
ЛИНОР: Не угадали. Во-первых, Бабуля как раз о том, что нет никакой внелингвистической действенности – нет вообще ничего внелингвистического. И кроме того, что это за словечки такие – «индоктринирует», «действенность»? Которыми и Рик в меня все время бросается? Как выходит, что вы с Риком не просто всегда говорите мне одно и то же, но и одними и теми же словами? Вы спелись? Вы информируете его на мой счет? Поэтому он с абсолютно нетипичным равнодушием не спрашивает меня, что здесь происходит? Вы неэтичный психотерапевт? Вы всем обо всем рассказываете?
ДЖЕЙ: Теперь послушайте меня. Одно дело – проблема «ах-вы-сделали-мне-больно», но что за идея фикс, что люди о вас что-то рассказывают? Почему рассказывание лишает вас контроля?
ЛИНОР: Не знаю. Который час?
ДЖЕЙ: Вы чувствуете разницу между вашей жизнью и рассказыванием?
ЛИНОР: Может, чуточку водички из кувшинчика, в каждую подмышку, а?..
ДЖЕЙ: Ну?
ЛИНОР: Нет, наверно, нет.
ДЖЕЙ: Отчего же? Отчего же?
Линор Бидсман делает паузу.
ДЖЕЙ: Отчего же?
ЛИНОР: Какая тут может быть разница?
ДЖЕЙ: Говорите, пожалуйста.
ЛИНОР: Какая тут может быть разница?
ДЖЕЙ: Что?
ЛИНОР: Какая тут может быть разница?
ДЖЕЙ: Не верю. Блентнер крутил бы пируэты. Вы не чувствуете разницы?
ЛИНОР: Да, именно, но что значит «чувствуете»?
ДЖЕЙ: Запах кружит мне голову. Я не могу устоять. Простите, повяжу платок на нос.
ЛИНОР: Чудила.
ДЖЕЙ (приглушенно): Какая разница, как что определять? Вы не чувствуете разницы? Вы можете чувствовать жизнь так, как живете; кто может прочувствовать жизнь нездорово питающейся женщины из истории Рика?
ЛИНОР: Она может! Она!
ДЖЕЙ: Вы сбрендили?
ЛИНОР: Она может, если в истории сказано, что она – может. Верно? В истории сказано, что она, расплющив ребенка, горюет так ужасно, что грохается в кому, так что она как раз может.
ДЖЕЙ: Но это не настоящее.
ЛИНОР: Оно кажется таким же настоящим, каким, как сказано, является.
ДЖЕЙ: Может, это и правда ваша подмышка.
ЛИНОР: Всё, до свидания.
ДЖЕЙ: Подождите.
ЛИНОР: Жмите кнопку, чтоб кресло поехало, доктор Джей.
ДЖЕЙ: Иисусе.
ЛИНОР: Жизнь женщины – это история, и если в истории сказано: «Толстая красивая женщина была убеждена, что ее жизнь настоящая», – так оно и есть. Только она не знает, что ее жизнь – не ее. У этой жизни есть предлог. Что-то доказать, кого-то рассмешить, мало ли. Она даже не продукция – она дедукция. У нее есть предлог.
ДЖЕЙ: Чьи это предлоги? Предлог – типа «для кого-то это предлог»? Она обязана существованием рассказчику, кто бы он ни был?
ЛИНОР: Необязательно даже «для кого-то» – вот в чем штука. Рассказываемая история творит предлоги сама. Бабуля говорит, что любая история автоматически становится своего рода системой, контролирующей всех причастных.
ДЖЕЙ: Это как так?
ЛИНОР: Просто по определению. Каждая история создает, ограничивает и определяет.
ДЖЕЙ: У лажи есть особый аромат, вы замечали?
ЛИНОР: Толстая женщина не по-настоящему настоящая, она настоящая в той мере, в какой ее используют, и если она думает, что настоящая и ее не используют, то лишь по одной причине: система, которая ее дедуцирует и использует, по определению заставляет ее чувствовать себя настоящей, недедуцируемой и неиспользуемой.
ДЖЕЙ: И вы говорите мне, что вот так себя чувствуете?
ЛИНОР: Вы тупой. Это точно гарвардский диплом? Мне нужно идти. Дайте мне уйти, пожалуйста. Мне надо в туалет.
ДЖЕЙ: Приходите завтра.
ЛИНОР: У меня больше нет денег.
ДЖЕЙ: Приходите, как только у вас будут деньги. Я здесь, к вашим услугам. Попросите денег у Рика.
ЛИНОР: Дайте моему креслу ход, пожалуйста.