Погружаясь в детали этого метода, мы увидим, что работа на бумаге продолжится в течение трех четвертей всего процесса и только в финале, во время написания диалогов и окончательного драфта, компьютер начинает играть главную роль.
Текст на двоих, метод пинг-понга
Марта Эстебан, директор кинокомпании «Мессидора» и продюсер ретрофильмов, с которой Сеск создавал все свои проекты, всегда говорит, что мой случай очень любопытен. «Сценарист, который, не написав ни строчки сценария, выиграл премию «Гойя»! Вот это настоящее искусство!» И в каком-то смысле она права.
Сеск и я не открыли новый рецепт успеха. Все, что мы сделали, – дали имя очень древнему способу работы. Мы окрестили его «методом пинг-понга», то есть формой письма, которая основывается на долгом периоде работы в диалоге.
Диалог – уникальная и основополагающая форма в поиске и создании архитектуры фильма, от мельчайших деталей до самого конца, в которую включен слой диалогов, парадоксально завершающий процесс написания текста «написанием текста». Важно понимать, что создание сценария – не только тот момент, в который кто-то, в нашем случае Сеск, садится перед экраном компьютера писать сцену за сценой, чтобы завершить его – сценарий.
Создание текста по методу, который мы здесь описываем, – это долгий и сложный рабочий процесс. Мы с Сеском проходим через этот процесс в непрерывном диалоге, который может длиться и восемь месяцев, чтобы дождаться нужного момента, когда можно уже «лезть в печь» написания текста.
Чтобы использовать метод пинг-понга, важно совпадать в этических и эстетических взглядах.
Это не значит, что взгляды должны совпадать полностью или что люди должны принадлежать одинаковой культуре или контексту. Между ними должно быть глубокое понимание некоторых базовых компонентов функционирования человеческой природы, которое они разделяют.
В нашем случае социокультурный контекст очень похож (Сеск и я познакомились в колледже и были соседями в течение пяти лет в молодости), что приводит к общим идеям о языке и диалогах, которые появляются чуть быстрее и проще. Говоря, что нечто является странным, мы с Сеском подразумеваем целый спектр странностей, который мы оба понимаем. Говоря, что кто-то скромный, мы оба имеем в виду определенный вид скромности, а когда говорим о крутом месте, то эстетические характеристики места, которые нам приходят в голову, тоже общие.
Такое слияние миров и идеалов, конечно, упрощает диалог во многих аспектах, и если они не будут общими для обоих, то каждая партия в пинг-понг потребует дополнительных усилий для конкретизации, что во многих случаях может быть изнурительно.
Другое правило игры: во время пинг-понга нужно брать в расчет, какой тип игроков сейчас занимает стол. В нашем с Сеском случае роли были понятны. Он – режиссер, который на своих плечах несет полную ответственность за проект. Я – сопровождающий его оруженосец. Каждый знает свое место. Это имеет ключевое значение. Могу представить, что есть разные типы отношений и распределения сил, но перед тем, как начинать игру, надо хорошо понимать, каковы они. За этим столом все должно быть ясно. По моему опыту работы с другими режиссерами-сценаристами или продюсерами, когда эти границы не ясны, все может пойти не так или никуда не привести.
Эта история с пинг-понгом не безупречна, и, если границы и правила не ясны, в какие-то моменты работа может превратиться в настоящее испытание.
Если у вас такой случай, надо признать это и расстаться – это принесет проекту или сценарию только благо.
Сеск и я играли в эту игру годы, и поэтому мы знаем почти все ходы, преимущества и недостатки друг друга. Знаем, когда у соавтора тяжелый день, когда он на взводе и как это преодолеть, кто больше работает, загораясь образами, а кто – когда мы добираемся до обсуждения концептов. Когда обратить внимание на детали и когда сосредоточиться на структуре. В общем, мы знаем друг друга, с взаимным великодушием и терпением мы смогли развивать, принимать и разделять друг с другом все эти перипетии без лишних переживаний.
Используя метод пинг-понга, нужно понимать и использовать сильные стороны своего товарища и принимать или игнорировать слабые, стремясь развивать общее творческое пространство, которое создается во время работы.
Есть некое взаимодополнение, которое превращает пару игроков в успешную команду. Я бы сказал, что два игрока, которые очень похожи, могут не слишком хорошо поладить, да и те два игрока, которые понимают пинг-понг по-разному, тоже не будут чувствовать себя комфортно.
Мы не работаем с машинами и не производим гайки, поэтому эта история о дополнении друг друга очень связана с кожей, инстинктом и телом. Надо уметь разделять пустоту молчания во время расслабленной и спокойной рабочей встречи. Надо уметь разделять вереницу маленьких неудач ежедневной работы с текстами с радостью и с юмором. И в то же время необходимо уметь спорить с коллегой без опаски, когда во время спора он заводится и повышает тон. Это напряженные отношения, но, по моему опыту, все это компенсируется той многогранностью и глубиной взглядов, которые появляются во время создания фильма.
