– И сперва чувак пытался позвонить мне, на работу, чтобы я попыталась позвонить тебе, по неожиданно здравому предложению миссис Тиссоу, но, я полагаю, пробиться было никак, потому что телефонная связь в «Че и Ка» по-прежнему в глубокой просракции…
– Кхем, – сказал Псикк.
– Но, естественно, если ты была без телефона, я бы так и так не смогла до тебя достучаться, но, в общем, они пытались, а потом чувак, конечно, позвонил в штаб-квартиру «Клуба партнеров с Богом» и более-менее рассказал отцу Псикку всё, и, я думаю, они решили, что старина Влад куда круче уровня «Живых религиозных людей» или как их там, и преподобный пришкандыбал со всех ног из Атланты…
– И об остальном вы, конечно, догадаетесь с учетом того, что видите и ощущаете ныне вечером, – сказал Псикк. – Так что, если вы просто укажете попугаю назначенные ему реплики, мы сможем…
– Видимо, мне следует поговорить с миссис Тиссоу, – сказала Линор. – Потому что если она думает, что имеет право брать и показывать попугая под кайфом по ТВ, даже не…
– Под кайфом от дурманящего долгожданного послания Самого Господа Бога! – взвыл Псикк. Ланг вдруг заорал, потому что Влад защемил ему палец. Звуковик сорвался с места, спеша на помощь.
– Где миссис Тиссоу – вот вопрос вопросов, – сказала Линор. – Может, я смогу по-быстрому принять душ, а потом мы с ней присядем и…
– Миссис Тиссоу отправилась в магазин, – просиял Псикк.
– Агент отца Псикка вручил ей реально возмутительную сумму денег, в качестве аванса, – сказала Кэнди.
– Мы сеем, дабы жать, здесь в Америке, – сказал Псикк, исторгая из техработников оглушительное подтверждение.
– Она пошла прикупить платьев и поясов, и еще подкрасить волосы, – сказала Кэнди. – Она готовится в компании преподобного везти Влада Колосажателя в Атланту.
– Она готовится что?
– Попугай сделается первым соведущим в истории «Клуба партнеров с Богом»! – крикнул Псикк, указывая пальцем в потолок. Ланг, вернувшийся к Кэнди с обернутым салфеткой пальцем, посмотрел наверх, чтобы увидеть, на что указывает Псикк.
– Сеем, дабы жать! – завизжал Влад Колосажатель.
– Миссис Тиссоу говорит, что временно забирает попугая в качестве компенсации за погрызенную стену и ущерб от какашек Влада на полу, она говорит, ущерб такой, что ты его не возместишь, – сказала Кэнди. – Потому она говорит, что просто забирает Влада, временно. Ее муж ее поддерживает, просто чтобы вырваться хоть ненадолго из городка, я думаю.
– Ныне попугай принадлежит вечности, – сказал преподобный спокойно.
– С юридической точки зрения – нет, если вы, ребята, нарываетесь на неприятности, – сказала Кэнди, полуобняв Линор, которая продолжала отступление к двери.
– Разумеется, миссис Симпсон вовсе нет нужды ехать, если вы желаете, что было бы естественно, сами сопровождать избранного проводника в новую эпоху, кою он несет, – сказал Псикк Линор.
– Значит ли это, что я останусь без жилья? – спросил Ланг.
– В ванную, – тихо пискнула Линор в Кэндино ухо.
– Членский взнос любого размера не облагается налогом! Вот такой! – сказал Влад Колосажатель.
– Наконец-то! – возопил Псикк. Он подлетел к клетке.
– Мотор! – заревел режиссер.
– Членский взнос, любовь моя, челом уснувшим тронь!
– Мисс Биксман, внемлите наказу! – прогремел Псикк. Наехала, заполняя все пространство, камера.
Коридор был холоден и пуст, после такой-то комнаты. Линор заперла дверь ванной изнутри при помощи носка кеда. Глянула на нарисованных попугаев на душевой занавеске.
– Одно слово – и я вас покалечу так, как никто и никогда.
13. 1990
– То есть ты расстроена.
– Думаю, я слишком устала, чтоб расстраиваться. Не знаю, почему я так устала.
– Как твой брат?
– Который? Тот, который все время обдолбанный, или анорексик, у которого годами съезжала крыша, а мы были вынуждены на это смотреть и который теперь просто исчез и, может, мертв, кто его знает? Я просто хочу спать. Положи руку… вот так. Спасибо.
– По-моему, ты говорила, с Джоном была проблема – он настолько не желал быть причастным к чьей-либо смерти, что обычно отказывался от еды, так как любой прием пищи подразумевает смерть. Это не анорексия.
– Это она, типа она, если подумать.
– И у него было горизонтальное доказательство неопровержимости утверждения, что убивать нельзя никогда, ни по каким причинам.
– Диагональное.
– Диагональное доказательство [124].
– Наверно.
– Он… хотел его опубликовать, может быть?
– Сомневаюсь, что он его записал, это же причастность к бумаге, то есть к деревьям, эт цетера.
– Вот молодец. В нем есть благородство.
– Я о нем толком ничего не знаю. Он как чужак, который каждое Рождество приезжает из Освенцима. Недавно он стал еще и стремно религиозен. Сказал, что хочет написать эту книгу, доказывающую, будто христианство есть способ Вселенной наказать самоё себя, будто христианство, реально, предлагает награду, которой невозможно не желать, за работы, которые невозможно выполнить.
