Кот, Гон и Сапун валялись по всей комнате, которую делили с Антихристом, недомогая в разной степени на солнышке, светившем теперь через большие окна западной стены, потому что в четыре Антихрист распахнул шторы, по предложению Линор, и солнечные лучи омыли комнату поздним жаром, высветив системы пыли, парившие в воздухе. Само светило в небе потихоньку спускалось по проволоке, опухая и воспаляясь, чтобы вскоре упасть за Центр искусства и вновь предать комнату холодной тьме. Упреждающее постукивание головы Кота об стену, увы, не смогло предотвратить вырождения ситуации в его уголке в весьма неприглядную.
Пока все это происходило, Линор с Антихристом гуляли на улице, и Линор подставляла под тепло большого светила и дуновения ветерка непросохшие волосы, а Ля-Ваш совершал остро необходимое ему упражнение. Они говорили, пока гуляли, сколько-то. Понадобилось немало времени, чтобы Линор и Ля-Ваш, причем Линор помогала Ля-Вашу, поднялись к Центру искусства, одолели меж корней деревьев и игроков в тарелки орбиту дворика и вышли на Мемориальный холм, чтобы глянуть на юг, на леса и птичьи заповедники за просторами спортивных площадок; сами площадки были покрыты крутящимися, гонимыми ветром струями воды из промышленных дождевателей, туман от их плюмажей полого стелился над мокрыми площадками и рябил цветами, когда солнце, приопускаясь, до него дотрагивалось, а крошечные, согнанные ветром брызги мигрировали на север и нежно испещрили веки и губы Линор, пока они с Антихристом устраивались на вершине холма, и она помогала Антихристу усесться на землю и выпрямить ногу перед собой на травяном изгибе. Они глядели на поля, и на леса, и на горы еще дальше, пурпурные и смутно дымчатые в далеком зное.
Рядышком с Линор и Антихристом на навершии расселось семейство: отец в клетчатом спортивном пиджаке и белых кожаных лоферах, мать в красной хлопковой юбке, с длинными волосами и синей паутиной вен на голенях, крохотная рыжая девочка лет, может, пяти с зелеными глазюками, в сияющих черных туфельках и шелковых белых чулочках, в белом же платьице, и еще двое детей постарше неопределенного пола – эти сражались и боролись на изгибе, пытаясь спихнуть друг друга вниз. Пока отец и мать возились с фотоаппаратами и снимали виды с холма, реально ошеломительные в странном предвечернем свете, с наплывом алой водянистости, смешанной с тенями спортзала, разливавшимися, как чернила, справа, с запада, и, пока два старших ребенка сражались, маленькая девочка наблюдала за Ля-Вашем, а тот, заметив ее, отцепил ногу и стал с ней поигрывать, чтоб рассмешить девочку; та выпучила глазюки, и схватилась за подол материнской красной юбки, и не нашла сочувствия.
Линор глядела, как Ля-Ваш откинулся назад, поставил ногу на нос и стал балансировать ею без поддержки рук. Девочка, подкравшаяся ближе, так и плюхнулась на траву, уставясь на Линор, Антихриста и ногу. Антихрист снял ногу с носа и, ухмыляясь и глядя на девочку, зашевелил густыми бровями. Девочка перекатилась, встала и побежала к подолу матери прятаться за голенью.
Линор засмеялась.
– Ты кошмарен, – сказала она.
Ля-Ваш убирал застрявшую между пальцами ноги траву.
– Да.
Волосы Линор были милы, и легки, и мягки, чисты, высушены горячим ветром со спортплощадок. Два старших ребенка вдруг завизжали в унисон и покатились с холма, уменьшаясь на глазах.
– Кэнди правда тебя соблазнила? – спросила Линор брата.
Антихрист поскреб бедро.
– Нет, Линор, вовсе нет. Гону и Сапуну я наврал. – Он глянул на ногу. – Очень важная часть здешней жизни – научиться врать. «Стратегически искаженная подача», как мы говорим. Я был дико влюблен в Кэнди, очень долго. Сказать честно, именно ее грудь запулила меня в половозрелость, в тот раз, когда вы с ней пришли домой на весенних каникулах, кажется, четыре года назад. Прошлым летом было особенно плохо, в плане влюбленности. Я просто исказил подачу, выдал фантазию за факт – Гону и Сапуну. Гон – страшный болтун. Согласно моей последней теории Гон недостаточно занят домашкой, но это я, уж поверь, исправлю.
– О, – сказала Линор. Пощупала траву. – Знаешь, честно говоря, Сапун мне, боюсь, тоже не очень-то понравился. Сапун кажется мне ужасным приставалой.
Антихрист ничего не сказал.
– Как его вообще зовут-то? – спросила Линор.
– Его зовут Сапун.
– В смысле, по-настоящему.
– Какая разница. Майк чего-то там.
– Хм-м-м.
Антихрист вглядывался в тонкие крутящиеся фонтаны на площадках и леса́, все в алеющей светотени.
– Ты все еще пьешь много «Тэба»? – нежданно-негаданно спросил он.
Линор посмотрела на него. Решила, что он под кайфом.
– Я уже не пью «Тэб». В основном я теперь пью газировку. У «Тэба» вкус, будто его сварганил какой-то мальчишка из набора «Юный химик».
Антихрист усмехнулся, держа ногу на весу. Его кеды стояли в траве рядом с Линориными. Девочка из-за материнской ноги уставилась на Антихриста, а тот притворялся, будто ее не замечает.
