Д-р Дж___ заерзал в кресле всем своим мерзким телом. Концеппер холодно улыбнулся, продолжая:
– Слово, выбранное для означения акта – высшего акта отчетливо человеческой жизни, акта, в отношении к приятности и смыслу какового я естественным образом осознаю́ себя, будучи, как вы однажды заметили, почти исключительно сексуальной сущностью, – слово, выбранное для означения акта, должно быть чрезвычайно важным, нет?
– Боже, что он за человек, – прошептал доктор, еле слышно, выпучивая свое косоглазие, пока не заболели ячмени, коркой набухшие на веках.
– Нет, правда, – улыбнулся Концеппер. – Подумайте о звуках – «ебаться». «Ебаться». Отличные звуки. Чистые. Будто тяжелая монета гремит в чашке толстостенного фарфора. Будто капли родниковой воды падают в тихий пруд с большой высоты. Чуть покатайте слово на языке, д-р Дж___.
Воцарилось молчание – доктор безмолвно катал слово на холодном сером языке. На другом конце двусмысленно освещенного кабинета Концеппер изгладил крошечную морщинку на безукоризненных слаксах.
– Вспоминаю, как я учился в колледже, – задумался Концеппер после паузы. – Вспоминаю, что даже тогда меня глубоко расстраивали слова, которыми другие студенты означали акт. В колледже женщин идиоматически ровняют с землей и приравнивают к препятствию. «Ты ее жарил?» «Ты ей вдул?» «Вчера ночью я ее вздрючил». Неправильные слова, д-р Дж___, разве это не кристально ясно? Все они неадекватно отражают не только референцию, но и саму суть акта, в котором два разных «Я» проникают друг в друга, не только физически, но, конечно, психологически. Я просто должен сказать, с бестактностью, обусловленной отношением к слову озабоченного общества, что твердо верю в сравнительные достоинства глагола «ебаться». – Концеппер поднял глаза и холодно улыбнулся: – Я вас оскорбил?
– Нисколько, – прошипел д-р Дж___; он маньячески поигрывал пультом механического кресла, заставляя его намекающе скакать вверх-вниз; жалкий, слабый подбородок доктора был весь покрыт слюной.
Концеппер холодно улыбнулся и задумчиво потер свою благородную челюсть, задержавшись на глубокой ямочке, которая посредством таинственных физических процессов пленяла и отражала свет таким образом, что слепила всякого, кто пытался взглянуть Концепперу прямо в темно-зеленые глаза
темно-синие глаза, цвета холодного хрусталя, с крохотными пушистыми белыми алмазами, вмерзшими в ледяные радужки.
Концеппер криво ухмыльнулся.
– В этом глаголе есть музыка, по-моему, ну и всё.
Я просто
– А ваш дом? – шепеляво зашипел д-р Дж___. – Неужели у нас не выбило почву из-под ног уничтожение вашего дома, смерть вашего феноменального питомца в железной клетке, пагубный пожар и погружение в дезориентацию и хаос, которые должно символизировать и обусловливать такое событие? – Под блокнотом Дж___ украдкой теребил себя.
Концеппер холодно улыбнулся.
– Доктор, полагаю, я добрался до точки, в которой могу честно сказать, что это событие вовсе не «выбило у меня почву из-под ног» – с учетом всех следствий и значений, скрытых в вашем выборе слов. Привязанность к вещам, к местам, к другим живым существам требует, по-моему, расходования энергии и внимания, на порядок превышающего ценность вещей, делающихся объектами привязанности. Разве это не кажется неразумным? Пытаться упорядочить свою жизнь, ставя ее в зависимость от вещей и людей за пределами этой жизни, глупо, такое подходит, быть может, лишь тем, кто слабее, менее успешен, менее удачлив, менее продвинут, нежели я.
– Мы не понимаем, о чем вы, – артачился д-р Дж___, любовно поглаживая пульт механического кресла.
– Подумайте об этом вот с какой стороны, доктор, – сказал Концеппер, холодно улыбаясь. – Представьте, что «Я» есть узел веерообразной сети эмоций, склонностей, удлинений этого чувствующего и мыслящего «Я». У каждого отростка в разрастающейся сети-веере, конечно, может иметься внешняя референция и привязанность. Дом, женщина, птица, женщина. Но не обязательно. Отросток, ищущий обретения внешнего Другого и привязки к нему, по необходимости подперт, подкреплен, поддерживается; оттого он делается мелким, слабым, дряблым, зависимым от Другого. Исчезни внешняя референция и привязанность, пусть в моем случае это и невероятно, атрофированный отросток рассыпался бы от слабости, мог бы тоже исчезнуть. И «Я» сделалось бы меньше прежнего. Даже столь неимоверное «Я», как мое, не одобрило бы такой потери. – Концеппер криво ухмыльнулся, убрал молекулу-пушинку с безукоризненных слаксов. – Пусть лучше отростки веера торчат сами по себе: самодостаточные, жесткие, твердые, пронзающие пространство. И если один такой отросток привлечет кого-то, она, конечно, может припасть к нему с прожорливостью, которая будет лишь естественной. Но референцией она не станет. Только эфемерным ночным насекомым, привлеченным к сущностно недоступному свету. Свет отростка может ее поглотить, но сам отросток будет стоять, торчать, жестко, глубоко пронзая внешнее в отношении «Я» пространство.
