ДЖЕЙ: Лакомый кусочек для размышлений, если позволите…
ЛИНОР: И мистер эль-психо Блюмкер все старался сбагрить мне Пустыню перед тем, как его девушка потеряла платье и дала течь…
ДЖЕЙ: Не понял?
ЛИНОР: А потом из отвратного далека прибывает еще этот мужик, с которым я, к несчастью, познакомилась, когда была подростком, и он женат на старинной соседке моей сестры по комнате в общаге, и выясняется, что его отец более-менее построил Г.О.С.П.О.Д.-а, как я понимаю. Его отец владеет «Промышленным дизайном пустынь». Папа невероятно этим фактом заинтересовался. Куда больше, чем рисунками человечков, что само по себе…
ДЖЕЙ: Какой мужик?
ЛИНОР: Эндрю Земновондер Ланг, работает над мутным переводом в «Част и Кипуч», Рик повстречал его в баре в Амхёрсте.
ДЖЕЙ: И вы с ним лично знакомы.
ЛИНОР: Почему вы спрашиваете?
ДЖЕЙ: Почему такое лицо?
ЛИНОР: Какое лицо?
ДЖЕЙ: Ваше лицо вдруг стало мечтательным и запредельным.
ЛИНОР: Не стало.
ДЖЕЙ: Вас влечет к этому мужчине?
ЛИНОР: Вы совсем рехнулись? Что с вами сегодня? К вам там воздух поступает через дырку для воздуха?
ДЖЕЙ: Отраженное на лице влечение я распознаю́ мгновенно. У психотерапевтов обостренное чутье на невербальные сигналы.
ЛИНОР: Обостренное?
ДЖЕЙ: Ваши зрачки расширились, они как канализационные люки.
ЛИНОР: Какая милота.
ДЖЕЙ: Рик об этом знает?
ЛИНОР: О чем?
ДЖЕЙ: О том, как вам вскружила голову эта пустынно-переводческая персона.
ЛИНОР: Вы меня выбешиваете, реально.
ДЖЕЙ: У вас на лице все написано.
ЛИНОР: У меня на лице уже живого места не осталось. Канализационные люки, мечтательность, надписи…
ДЖЕЙ: Официальное катапультное предупреждение.
ЛИНОР: Блин, я-то думала, единственное место, где меня не будут пулять куда угодно и никем не станут пулять в меня, – это место, где я трачу почти все мои деньги, чтоб мне помогли с этими самыми чувствами пуляния.
ДЖЕЙ: Эта обвинительная уловка со временем теряет эффективность.
ЛИНОР: Может, мне надо просто сделать ноги.
ДЖЕЙ: Необычайно важный и в придачу благоухающий вопрос, Линор. Почему, когда вас к чему-то полноценно и по-человечески тянет и влечет, когда вас абсолютно оправданно тянет посетить место, которое вполне может быть связано с местонахождением близкого, когда вас влечет к кому-то вашего возраста, тому, кто, может быть…
ЛИНОР: Откуда вы знаете про его возраст?
ДЖЕЙ: Это извлекается из контекста, балда. Фильтруйте гуано. Расслабьтесь, и давайте постараемся разок-другой семимильно шагнуть.
ЛИНОР: Может, я быстренько сигану в уборную, а потом так же сигану обратно…
ДЖЕЙ: Цыц. Если в вас есть желание поехать в Пустыню, отчего бы не поехать? Чего вы боитесь?
ЛИНОР: Вы делаете из мухи слона, полагая, что видите муху. Которой, если хорошенько подумать, вообще нет, потому что я ничего не боюсь. Я просто не рвусь туда ехать, и всё. И смысла никакого. Абсолютно невозможно, чтобы двадцать шесть человек, в основном невероятно старые, да еще и с ходунками, и по крайней мере одной из них постоянно нужна температура тридцать семь градусов ровно, бродили по Пустыне в сентябре. Но что меня достает, так это то, что, кажется, все и каждый почему-то хотят меня туда выпихнуть. Что меня возмущает, так это то, что у меня нет права голоса, куда мне идти, или чего мне якобы хочется, или…
ДЖЕЙ: Линор, одно слово.
