. Защелкнула и подняла глаза.
– Религиозное ТВ? Энди?
– Смотреть одну… В этой программе участвует попугай, принадлежащий моей подруге, и мистера Ланга тоже, – сказала Кэнди. – Вечером мы все будем смотреть попугая.
– Попугай? Энди будет смотреть попугая по религиозному ТВ?
– «Островок Гиллигана» – на другой стороне Эривью-Плазы, если глядеть отсюда, – сказала Кэнди, указывая в верном направлении через вращающуюся дверь холла. – Найти легче легкого. Внутри большие цветные статуи.
Минди опять уставилась на фиолетовое платье. Глянула в Кэндины круглые глаза.
– Мы встречались? – спросила она.
– Нет, не встречались, не думаю. – Кэнди потрясла головой, потом ее запрокинула. – А что?
– Не уверена. Не хочу показаться невежливой, но я точно знаю, что это платье уже видела.
– Это платье? – Кэнди оглядела себя. – Это невероятно древнее платье. Оно раньше принадлежало моей подруге, той самой владелице попугая, о котором я только что говорила. Вы знаете Линор Бидсман?
Консоль загудела.
– Погодите-ка, – сказала Кэнди. – Вы упомянули Линор по телефону, когда я с вами говорила. – Минди на нее только зыркнула. Валинда поползновений взять трубку не делала. Кэнди наклонилась принять звонок. Частое мерцание, внутренняя связь. – Оператор, – сказала она.
Минди вдруг перегнулась через стойку кабинки и рассмотрела оборудование.
– Это же «центрекс», – сказала она Валинде. – Это «центрекс»?
Валинда подняла глаза и вновь прищурилась.
– Он.
– Когда я училась, моя соседка по комнате подрабатывала телефонисткой, в колледже, в Массачусетсе, и иногда я по ночам читала за консолью, составляла ей компанию. У них был «центрекс».
– Двадцать восьмой?
– Вот понятия не имею.
– М-м-м-м.
Кэнди разъединилась и выпрямилась.
– Ну, это был только начальник мистера Ланга, на линии, миссис Ланг. Он спускается за газетой, начальник. – Кэнди махнула рукой в сторону основательно зачитанного выпуска сегодняшнего «Честного дельца» на сером пластмассовом чехле печатной машинки. – Если вы чуть подождете, он, видимо, ответит на ваши вопросы куда лучше меня.
Минди продолжала глядеть на консоль. Потом улыбнулась Кэнди.
– В Холиок на первом курсе мы жили в одной комнате с сестрой Линор Бидсман, – сказала она негромко.
У Кэнди отпала челюсть.
– Господи, так это Кларисино платье? – сказала она. – Линор мне ни словечка не сказала. И я понятия не имела, что вы знакомы с ее родней. – Через двери вошел Верн Рвенинг, в 6:05. – Слушайте, вот мое избавление, грубо говоря, – сказала Кэнди. – Пойдемте присядем в холле, вот тут, и мы сможем…
– Но мы с Линор тоже встречались. – Минди будто приняла какое-то решение и улыбнулась Кэнди поистине красивой улыбкой.
– Ну ни фига себе. Я не знала, что Линор знакома с женой Энди. – Кэнди хлопнула в ладоши и вернула улыбку крыльям глаз Минди Металман. – Слушайте, жакет у вас – просто феерический. Можно я его потрогаю?
– Почему нет.
Кэнди гладила рукав Минди, когда, глянув мимо нее на лифты северо-восточного угла, увидела, как появляются Рик Кипуч и Линор.
– Ну вот, Линор и мистер Кипуч, оба, уже, – сказала она. Верн Рвенинг вошел в кабинку и смачно поцеловал Валинду Паву в щеку, та притворилась, что отвешивает Верну пощечину, оба смеялись.
Минди развернулась, так что ее рукав внезапно оказался для Кэнди вне досягаемости. Рука Кэнди ударилась о стойку. Минди вгляделась в оранжевое и черное.
– Мистер Кипуч?
17. 1990
10 сентября
– Ты сделал мне больно, Энди, – говорит Линор. – Мне больно внутри.
– Ну, золотце, это любовь, – говорит Л. В. Ш.
Так гляди же, очень внимательно. Если глянуть, очень внимательно, в глубь унитаза, увидишь, что вода внутри на деле не стоячая, она пульсирует в толстой фарфоровой чаше; вздымается и опадает, самую чуточку, под влиянием тяжелого всоса и вышлепа подземных приливов, непредставимых ни для кого, кроме истовейшего утреннего паломника.
– «Норка Билли плыл по Гогочущему Ручью. Ах, как хорошо ему было тем утром, Норке Билли, как он радовался миру вообще и себе самому в частности».
– Клетчатка, – сказала Конкармина Бидсман.
– «Добравшись до Улыбчивого Пруда, он поплыл к Большому Камню. На нем уже сидел Выдренок Джо, а неподалеку лениво дрейфовал, высунув из воды голову и спину, Ондатра Джерри.
„Привет, Норка Билли!“ – закричал Выдренок Джо.
„И тебе привет“, – ответил Норка Билли с ухмылкой».
– Как-как, простите, она называется? – спросил с той стороны кровати Конкармины мистер Блюмкер, пальцем делавший что-то с глазом под очками.
– Она называется «Норка Билли остается без обеда» [146], – сказала Линор, не отрывая глаз от книги. – Можно мы не будем прерываться? Чувствую, на этот раз Конкармине правда нравится.
– Разумеется.
– Клетчатка.
– «„Куда направляешься?“ – спросил Выдренок Джо.
