Строя свои планы, я как-то подзабыла об этом немаловажном факте. Мать-то не одна живет! С мужем. И вот как примет отчим новоявленную дочурку, это большущий вопросище такой. Но делать нечего. Не ретироваться же прямо сейчас, даже не выяснив все.
Собрав в кулак свою уже изрядно подтаявшую смелость, я выпалила:
– Здравствуйте, а Ольга Петровна здесь живет?
Мужик во все глаза рассматривал меня. Внимательно так, с ног до головы. И кавказские черты в его лице проявлялись все сильнее. Или мне так казалось? Не знаю, в общем. Но то, что хотелось съездить ему по физиономии, чтобы так не пялился, это точно.
– Здесь… – наконец, разлепил тонкие губы отчим. – Только ее сейчас дома нет.
Час от часу не легче! Ну вот и что теперь делать? Торчать на лестничной площадке и дожидаться? На улице же вообще не вариант. Тут же привлеку внимание какого-то местного казановы.
– Но вы можете подождать ее.
Мужик гостеприимно распахнул дверь передо мной и отступил в сторону, давая пройти.
Вот черт! Я почувствовала себя зайцем, которого загоняют в силок. Сопоставила свои шансы противостоять этому престарелому качку и с усилием сглотнула слюну. Скрутит в бараний рог, и ни черта я не сделаю. Даже не рыпнусь. Хотя… В этом деле ведь главное эффект неожиданности. Как только почувствую, что дело не туда движется, ослаблю бдительность, ударю по болевым точкам и стрекача дам.
Протискиваясь в квартиру так, чтобы невзначай не зацепить мощный торс отчима, я лихорадочно соображала. Говорить о том, кто я, до возвращения мамы или нет? Решила, что разберусь по ходу дела и все-таки вошла.
Звук хлопнувшей за спиной двери отозвался тревожными звоночками в голове, но я понимала, что это обычная паранойя. Она уже давно и привычно обосновалась во мне на почве озабоченности всех окружающих мужиков. Правда, причины для нее были самые веские, но не суть. Нельзя же всех под одну гребенку мерить.
Квартира оказалась роскошной по моим представлениям: высокие потолки, простор. Комнат здесь, судя по планировке, три. Мебель, правда, в основном старая, но зато добротная и основательная. На стене я заметила свадебную фотографию в рамке – женщина, в которой я не без труда узнала мать, и полулысое счастье, стоящее сейчас за моей спиной.
Мать выглядела изрядно потрепанной жизнью, но на удивление счастливой. Блеск в глазах, устремленных на мужа, с лихвой компенсировал все недостатки. Не знаю, почему меня так уязвило это счастье в материнских глазах. Может, потому что мне самой в этой идиллии места не нашлось. А ведь я ее дочь, как никак.
Судя по всему, мужик что-то сказал мне. Но поглощенная созерцанием фотографии, я даже этого не заметила. Только когда он повысил голос и с более сильной интонацией повторил вопрос, я вернулась к реальности.
– Я спрашиваю: может, хотите чаю или кофе? Жена у меня пирожные замечательные печет. Вот с ними как раз и попьете.
Опять полоснуло по сердцу от этого замечания. Я вот понятия не имела, что мама у меня хорошо готовит. Я вообще о ней по сути ничего не знаю, и от этого до слез обидно. Чтобы скрыть тот сумбур, который творился у меня внутри, я просто кивнула.
Мужик скрылся в кухне и загремел посудой. Потом мы пили чай в их с любовью и уютом обставленной гостиной. Видны были усилия матери, направленные на то, чтобы обустроить свое семейное гнездышко. Кружевные салфеточки ручной работы, цветы в горшочках и со вкусом подобранные картины и статуэтки.
Поймала себя на мысли, что хотела бы жить здесь… Но ровно до того момента, как отчим начал подбивать ко мне клинья.
– Вы так и не сказали, как вас зовут. Я вот Геннадий Степанович.
– Арина, – сухо откликнулась я.
– Наверняка приехали в театральный поступать, – проговорил он. – Внешность у вас интересная…
Я напряглась и как можно холоднее сказала:
– Не угадали. Работать приехала.
– Моделью, наверное? – опять тем же тоном старого ловеласа произнес Геннадий Степанович.
– И в мыслях не было.
Он придвинулся на диване поближе ко мне – в нос ударил ядреный запах мужского пота. Я поморщилась и поспешно вскочила.
– Знаете, я, пожалуй, подожду Ольгу Петровну снаружи…
С этими словами сделала пару шагов к двери.
Реакция у него оказалась молниеносной. В таком громоздком теле это смотрелось вдвойне удивительным. Тут же оказался рядом и стал оттеснять от двери.
– Да ну что вы, Ариночка? Как же такую девушку заставлять ждать на улице? – бархатным баритоном выдыхал он мне в самое ухо.
Противно было так, что даже передать трудно. Я уже всерьез подумывала о том, чтобы съездить его по «орешкам», но пока удерживала мысль о маме. Если покалечу ее чудо чудное - диво дивное, то по головке точно не погладит. Мужик же, пользуясь моей растерянностью, уже оттеснил меня в самое опасное место в комнате – к дивану.
Резкое движение грудью, и коленки мои подкосились, а я сама рухнула в мягкие объятия мебели. Увидела над собой возбужденное лицо старого кобеля, и рука инстинктивно сжалась в кулак, чтобы ударить в челюсть. И тут, по законам жанра, в происходящее вмешалась третья сторона. Мать.