ЛИНОР: «Прощайте»?
ДЖЕЙ: Мембрана. Я говорю вам «мембрана», Линор.
ЛИНОР: Думаю, я бы предпочла «прощайте».
ДЖЕЙ: Подумайте о нашей совместной работе, Линор. О наших семимильных. О нашем прогрессе. Разве вы не видите, что восприятие тяги и влечения как чего-то, что подсовывается и навязывается вам извне, из Вне, есть абсолютно классический пример сбоя в сети гигиенической идентичности? Что это исчерпывающе сводится к и объяснимо в терминах мембранной теории? Что дряблая, болезненно проницаемая мембрана позволяет вашему «Я» загаживать Всех-Других, а Всем-Другим загаживать ваше «Я»?
ЛИНОР: Боюсь, мне реально дискомфортно и нужно в душ.
ДЖЕЙ: И отчего, скажите на милость? Я просто и прямо поведаю вам, что, по-моему, это потому, что вы воспринимаете вышеизложенные откровения, вышеизложенные, да, давайте семимильно шагнем вперед и скажем: вышеизложенное исчерпывающее и убийственно точное определение и объяснение всех ваших тревог – как идущее извне, как нечто навязанное. В то время как на деле оно идет изнутри вас, Линор. Все оно вообще. Вы разве не чувствуете? Направьте ваше внимание во Внутреннее. Ощутите, как оно чисто. Вообще забудьте, что здесь я. Притворитесь, что я – это вы.
ЛИНОР: Вас просто невозможно принимать всерьез в этом противогазе.
ДЖЕЙ: Сними я его, моя наивная юная клиентка и подруга, смрад прорыва взорвал бы мне мозг. Вы остались бы поистине и совершенно одни.
ЛИНОР: И что вы имеете в виду, притвориться, что вы – это я? Я думала, вся проблема вроде в том, что дряблая старая мембрана не удерживает вас на вашей стороне, а меня на моей. Если я притворюсь, что вы – я, как это отразится на мембране?
ДЖЕЙ: Ну как вы не видите – притворство придет изнутри вас. Истинное притворство сходит с рук только в контексте сокровенного осознавания реальности. Чтобы притвориться, что я – вы, вы должны знать, что я – не вы; мембрана должна быть упругой, чистой мембраной. Упругая, чистая мембрана всасывает внутрь выборочно, а все остальное грязно от нее отскакивает. Только безмятежный притворяется по-настоящему, Линор. У безмятежных мембраны – как упругие, чистые яйцеклетки. Яйца в клетке. Эти мембраны выдерживают натиск бесчисленных Всех-Других, которые без конца колотятся, все эти Другие, их головы покрыты коркой грязи, их подмышки запружены грибками, они колотятся, и безмятежная мембрана/яйцеклетка терпеливо выжидает, упругая, неприветливая, безмятежная, и, да, изредка она поддастся Другому, всосет его в себя, на условиях мембраны, всосет как сперматозоид, вберет внутрь, чтоб обновиться, создать себя заново. Только упругая мембрана может всосать сперматозоид, Линор. Вот, знаю, притворитесь, что я сперматозоид.
ЛИНОР: Мне все равно, как идет сессия, вообще.
ДЖЕЙ: На самом деле нет. Будьте безмятежной. Притворитесь, что я – мужская половая клетка. Вот. Я вынимаю шнурок из… капюшона моей фуфайки, приторачиваю его сзади, как хвостик, вот так…
ЛИНОР: Господи помилуй, что вы такое делаете?
ДЖЕЙ: Притворитесь, Линор. Будьте яйцеклеткой. Будьте упругой. Давайте я буду гипотетически о вас колотиться. Туки-туки. Поддайтесь нереальности реального внутреннего.
ЛИНОР: Это вы вроде как сперматозоид, когда вот так потрясываете фуфаечным шнурком?
ДЖЕЙ: Я чувствую упругость вашей мембраны, Линор.
ДИНОР: Сперматозоид в противогазе?
ДЖЕЙ: Туки-туки.