„Особо никуда“, – ответил Норка Билли.
„Айда рыбачить в Большой Реке“, – сказал Выдренок Джо.
„Айда!“ – закричал Норка Билли, ныряя с вершины Большого Камня».
– Ее лицо хорошо заживает во влажности, вам не кажется? – спросил мистер Блюмкер.
На деле вид у Конкармины был тот еще. Язвы, бинты. Просвечивающий, плотно натянутый белый пластырь начинался над левым глазом и уходил вверх по лбу; одна маленькая бледная бровь исчезла под пластырем, будто враставшим в кожу.
– Думаю, это блестящая идея – поставить здесь увлажнитель, – сказал мистер Блюмкер, разглядывая большой палец. – Мы едва начинаем терять жару и влажность, которыми столь изобиловало лето, о чем, я уверен, вы знаете. Конкармине пришлось нелегко в прошлом году, если я верно помню, как раз в это время. Как и многим жильцам отделения «К». Так или иначе, блестящая идея, миз Бидсман.
– Клетчатка.
– «И они отправились по Зеленым Лугам к Большой Реке. На полпути туда они повстречали Лиса Рыжика».
Красные язвы казались мягкими и яркими в утреннем свете, который из внутреннего двора, залитого раскрашенной водой, выплескивался в комнату Конкармины сквозь стену из окон. Язвы казались мокрыми. Но из них не текло. Особо не нравился Линор пластырь, закрывавший большой участок прямо над бровью. Линор подумала о клее, прилепившемся к мякоти язвы. Она подумала о том, как пластырь будут снимать.
– Как часто вы тут вообще меняете пластыри? – спросила она.
– Боюсь, я не знаю точного ответа. Полагаю, ежедневно.
– Вы же тут не…
– Клетчатка.
– …срываете пластыри резко, да? Вы мочите их и аккуратно отлепляете?
– В этом я уверен. Мы здесь не срываем.
Линор глянула в глаза Конкармины. Конкармина улыбнулась.
– «„Привет, Рыжик! Айда с нами на Большую Реку, рыбачить“, – позвал Норка Билли.
А Лис Рыжик рыбаком не был, хотя лакомиться рыбой ему и нравилось. Он вспомнил, как ходил рыбачить в прошлый раз – и как Норка Билли смеялся, когда он упал в Улыбчивый Пруд. Лис Рыжик хотел было сказать «нет», но изменил свое мнение.
„Ладно, я с вами“, – сказал Лис Рыжик.
Норка Билли и Выдренок Джо – рыбаки известные, они умеют плавать даже быстрее самих рыбешек. А вот Лис Рыжик плавать особо не умеет и рассчитывает только на свой ум. Добравшись до берега Большой Реки, они очень осторожно поползли по песчаному пляжу. Почти у самого берега резвилась стая полосатых окуньков. Норка Билли и Выдренок Джо приготовились нырнуть и схватить по рыбе, а Лис Рыжик знал: он для такого слишком плохо плавает».
– Клетчатка-клетчатка-клетчатка-клетчатка.
Линор вспомнила, как той осенью мистер Блюмкер показал ей других обитателей Дома с таким же, как у Конкармины, заболеванием. Мистер Блюмкер сказал, что это старческие прыщи. У него была теория. Он сказал, что оба типа прыщей обусловлены тем, что кожа не функционирует, как надо. Он сказал тогда: «Тот, кто склонен к подобному взгляду на вещи, скажет, что кожа предназначена удерживать внутри тела то, что должно быть внутри, и не пускать внутрь то, что снаружи, – и добавил: – В то время как о молодежи мы можем сказать, что та столь полна внутри жизнью, энергией и всем прочим, что означенная жизнь и кусочки ее внутренностей могут даже просачиваться сквозь обертку кожи, под давлением, а о здешних жильцах мы можем сказать, что атака идет в противоположном направлении, что энергия и внимание жильцов обрушились на их неподвижный центр с такой силой, что внутренней жизни и энергии уже не хватает, чтобы не дать внешнему проколоть обертку и навалиться на постепенно сокращающуюся внутренность», – и так далее. «Не инфекция, рвущаяся изнутри, а прокол изношенной обертки снаружи», «кожа перестает быть эффективной границей» и так далее. Линор не помнила, чтобы он говорил о мембране.
– Только это бывает лишь осенью, когда воздух сухой, – сказала тогда Линор. – К будущей осени добудем Конкармине увлажнитель воздуха.
– «Тут Норка Билли осыпал Лиса Рыжика насмешками.
„Ха-ха! Какой из тебя, Лис Рыжик, рыбак? Если бы я не мог поймать рыбу, когда она плывет прямо мне в руки, я бы в жизни не пошел рыбачить“.
Лис Рыжик сделал вид, что возмущен до глубины души.
„Знаешь что, Норка Билли, – сказал он, – если я сегодня не наловлю рыбы больше, чем ты, принесу тебе самого толстого цыпленка из палисадника Фермера Брауна, а вот если я наловлю рыбы больше, ты отдашь мне самую большую рыбину. Пойдет?“
Норка Билли обожает толстых цыплят…»
– Клетчатка.
– «…А тут выдался шанс заполучить одного такого, не опасаясь встретиться с Псом Баузером, который охраняет цыплят Фермера Брауна. Поэтому Норка Билли согласился отдать Лису Рыжику самую большую рыбину, которую поймает, если у Рыжика вечером будет больше рыбы, чем у Билли. Он то и дело давился от смеха, ведь всем известно, что Норка Билли – знаменитый рыболов…»