– Где же твой друг мистер Кипуч? Что он сейчас делает, по-твоему?
– Без понятия. Думаю, бродит где-нибудь. Думаю, ему надо как-то нагнать время внутри себя. Он не был здесь, ни разу, с тех пор, как отучился.
– Ясно.
Два старших ребенка перестали катиться и тяжело тащились обратно по крутому склону. Отец и мать шипели друг на друга над экспонометром. Вокруг голени женщины крутились зеленые глазюки и рыжие кудри. Антихрист сунул часть ноги под рубашку.
– Ты сонный? – спросила Линор. – В смысле, от кваалюдов?
Ля-Ваш глянул на деревья.
– Сапун сказал тебе, что сегодня день кваалюдов? Что ж, мои соседи нынче столь словоохотливы. Это был очень маленький кваалюд. И, нет, неправда, я от кваалюдов не сонный, уже нет, правда.
– А как тебе от них?
Антихрист глянул на лодыжку.
– Будто я где-то там.
Линор посмотрела на девочку.
– Кто-то там, – сказал Ля-Ваш лодыжке. – Кроме того, – он поднял глаза, – в древней коре полушарий сейчас суматошно, потому что я должен все подготовить к беседе о гегелевском снятии с Дерганым Роем Келлером, и это будет полная труба, потому что Дерганый Рой Келлер слишком дерганый для усвоения чего-либо, кроме материала, поданного доходчиво. Доходчивая подача материала – не конек Гегеля.
Линор потянула за травинку. Та, слабо пискнув, вылезла из земли.
– Как получилось, что ты делаешь за всех их работу, Камешек?
– Как ты думаешь, где Линор? – спросил Антихрист у ноги.
– Почему ты делаешь работу других, а не свою? – спросила Линор. – Ты умнейший человек из всех, кого я знаю. Включая Джона.
– К слову говоря…
– Как вышло, что ты стал таким? Ты здесь все время обдолбанный, да?
Антихрист вынул из ящичка косяк.
– Мне надо заботиться о ноге.
– Как это вышло?
Антихрист с наработанной непринужденностью зажег косяк на ветру и глянул на сестру из-за облачка.
– Это моя фишка, – сказал он. – Здесь у каждого своя фишка. Без фишки здесь никак. Моя фишка – быть Антихристом, более-менее безнадежным, и заботиться о ноге. Безнадежно профуканный интеллект. Так сказать. Безфишкенно жить нельзя, Линор. Невзирая на мистера Кипуча.
– А эта херня что значит?
Ля-Ваш глянул поверх головы Линор на солнце.
– Давай на одну секунду прервемся, и я, с твоего позволения, попытаюсь изложить все, как есть. – Он почесал бровь. – Ты проделала огромный путь к самому периферийному из Бидсманов, решив сообщить мне, что ты не знаешь, где сейчас некоторые люди, и спросить меня, знаю ли я, где сейчас некоторые люди. И ты сделала это по просьбе папы.
– Папа хочет, чтобы я выяснила, вдруг ты слышал или у тебя есть идеи насчет того, где сейчас Линор и Джон. Особенно папе важна Бабуля.
– Конечно.
– И ты говоришь, что никаких идей.
– Верно.
– Ты был в курсе насчет того, что делали Бабуля и папа? – спросила Линор. – Насчет дома престарелых?
– Более или менее. Скорее, менее чем более.
Маленькая зеленоглазая девочка осторожно приближалась к Линор и Ля-Вашу, двигаясь внутри длинной тени матери. Антихрист, все еще притворяясь, что не видит девочку, тем не менее поманил ее ногой.
– Как это вышло? – спросила Линор.
– Как вышло что?
– Как вышло, что ты знал?
– Кажется, Линор мне сказала, в свойственном ей афористическом стиле.
– Но когда?
– Давно. Вообще-то я делал кое-какие расчеты для нее и миссис Клиньк.
– Иньгст.
– Иньгст. Какую-то множественную регрессию. На прошлое Рождество. В этом скорее Джон сечет, чем я, но раз дорогой Джон занят, или был занят, тем, что морил себя голодом, а ноге это совершенно чуждо, она бодро умяла сотню зеленых, даже не позеленев.
– Есть мысли, как вышло, что Линор не сказала обо всем этом ни словечка мне – вдруг ты знаешь?
– Ничего, даже отдаленно напоминающего мысль, – сказал Ля-Ваш. Линор оторвала взгляд от травинки и увидела, что девочка сидит рядом с Антихристом, вытянув перед собой пухленькие ножки в блестящих черных туфельках. Антихрист позволил ей трогать ногу. Линор он сказал: – Должен честно признать, я ломал голову, во мраке ночи, о чем вы с Линор все это время вообще разговаривали. Ты же постоянно туда ездила, прошлым летом.
– Ну, я еще читала книжки Конкармине, сколько-то времени.
– Я рад, что хоть кого-то от нее не воротит.
– Кто сказал, что меня от нее не воротит?
– Она по-прежнему без ума от Матушки Западного Ветра? Бобёр Боберт, Уж Луиджи [116] и все такое?
– Я ее довольно давно не видела. В последний раз, когда я ей читала, она была без ума. По крайней мере, издавала звуки, которые я трактовала как безумные.
– Как мило, – сказал Ля-Ваш. – Ты бы ее проведала. Ей наверняка реально одиноко. Как думаешь?
Линор видела, что маленькая девочка глядит на Антихристов темный лоснящийся профиль. Девочка потянула за рукав его фуфайки.