ЛИНОР: Я требую запустить мое кресло.
ДЖЕЙ: Признайте, что ваши тяга и влечение идут изнутри вас.
ЛИНОР: Слушьте, хватит трясти этим шнурком во все стороны.
ДЖЕЙ: Признайте, что вас влечет к молодому мужчине. Этому переводчику. Белокурому Адонису, что сулит вам царства взаимодействия «Я» и Другого, о каких вы и не мечтали.
ЛИНОР: Откуда вы знаете, что он белокурый?
ДЖЕЙ: Контекст есть жидкость в матке. Я плыву, чтобы о вас колотиться. Туки-туки. Пустите кого-нибудь внутрь вашей мембраны.
ЛИНОР: Это флирт? Вы сейчас флиртуете?
ДЖЕЙ: Не надо сбиваться столь жалко и столь явно. Я говорю… говорю об этом мужчине, который изнутри расширяет ваши зрачки, как мягкие лепестки некоего беспомощного цветочка. О том, кто, возможно, покажет вам, как проницается упругая мембрана. О том, кто колотится! Туки-туки.
ЛИНОР: Что вы говорите?
ДЖЕЙ: Мы движемся гаргантюанскими шагами. Повсюду клубятся газы прорыва, в которых парадоксальным образом все становится странно ясным. Вы разве не чувствуете?
ЛИНОР: Думаю, вы слетели с катушек. Я не подписывалась на спермотерапию, остолоп, я это прямо…
ДЖЕЙ: Признайте, что ваше влечение к этому Другому идет изнутри вашего «Я». Упружьте мембрану. Пусть проницание пройдет, как вы того хотите!
ЛИНОР: И как, позвольте спросить, во все это должен вписаться Рик? Как с Риком-то?
ДЖЕЙ: Рик знает, что должен навеки оставаться для вас Другим. Рик знает значение мембраны. Рик как сперматозоид без хвостика. Обездвиженный сперматозоид в матке жизни. Как вы думаете, отчего Рик так отчаянно несчастлив? Как вы думаете, что он разумеет под Входной Дверью Единения?
Линор Бидсман делает паузу.
ДЖЕЙ: Он разумеет мембрану! Рик находится в заточении, в собственной мембране. У него нет инструмента, чтобы выбраться.
ЛИНОР: Эй, вам вроде не положено говорить о других ваших пациентах.
ДЖЕЙ: Как вы думаете, почему он такой собственник? Он хочет вас в себе. Он хочет заточить вас в своей мембране – с собой. Он знает, что ему никогда не удастся полноценно проникнуть в мембрану Другого, и оттого желает вобрать этого Другого в себя, навсегда. Он больной человек.
ЛИНОР: Слушьте, хватит плавать вокруг да около. Вы уже всё сказали.
ДЖЕЙ: Нет, это вы всё сказали. Все различия разбиты вдребезги. Я не здесь. Я – сперматозоид внутри вас. Помните, что вы наполовину сперматозоид, Линор.
ЛИНОР: Простите?
ДЖЕЙ: Сперматозоид вашего отца. Это часть вас. Неотделимая.
ЛИНОР: При чем здесь вообще мой отец?
ДЖЕЙ: Признайте.
ЛИНОР: Что я должна признать?
ДЖЕЙ: То, чего вы поистине хотите внутри себя. То, о чем вопиет ваша мембрана.
ЛИНОР: Господи.
ДЖЕЙ: Слушайте… Слышите? Тихий вопль мембраны, да? «Дайте мне быть яйцеклеткой, дайте…»
ЛИНОР: Он меня любит.
ДЖЕЙ: Любит? Адонис? Полноценный Другой?
ЛИНОР: Рик, дегенерат. Рик меня любит. Он так сказал.
ДЖЕЙ: Рик не может дать вам то, что вам нужно. Признайте.
ЛИНОР: Он меня любит.
ДЖЕЙ: Эта любовь – отстой, Линор. Это изначально нечистая любовь. Любовь дряблой, нечистой мембраны, которая присасывается к Другому, ища грязи. На уме у этой мембраны грязь. Она хочет смешать вас с грязью.