– Очевидно, проблема в том, чтобы на деле написать книгу, само собой.
– Думаю, за Джона я волнуюсь даже больше, чем за Линор.
– Я точно знаю одну конкретную пернатую зверюшку, которую Джон мог бы слопать.
– Это вообще ни разу не смешно, Рик.
– Прости. Хотя, если честно, я думаю, для тебя хорошо, что попугая вычесали из твоих волос, так сказать, пока всё не выяснится с домом престарелых и худым братишкой.
– Бедный Влад Колосажатель. Ему всего-то и надо было, что зеркальце, немного еды и тарелка, чтоб ходить в туалет.
– Тарелку он использовал огорчительно нечасто, я помню.
– Поверить не могу, что миссис Тиссоу сказала, будто он причинил ущерб комнате на тысячи долларов. Гнусная ложь. Она врала мне в глаза.
– Она явно в каком-то религиозном экстазе. Люди в религиозных экстазах суют в рот живых змей. Спариваются с глазницами гниющих черепов. Мажут себя навозом. Иллюзии насчет попугайского ущерба – мелочовка.
– Никогда мне не было так хорошо после душа, как после того душа.
– Видимо, ты пробыла там довольно долго, раз им хватило времени умыкнуть попугая до твоего возвращения.
– Никто никого не умыкал. Они просто унесли его в фургон. И вообще-то, я думаю, что это было типа к лучшему, потому что мне по крайней мере не надо было ничего решать, на месте. Не надо было принимать решения за долю секунды под раскаленными добела телелампочками, от которых стошнило бы целый город.
– Но ты постановила, что это только на месяц.
– Мы с Кэнди пискнули, что это только на тридцать передач, пока они разбредались по своим дурацким фургонам с этими антеннами. Я сказала миссис Тиссоу: если попугая не вернут через месяц, я подам в суд. Но вот не думаю, что ее это шибко впечатлило.
– Мы подадим в суд, если надо. Можем пойти к этому мужику, с которым соглашение у «Че и Ка». Видит бог, за такие деньги мог бы и потрудиться. Или наймем своего и ему заплатим. В конце концов, юридически попугай мой, я помню.
– В смысле? Ты же подарил мне его на Рождество. Я сказала, что это лучший рождественский подарок в моей жизни, помнишь?
– И плюс ты ненавидишь Влада Колосажателя. Ты демонстрируешь это все время.
– …
– Признаю́, я сожалею, что его тебе купил. Но с юридической точки зрения у меня есть чек от зоомагазина «Пятачки и перья». И, что важнее, если вспомнить, на означенное Рождество я подарил тебе то, о чем ты просила, а ты не подарила мне то, о чем просил я. Произведи мы психологически удовлетворительный рождественский обмен, это было бы одно. А так все прошло односторонне. Я своего подарка не получил. Так что в каком-то психологическо дефис юридическом смысле попугай остается формально моим.
– Ты сказал, тебе понравился берет, который я тебе подарила.
– Но это не то, о чем я просил.
– Слушь, мы это уже обсуждали. Я сказала тебе, что не стану этого делать. Если бы тебе не было по-уродски все равно, ты бы хотел только того, чего хочу я. А я не хочу, чтобы меня связывали, и я точно не буду лупить тебя по заду никакими веслами. Это шиза.
– Ты не понимаешь. Любая возможная шизанутость устраняется скрытой за ней мотивацией, вот как я пытался…
– Неимоверно опасная территория, Рик. Прекращаем.
– Если бы ты правда меня любила, ты бы мне разрешила.
– Даже не стану отвечать.
– Ты же меня любишь.
– Давай не будем.
– …
– …
– В любом случае я хочу сказать, что мои психологические, экономические и юридические ресурсы всегда к твоим услугам. Типа как бы. И не думай, что это как-нибудь связано с гонораром. Можешь забрать весь гонорар, который тебе обещал Писклик, хотя, должен сказать, цифра какая-то несколько чересчур.
– Псикк.
– Псикк. Он реально был в белой коже и с буквами на груди?
– Это было бы смешно, если б не было так пошло. И я возненавидела его ковбойские сапоги.
– Обувь, опять.
– А Ланг был ужасно назойлив с Кэнди, мне показалось. Высунул язык и свесил его типа до колен. Бог знает, что у них там вышло, когда мы доставили его обратно.
– Ничего, чего она не захотела бы, не вышло.
– Ты злой. Но она в любом случае подцепила самого́ президента «Альянса колбасных кишок», она мне сказала. Ника Альянса. Наконец-то загнала его в лузу, сказала она. Она ходит в том фиолетовом платье уже неделю. Это платье ей слишком мало.
– И, конечно, если совсем прижмет, Ланг еще и женат на твоей…
– Насчет Влада самое гадкое будет то, что все это кошмарно неловко. Деньги, ну, я не знаю, что думать насчет любых денежных обещаний. Но карьера Псикка точно развалится на лету, когда папа и Нил Обстат выйдут на рынок со своей шишковидной едой, и всем станет ясно, кто отчего заговорил, и люди сложат два и два: это мой попугай, а я папина дочь. И в конечном итоге насчет Бабули и других жильцов и персонала заявят в полицию, и об этом напишут газеты. Выглядеть все будет так, будто Псикк пытался облапошить всех этих бедняг, которые каждую неделю шлют его клубу деньги, которые могли бы потратить на врача, чтобы стать партнерами с Богом или кем-то там. Выглядеть все будет так, будто я, возможно, помогала ему провернуть махинацию.