– Мы опасаемся, что для понимания нам не хватает подготовки, – прошипел Дж___. – Пожалуйста, разрешите мне помедитировать и помастурбировать над сочинениями моего учителя.
– Доктор, это на деле не требуется. – Концеппер поднял возразительную ладонь. – Думаю, я в силах выразить инсайт в терминах, которые вы точно поймете. Вам случалось когда-нибудь смотреть телевизионный мультсериал «Дорожный Бегун» [141]?
– Я смотрю этот мультик еженедельно; я его горячий поклонник. – Слюна волнами стекала по подбородку Дж___, он ерзал в своем кресле, его ноги болтались высоко над жжено-желтым ковром.
– Почему-то я так и думал, – Концеппер улыбнулся. – Моя последняя любовница тоже, когда не занята по работе – она с огромным успехом записывает сообщения для контрольно-кассовых машин в лучших супермаркетах страны. По временам я расчищал от работы утро субботы и смотрел серию вместе с ней. Вам не приходило в голову, что «Дорожного Бегуна» уместно назвать экзистенциальным сериалом? Что он весьма небезынтересно комментирует те самые ощущения, что подразумеваются в выражении «выбил почву из-под ног» относительно пагубного пожара в чьем-то доме? Вижу, вы заинтригованы, – сказал Концеппер, замечая, что д-р Дж___ лихорадочно расчесывает голову и перхотный плюмаж, взметнувшись в воздух кабинета, немедленно оседает на непристойной лысине посреди докторской головы в форме черепа.
Концеппер улыбнулся и продолжил:
– Приглашаю вас осознать: этот мультфильм повествует не о чем ином, как о протагонисте, койоте, который функционирует внутри системы, любопытным образом характеризуемой как зловредная Природа; протагонист бесконечно, неустанно, катастрофично преследует нечто, телос – птицу в заглавной роли, – нечто как цель, на много, много порядков менее ценную, чем энергия, внимание и экономические ресурсы, расходуемые койотом в процессе преследования. Так же и привязанность, излучаемая неким «Я» вовне, неизбежно оказывается куда менее ценной, нежели стоимость установления такой привязанности.
Д-р Дж___, надув анатомически точную куклу, принялся ее ласкать; она таращилась на него пустыми глазами. Концеппер терпеливо улыбнулся.
– Доктор, у меня вопрос, – сказал он. – Почему бы койоту не взять деньги, которые он тратит на птичьи костюмы, катапульты, радиоактивный корм для Дорожных Бегунов и баллистические ракеты, и не сходить в китайский ресторан? – Он холодно улыбнулся. – Почему бы койоту просто не съесть китайской еды? – Лицо Концеппера делалось холодным, тусклым, кривым, пока он чистил безукоризненные слаксы.
Д-р Дж___ ощерился и
– Рик? Я не помешаю?
– …
– Я могу зайти позже.
– Что такое?
– Я только насчет той истории о мальчике-который-выживает-в-подготовительной-школе. «Настольный справочник терапевта» – настоящая книга или это выдуманное название?
– «Эн-Эс-Тэ» – настоящая.
– …
– Она содержит в том числе каталогизацию и информацию о реакции разложения, производителе, дозировке и противопоказаниях практически всех известных версий рецептурных препаратов, доступных в Соединенных Штатах, за данный год.
– Ой.
– Люди, всерьез интересующиеся лекарствами и медициной, но, в частности, лекарствами, верят ей безоговорочно.
– Даже дети?
– Дети особенно.
– Откуда ты все это знаешь?
– Я знал ребенка, безоговорочно верившего в свой «Эн-Эс-Тэ» Он тайком хранил книгу в коробке с игрушками, под старыми футбольными наплечниками и шлемом.
– Твой сын?
– …
– Уже довольно поздно. Озеро все как свернувшийся майонез, видишь?
– …
– Слушь, извини, что я вспылила за обедом. Просто доктор Джей вел себя невероятно стремно и меня утомил. Я всерьез думаю больше к нему не ходить. Думаю, нам надо поговорить об этом.
– Надо ли.
– В общем, извини.
– Вообще не проблема. Вообще не проблема.
– Ты остаешься работать? Это тексты для «Норслана»?
– Нет. Да.
– Энди еще тут?
– Боюсь, я не знаю, Линор.
– Слышал бы ты, что он сказал Кэнди на собрании мистера Бомбардини. Хочешь, расскажу?
– Не особо.
– Ты надолго остаешься работать?
– Я еще не забрал «Честного Дельца». Думаю, спущусь, возьму и узнаю, что новенького.
– То есть – ты не хочешь пойти поужинать?
– …
– Эм, может, я посижу пока за столом Мэвис и почитаю рукописи, подожду, вдруг ты захочешь пойти.
– …
– Ты в порядке?
– Подойди ближе. Я не вижу тебя в этом свете.
– Слушь, извини, что я сказала, что та история о Концеппере, которая тебе понравилась, бред свинячий. Ее тебе близкий друг прислал, да? Я сегодня все-все поняла. Давай считать, что эта история заострила угол моих вкусов. Я вынула ее из кипы с отказами. Поставила на ней звездочку.