Истошный вопль заставил моего неудавшегося соблазнителя подпрыгнуть на месте и отшатнуться от меня на пару метров, сбивая по пути столик с чаем и пирожными и прочие предметы интерьера. Я с облегчением приняла сидячее выражение и уставилась в перекошенное лицо женщины, несущейся на мужа с громадной хозяйственной сумкой в руках.
Такой и убить можно при желании! Но жалеть я этого идиота точно не стану. Заслужил!
– Ах ты кобель проклятый! Это значит я тут на рынок бегаю, тебе жратву покупаю. Котлеток, блин, захотел, сволочь! А ты в мое отсутствие сюда шлюшек тащишь?!
Дальше из горла маман полилась такая нецензурщина, что я постаралась даже не вслушиваться. Лишь с восхищением открыла рот, пополняя и собственный словарный запас.
– Это не… это не… Олечка, солнышко, ты все не так поняла! – лепетал мужик, бегая по всей комнате в попытках спастись от разъяренной фурии.
Выглядело это все донельзя комично. Гора мышц и мяса, в два раза больше щуплой жены, бегала, словно перепуганный козленок. Козлище, вернее. Ближе к истине.
Матери все-таки удалось обманным маневром заманить его в угол. Геннадий Степанович ойкнул и обреченно прикрыл голову руками. Жена уже занесла над ним свое рыцарское оружие, когда в дело, наконец, вмешалась я. И вовсе не потому, что вдруг озаботилась судьбой этого придурка. Была бы моя воля, еще бы и подбадривала мать. Но до меня дошло, что сразу после расправы над мужем маман переключится на меня. И вряд ли даже шанс даст объяснить все. Просто за дверь выставит и слушать ничего не пожелает.
– Мама, ты и правда все не так поняла!
Женщина остановилась так резко, что я даже запереживала. Уж не стало ли ей плохо? Так долго она стояла восковой фигурой с занесенной над головой сумкой. Потом от сердца отлегло, когда она медленно повернулась ко мне. Мужик тоже ошарашено смотрел на меня, позабыв об опасности. Так вовремя вылетевшее слово «мама» оказало эффект разорвавшейся бомбы.
– Это твоя дочь?! – первым опомнился Геннадий Степанович, осторожно отодвигая жену и перебегая на безопасное расстояние к стене. – Ты мне никогда не говорила, что у тебя есть дочь.
Мать, наконец, отмерла и некоторое время озадаченно смотрела на меня. Потом ее глаза прищурились.
– Думаю, если бы я родила дочь, то помнила бы об этом, – холодно сказала она.
Теперь настал мой черед превращаться в восковую фигуру.
Некоторое время я просто не могла понять, почему она так говорит. Боится признаться мужу, что у нее есть ребенок? Но это глупо! Они ведь уже не дети. Вполне нормально, что у обоих до свадьбы была личная жизнь и прошлое. Почему она отвергает меня? Снова!
Было так больно, что все слова, которые я так долго репетировала и хотела высказать ей, куда-то улетучились.
– Зачем ты так, мама? – чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, проговорила я. – Просто скажи, что не хочешь иметь со мной ничего общего. Но не делай вид, что я для тебя никто.
– Девушка, – с нотками презрения в голосе сказала Ольга Петровна, – то ли вы сумасшедшая, то ли аферистка. У меня никогда не было дочери, ясно? И не могло быть! Когда-то по молодости сделала неудачно аборт. И детей у меня быть не может в принципе! Так что если вы таким экстравагантным образом выгораживаете этого кобеля, – она махнула рукой в сторону мужа, – то попытка не удалась. Немедленно покиньте мой дом!
– Но я… Я… – Я будто приросла к этому дивану, не в силах ничего понять. – Постойте… Бабушка говорила, что…
Тут до меня постепенно дошло, и я осеклась.
А с чего вдруг бабушка решила, что ребенок, подброшенный ей на крыльцо, является внуком? Да, все посчитали это самой приемлемой версией. Но ведь на самом деле могло быть и не так. Моей матерью могла быть какая-то залетевшая школьница или забулдыга, не захотевшая растить ребенка. А в приют тащить в районный центр не захотела. Вот и подкинула бабушке. И на самом деле те люди, которых я считала родными, не имеют ко мне никакого отношения. Кто я такая вообще?!
Сейчас я чувствовала себя абсолютно раздавленной. Будто дождевой червяк, корчащийся на асфальте и размазанный чьей-то грубой ногой. Ни слова не говоря, я поднялась и, как во сне, побрела к двери. В спину донесся почти болезненный возглас той, которую я всего минуту назад считала матерью:
– Не представляешь, что бы я отдала, чтобы и правда иметь дочь… И сколько лечилась от бесплодия. С твоей стороны просто жестоко шутить таким образом.
И снова новый удар обухом по голове. На самом деле эта женщина бы не бросила меня. Будь она моей матерью, уже давно бы забрала и растила.
Я больше не сдерживала слез. Они ручьем катились из глаз, и я почти ничего не видела. Вяло переставляла ноги и понятия не имела, куда бреду и зачем. А за спиной опять слышались ругань и выяснение отношений.
Похоже, я далеко не первая, к кому приревновала Ольга Петровна своего мужа. Но сейчас подумала об этом отстраненно и без малейших эмоций. Эти люди мне чужие. Мне нет дела до них и их отношений. Все, чего я хотела, вернуться домой. Вернее, в то место, которое считала домом. К единственному человеку, которому я нужна в этой жизни. Зачем вообще приехала сюда? Идиотка! Не знала бы ни о чем, не было бы сейчас так паршиво на душе. Впору повеситься где-нибудь на ближайшем деревце.