Я не увлекаюсь дорогими средствами по уходу за кожей, как Нора, но должна сказать, что мне действительно понравилось то, что она мне дала. Пахнет тоже приятно. Хотя я не заметила большой разницы, кроме ценны.
Моя кожа хорошо держится и без ботокса, несмотря на то что в юности я предпочитала загорать на пляже Бонди без солнцезащитного крема. Хорошие гены. Единственное, что моя мать сделала для меня.
Я не какая-то неприхотливая сучка. Делаю маникюр раз в две недели. Массаж каждый месяц. Каждые шесть недель крашу свои золотистые волосы, чтобы создавался эффект осветленных прядей, а секущиеся кончики были подстрижены. Благодаря всему тому загару, который я приобрела в юности, у меня был своего рода базовый слой, и моя кожа всегда легко загорает. На переносице у меня небольшая россыпь веснушек, которая зимой становится более заметной.
Я прикусила губу, рассматривая свое обнаженное тело.
Когда мне было за двадцать, когда я была замужем, то всегда была стройной, подтянутой, и во мне не было ни грамма жира. Я постоянно была голодна, подсчитывала калорийность каждого кусочка пищи, который попадал мне в рот, и всегда находила, что с моим организмом что-то не так.
Мои отношения с самой собой и едой были, мягко говоря, нездоровыми.
После моего развода и переезда потребовались годы, чтобы избавиться от этого дерьма. Есть то, что хочу: любить свое гребаное тело. Не желать покончить с собой из-за того, что съела кусочек торта.
Помогла работа в пекарне.
Не моей талии, а с тому, чтобы понять, что моя ценность измеряется не размером моего платья.
Как бы то ни было, мои бедра стали шире, а живот больше не плоский, как стиральная доска, но я все еще такая, какую большинство людей сочли бы стройной. Я по-прежнему великолепно выгляжу в одежде.
Иногда, глядя на свое обнаженное тело, я слышу в голове голос моего бывшего мужа, рассказывающий мне обо всем, что со мной не так.
Чаще я слышу его голос в те дни, когда у меня такое похмелье.
— Гребаная выпивка, — пробормотала я своему отражению, топая в комнату, чтобы натянуть спортивные штаны и выцветшую футболку, на которой, возможно, когда-то было написано: «Я видел чудаков в Барселоне».
Я не потрудилась застелить свою постель. Обычно так и делала, хотя и презирала это занятие, особенно в ранние утренние часы, когда вставала. Но я как-то читала о том, что заправленная постель настроит вас на весь день и сделает вашу жизнь менее похожей на пожар в мусорном контейнере.
Как бы то ни было, я мало что могла сделать, чтобы моя жизнь не стала похожа на пожар в мусорном контейнере.
Кофе для меня сейчас самое важное.
Я, спотыкаясь, дохожу до кухни, морщась от солнечных лучей, льющихся в окна, глядя на океан, который обычно скрашивал мое утро и напоминал о доме.
Никаких признаков Кипа.
Это хорошо.
Я не могу справиться с этим прямо сейчас.
Особенно не могу смириться с ним и с жареным сыром, который он приготовил мне вчера вечером. Ему не нужно было готовить это для меня. Он мог бы послать меня к черту. Я бы посоветовала мне отвалить.
Этот жест был слишком… тактичным, на мой взгляд.
Соседи по комнате. Вот кем мы были.
Я занялась приготовлением кофе и убедила себя, что на самом деле умереть от похмелья невозможно.
Подпрыгиваю, когда входная дверь открывается и закрывается, и на секунду думаю о том, чтобы броситься к кухонному столу, схватить нож из набора и замахнуться на незваного гостя.
Потом я вспомнила.
Мой сосед по комнате.
Кип вошел на кухню весь в поту.
И без рубашки.
Из наушников, все еще торчавших у него в ушах, доносилась музыка.
И его пресс.
Черт возьми, его пресс.
Стиральная доска.
Как будто я могла бы в буквальном смысле отстирать свое белье об эти гребаные штуки. Если бы я стирала белье. Они как будто вылеплены. Идеальны. Или они могли бы быть такими, если бы не длинный неровный шрам, пересекающий его торс по диагонали. Его окружают пара таких же, поменьше.
Конечно, шрамы только делают его более привлекательным.
Опасным.
Без рубашки и лоснящийся от пота, он совсем не похож на развязного, самоуверенного Кипа, которого я знаю и сдержанно презираю.
Нет, он выглядит как парень, с которым я бы трахнулась.
Он ухмыляется мне, вынимая наушники.
— Как твоя голова? Ты проснулась в собственной блевотине? Я
подумывал о том, чтобы поспать с тобой, чтобы убедиться, что ты на самом деле не захлебнешься собственной рвотой, но не хотел, чтобы ты приставала ко мне, поэтому решил, что ты выживешь.
Фу.
Этот засранец.
Определенно, это не тот парень, с которым я бы трахнулась.
Когда-либо.
Делаю мысленную заметку выгравировать это где-нибудь на камне.
Хмурюсь, многозначительно оглядев его с ног до головы.
— Ты действительно один из тех парней, которые бегают трусцой без рубашки? — спрашиваю я, прислоняясь к краю стойки и держа в руках свою кофейную чашку. — Женщины тренируются так же усердно и становятся такими же горячими, и вы не увидите, как мы бегаем трусцой по улице с болтающимися сиськами.
