– Бери деньги и уходи. Вот материалы на Кипуча. Ступай.
– Вы, обе, вы замечаете, что здесь внизу как-то немного странно пахнет? Я…
– Ступай и ноздри свои уноси.
– Как мне развернуться? Здесь нет места, чтобы развернуться.
– Спиной вперед. Иди назад. Миссис Линденбаум тебе поможет.
– Сюда, милый.
– Бог ты мой.
15. 1990
Утро, когда Монро Концеппер пошел к соседям, Слотникам, чтоб обсудить мистера Костигана, было утром теплого майского воскресенья. Концеппер шагал по подъездной дорожке Слотников, из шероховатого красного кирпича, по влажным неубранным обрезкам первого в этом году безмешочного травокоса и готовился нажать на подсвеченный дверной звонок с переводной картинкой «Электрификация всего дома» под ним, такой же, как прошлая картинка на прошлом доме Концеппера, и на миг приостановился, чтобы убрать кусочки травы из отворота брюк.
Слотники сидели в столовой, в халатах, кожаных шлепанцах и шерстяных муфтах для ног, меж тарелок с крошками от французских гренок, рыхлые и тяжелые от впитанного сиропа, и читали воскресную газету, храня кленовую липкость на пальцах и в уголках ртов.
Мелодия дверного звонка Слотников всё не унималась. Она еще играла, когда дверь открыла Эвелин Слотник. Концеппер стоял на веранде. Руки Эвелин невольно взлетели к волосам, глаза упали на ступни в шерстяных муфтах под небритыми лодыжками. И тут пришел контекст, и она перевела взгляд с себя на Концеппера.
Тот был одет для причинения боли, в легкий английский плащ и заутюженные брюки и черные ботинки, сияющие, как вагоны метро. При нем был портфель. Эвелин Слотник глядела пристально. Все это заняло не более секунды. Из гостиной послышался газетный хруст.
– Доброе утро, Эвелин, – сказал Концеппер бодро.
– Монро, – сказала Эвелин.
Когда пролетели еще несколько секунд, в течение которых Концеппер по-прежнему стоял вовне дома Слотников, он вновь улыбнулся и повторил, громче:
– Доброе утро, Эвелин. Надеюсь, я не…
– Ну, заходи, – сказала Эвелин, довольно громко. Отворила дверь пошире и отступила. Концеппер смёл остаток росистых газонных обрезков на нелепый приветственный коврик Дональда Слотника, затем прочел «ВОН ОТСЮДА» и вошел.
– Заходи же, Монро, – пролопотала Эвелин даже громче. Ее опухшие глаза, широко открытые и смущенные, смотрели в Концепперовы. – Он дома, – сказала она одним ртом.
Концеппер усмехнулся и кивнул Эвелин.
– Если вдруг Дональд дома, – сказал он громко. – Извини, что вторгаюсь. Мне нужно поговорить с тобой и Дональдом.
Где-то еще дальше скрипнул стул. Дональд Слотник вошел в гостиную, где стояли Эвелин и Концеппер, не глядя друг на друга. Эвелин жамкала пояс халата. Дональд Слотник надел поверх пижамы какую-то блестящую восточную накидку. Он был при кожаных шлепанцах, спортивной странице и утреннем хохолке. Из столовой донесся шорох: это Скотт Слотник применял к газетному разделу комиксов жвачку для рук.
– Монро, – сказал Слотник.
– Здорово, Дональд, – сказал Концеппер.
– Ну здорово, – сказал Слотник. Он глянул на Эвелин, потом снова на Концеппера, потом на кресло, подле которого Концеппер стоял. – Присаживайся, пожалуйста, что же мы. Прости нас, как видишь, мы с утра никого не ждали.
Концеппер покачал головой и показал Слотнику возразительную ладонь.
– Всё в порядке. Это я должен принести извинения. Вот он я, вламываюсь утром воскресенья. Приношу извинения.
– Всё в порядке, – сказал Слотник, глядя на Эвелин, сунувшую руки в карманы халата.
– Я здесь только потому, что почувствовал: надо с вами поговорить, – сказал Концеппер. – Я почувствовал нужду поговорить с вами обоими. Сейчас.
Одна рука Эвелин теперь была на воротнике.
– Ну, хорошо, конечно, – сказал Слотник. – Давайте все присядем. Дорогая, может, Монро хочет кофейку.
– Нет, спасибо, я без кофейка, – сказал Концеппер, снимая плащ, который Слотник не предложил повесить, и вешая его на подлокотник кресла.
– Ну а я бы выпил еще, – обратился Слотник к Эвелин. Та пошла в столовую. Концеппер услышал, как Скотт что-то ей говорит.
Слотник сел на двухместный диванчик напротив окна гостиной и кресла Концеппера и закинул ногу на ногу, так что один кожаный шлепанец грозил упасть. Концеппер отказывался верить, что видит на пижаме Слотника крошечных уточек.
– В общем, – сказал Слотник. – Как Недвижимость?
– Недвижимость в порядке. Как Налогообложение?
– Налогообложение чертовски лучше, чем два месяца назад. Отчеты все поданы, худшая часть постотчетного нытья иссякает… благодарю, дорогая. – Слотник сделал глоток из кружки с кофе и поставил ее на кофейный столик перед собой. Эвелин осела в кресле на двоих, в маленьком зазоре рядом со Слотником, напротив Концеппера. – Ты же помнишь, что такое Налогообложение весной, – продолжил Слотник, чуть причмокивая и смакуя кофе во рту. Слотник всегда поражал Концеппера как человек, обожающий вкус собственной слюны.