Сценарист – наблюдатель реальности
Со мной такое было несколько раз. Друг или подруга рассказывают мне что-то личное и вдруг, осознавая мой род занятий, останавливаются и говорят: «Слушай, не используй это в твоем следующем фильме, понял?» – на что я всегда отвечаю: «Нет, конечно же нет». И это не вполне правда.
Мы, сценаристы, заядлые наблюдатели реальности. Всегда одним глазком смотрим на других. На то, как они разговаривают, делают что-то, врут, ведут себя. Наблюдаем за хореографией их движений и ритмов. Наблюдаем за поэтическими случайностями, которые вторгаются в реальность и создают какой-то мощный образ.
С детства помню, как в барселонском автобусе подслушивал разговоры других пассажиров. И сегодня во время более или менее долгой поездки в поезде рядом со спорящей парой мне очень сложно не прислушиваться к их ссоре. Думаю, это особенный инстинкт, который у одних развит сильнее, чем у других.
Но абсолютно точно то, что поведение наблюдателя является ключевым для первого шага к способности говорить о других, то есть о нас самих. Очевидно, что если я услышал историю от подруги за ужином, то никогда не стану ее использовать в том виде, в каком она была рассказана. Но какая-то часть истории, одна фраза, место, реакция или жест, останется в моем сознании и в неожиданный момент превратится в важный элемент какой-нибудь сцены.
Мы все обращаем внимание на то, что говорят нам другие, по крайней мере делаем вид. Но те, кто создает тексты, имеют шестое чувство, обладают такой внимательностью, которую можно было бы назвать драматургической. Она проявляется в моменты, когда происходит нечто необычное, поэтическое, парадоксальное или волшебное, что стоит сохранить в памяти.
Во время моего преподавания в Высшей школе кинематографии и аудиовизуальных эффектов Каталонии я несколько раз предлагал группе сценаристов четвертого курса начинать практические занятия с упражнения, которое предназначено для обострения образа жизни – «наблюдатель-охотник». Упражнение состояло в том, чтобы отвести их на оживленную площадь, посадить по одному на летней террасе бара и дать им два часа для наблюдения за происходящим вокруг.
С записной книжкой в руках они в течение получаса должны были записывать «объективные» описания случаев или персонажей, привлекших их внимание, а в течении оставшихся тридцати минут отмечать то, что они лично думают об этих событиях и персонажах, то есть давать собственную интерпретацию происходящего. После мы возвращались в аудиторию и каждый объяснял группе свои заметки.
Мы все находились в одной и той же реальности, но, очевидно, каждый замечал определенные вещи, пейзажи, персонажей, и во многих случаях – очень непохожих на других. И даже если объект наблюдения совпадал, очень часто то, что приходило в голову наблюдающим, полностью отличалось.
Таким образом, наблюдать – главная задача сценариста. Все находится перед нами и ждет лишь нашего взгляда. Писать текст – это не столько упражняться в придумывании, сколько переводить на собственный язык то, что ты видишь.
К тому же это первый шаг к пониманию того, что так называемая реальность привлекает и интересует меня как объект исследования и как собеседник.
Такое поведение наблюдателя может время от времени давать ощущение, что ты живешь какой-то отдельной от всех жизнью. Что всегда находишься немного вне того, что мы называем «жизнью». Может быть и так. В любом случае это дает чувство, что совершенно неясно, где центр того, что называется «жить», и потому позиция наблюдателя – не более чем одна из бесконечных возможностей бытия в этом мире.
Невидимая работа
Меня часто спрашивают, бываю ли я на съемках, знаком ли с актерами. Общество связывает мир кино с определенным гламуром, успехом и славой. И я всегда отвечаю одно и то же: «Я почти никогда не бываю на съемках, потому что мне там нечего делать». Могу приехать один раз, чтобы выказать солидарность команде и интерес к работе. Но вообще съемки, на которых ты ничем не занят, – это достаточно скучно. К тому же ты обычно мешаешь и чувствуешь себя лишним. Нам, сценаристам, на съемках нечего делать и нечего сказать, потому что съемки – полностью налаженный процесс, в котором для нас места нет.
Для меня одно из главных преимуществ работы сценариста – его абсолютная невидимость. Мы – часть мира с огромным культурным и общественным влиянием, но мы его совершенно неизвестная для общества часть. И для меня это привилегия. Мы наслаждаемся искусством без необходимости терпеть всю эту социальную часть по продвижению фильма, которая требуется от актеров и режиссеров.
Мы – важная часть в механизме производства фильма, но не обязаны (да от нас и не ждут этого) участвовать в общественном цирке, который устраивается вокруг фильма и киноиндустрии.