Кип ухмыляется.
— К сожалению.
Я отпиваю кофе.
— Ты гребаный извращенец, — говорю я. — И вопреки тому, во что ты веришь, мы не хотим видеть твои соски, когда ты идешь на пробежку. Не снимай рубашку.
Он смотрит на меня, все еще ухмыляясь, с дразнящим блеском в глазах.
— Ты хочешь видеть мои соски, не так ли? — передразнивает он.
— Мне нужно не снимать рубашку, потому что моя жена не может себя контролировать.
Я чуть не поперхнулась своим кофе, когда он произнес слово на букву «Ж». Даже в шутку, оно с силой врезалось в меня.
Я сижу у себя на кухне с сильным похмельем и препираюсь с мужчиной, за которого вчера вышла замуж.
Мой муж.
Что, черт возьми, я наделала?
— Я могу контролировать себя, поскольку все это мне не нравится, — выплевываю я, махнув рукой на его впечатляющий торс.
— Надень гребаную рубашку.
Потом выхожу из комнаты, чтобы зарыться в свое пуховое одеяло и притвориться, что все это было сном.
Или гребаным ночным кошмаром.
Глава 3
«Пирог с мясом и сыром»
Фиона
Я наслаждалась прохладой Атлантического океана и плыла против волн, когда что-то схватило меня.
Поскольку до этого я была одна, то испугалась. Я не горжусь ни своим криком, который издала, ни тем, что морская вода попала мне в рот. Поскольку я пыталась изгнать воду из своих легких и не утонуть, у меня не получилось бороться с тем, что меня держало.
Мужчина, напавший на меня в океане, смог сделать это без особого сопротивления.
Мне удалось мельком увидеть человека, о котором идет речь, убедиться, что он не какойто дикий серийный убийца или насильник.
Нет.
Это мой муж.
Буквально вытаскивал меня из океана. По какой бы то ни было причине.
Мы добираемся до мелководья, мои ноги нащупывают песок, и я изо всех сил стараюсь не отставать от волн и длинных и целеустремленных шагов Кипа.
— Отпусти меня, придурок! — кричу я на него, теперь сопротивляясь немного лучше, когда я на более-менее твердой почве.
— Что, черт возьми, ты делала? — взревел он, хватая меня за плечо и вытаскивая из волн.
Пытаюсь бороться с ним, но его хватка сильна, и я дезориентирована. По какой бы то ни было причине, он явно жаждет вытащить меня из воды. Может быть, он видел акулу.
Я снова покосилась на океан, высматривая плавник. У побережья участились случаи наблюдения акул, но меня это не сильно беспокоило. Я из гребаной Австралии, черт возьми. Парочка акул меня не напугает.
Кип продолжает тащить меня, пока я бормочу проклятия, которые он игнорирует. Этот день обещает быть дерьмовым. Лучше бы валялась в постели и смотрела фильмы о Гарри Поттере. Верное средство от похмелья.
Но нет, я была полна решимости выбраться из дома, слишком хорошо понимая, что Кип слоняется по нему, оскверняя мое святилище.
И вот теперь он испоганил еще одно место, которое я считала священным.
Близость к пляжу – одно из главных преимуществ моего маленького коттеджа. И дешевая арендная плата, потому что мой домовладелец – семидесятилетний местный житель, который не хотел извлекать выгоду из своих инвестиций. Все, о чем он просил, – это чтобы я ежедневно оставляла для него круассан. Что я и делаю.
Не в первый раз я задаюсь вопросом, как, черт возьми, Кипу удалось очаровать сварливого бывшего морского пехотинца, которому принадлежал мой коттедж с тех пор, как он впервые женился.
Однажды он сказал мне, что продаст его только через свой «остывший труп».
Поскольку он все еще жив и здоров, Кип, должно быть, какимто образом очаровал его.
Придурок.
Как только мы возвращаемся на пляж подальше от волн, мне удается оттолкнуть его от себя.
— Что за хрень? — злобно требую я, уперев руки в бока.
Хотя, если я и злая, то Кип – совсем другой. Вид у него убийственный.
— Такой же вопрос у меня, — сказал он голосом, не совсем похожим на крик, но и не таким уж вежливым тоном. С другой стороны, невежливо вытаскивать людей из океана.
— Какого хрена ты там делала? — спрашивает он, гневным тычком указывая на волны.
Я перевожу взгляд с него на воду, потом на себя, озябшую от поднявшегося ветра и одетую только в бикини.
— Не знаю, отвечает ли купальник на твой вопрос или нет, —вкрадчиво сообщаю я ему, уперев руки в бедра и чуть выпятив грудь.
Взгляд Кипа скользнул вниз по моему телу, и я с невероятной остротой ощутила, как мои соски проступают сквозь ткань.
Из-за холода. В этом нет ничего постыдного. Свободу соскам и все такое.
Я игнорирую жар, вспыхнувший в моем теле от мимолетного взгляда Кипа.
— Ты с ума сошла? Или пытаешься покончить с собой? — он стискивает зубы.
Я секунду смотрю на него, выхватываю свое полотенце из кучи, которую оставила на пляже.