– Очень хорошо помню. – Концеппер улыбнулся Слотнику. – Фред не слишком тебя заездил, нет?
– Вообще нет. Вообще. Мы с Фредом отлично ладим. Только вчера играли в теннис. Фред отличный мужик.
– На нас Фред ездил, дай боже.
– Может, размяк.
– Кто знает.
Последовавшее молчание прерывалось только кухонным шумом: Скотт делал что-то с посудой в раковине.
– В общем, – сказал Концеппер. – Почему я здесь. Я только что из соседнего дома, мистера Костигана. Был там с раннего утра. Пытался составить опись – систематизация, строчка за строчкой эт цетера. – Он глянул на Слотника. – Ты же знал, что Костиган был моим клиентом.
– Конечно, бедняга, – сказал Слотник, дотягиваясь до кофе. – Мы всего год назад помогли ему обустроить тихую гавань из муниципальных облигаций. Ладную, годную гавань. Он нуждался в защите. Бедняга уже не воспользуется выигрышем.
– Верно, – сказал Концеппер. – Ну, Алан поставил меня на его недвижимость.
– Серьезно? Ну, мы еще думали, кто ею займется. Всё поглядывали, через забор, вдруг кто пришел. Фред не знал, кого Недвижимость поставит на это дело.
– Ну, вот он перед вами. – Концеппер глянул на Эвелин Слотник и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.
Потом ее улыбка перешла в свою противоположность, а рука вернулась на воротник.
– Это ужасно, когда такое с кем-то случается, – сказала она. – Мы так расстроились. Мы были шокированы, правда, это был шок. Так страшно: что-то в голове человека может просто… лопнуть, как воздушный шарик, в любую минуту – и тебя нет. Вероника Блевок за два дома отсюда сказала мне, что у него никогда не было никаких проблем со здоровьем, вообще, в принципе. Это очень страшно. – Она угнездилась поглубже под рукой Слотника.
– Ему было много лет, дорогая, – сказал Слотник, сдерживая угнездение Эвелин, чтобы не пролить кофе из кружки на руку. – Такое случается. Сколько ему было, Монро?
– Пятьдесят восемь, – сказал Концеппер.
– Ох.
– Мы оба не смогли прийти на похороны, – сказала Эвелин. – Дональд погряз в работе, Скотт лежал дома с больным горлом. Но мы послали цветы.
– Очень мило.
– Вообще нет, – сказал Слотник. – Он был добрым соседом. Спокойный, держал газон в порядке, разрешал детям играть в футбол на своем дворе. Иногда, когда мы уезжали из города, предлагал заходить, забирать почту, поливать растения. Он нам нравился.
– Судя по всему, милый человек.
– Таким он и был, – сказала Эвелин.
На мгновение стало тихо. Слотник прочистил горло.
– Ну так как его недвижимость? – спросил он.
– Сравнительно беспроблемная, хотя я только начал. – Концеппер улыбнулся и покачал головой. – Вообще, совсем беспроблемная. Я работаю с ней сегодня только потому, что отстаю от графика, из-за моего дома, ну, на прошлой неделе: страховые агенты, пожарный департамент, проволочки эт цетера.
– Слушай, чертовски печально это слышать, Монро, – сказал Слотник. – Тяжело тебе пришлось. Мы не хотели об этом напоминать, пока ты не скажешь, верно, дорогая? Мы думали, ты расстроишься, ты устал об этом говорить.
– Это всего лишь дом, – сказал Концеппер. – Все важные документы остались в офисе. Адвокаты всегда страхуются под завязку – ты это, конечно, знаешь. – Все засмеялись. Концеппер глянул на Эвелин. – Только птичку жалко.
– У тебя была птичка? – спросил Слотник.
– Да. Красивая. Я ее кормил с пальца.
– Какая жалость, – сказал Слотник, почесывая шею.
– Да.
– Да.
Вновь настала тишина. Слотник отпил кофе, окольцевав им Эвелин. Эвелин, казалось, глядела на все в гостиной, кроме Концеппера. Уточки на пижаме Слотника явно были кряквами.
– Как дети? – спросил Концеппер.
Эвелин прочистила горло.
– Дети хорошо. У Стивена как раз выпускные экзамены, и еще бейсбол, ни на что нет времени. У Скотта была простуда, но теперь ему лучше.
– Они здесь?
– Скотт встал к завтраку, веришь ли, – сказал Слотник. – Скотт? – позвал он. Ответа не было. – Видно, пошел во двор.
– Стив еще спит, – сказала Эвелин. – У него после обеда игра, Дональд говорит, он сегодня питчер.
– Чертовски верно, – сказал Слотник. – Когда отец тренер, а у тебя рука как у нашего парня, иногда приходится побыть питчером [135].
– Ну, хорошо, – сказал Концеппер.
– Ну да.
– Ну да.
Слотник отставил кружку.
– Ну, ты сказал, что хочешь с нами поговорить.
– Да, – сказал Концеппер. Эвелин уставилась в большое окно гостиной на ярко-зеленый газон перед домом.
У Слотника был такой взгляд, что он бы посмотрел на часы, если б у него на руке были часы.
– Ну? – сказал он.
– Ну, ты не знал мистера Костигана слишком близко, если я верно улавливаю.
– Мы были соседи. Мы знали его довольно хорошо как соседа. Говорили через забор. Сам знаешь, как это бывает.
– Конечно, – сказал Концеппер. Он посмотрел на руки, на колени. – А что насчет детей? Дети хорошо его знали?