Победителей назначали сами редакции периодических изданий, так что это меня почти не отвлекало…
А вот с письмами ветеранов были определённые проблемы!
Спустя буквально месяц меня ими просто завалили и, пришлось на первых порах привлечь всю нашу комсомольскую ячейку, чтоб их обрабатывать и на некоторые отвечать. Подробно объяснив важность, как можно убедительнее излагаю саму суть:
— Ребята, ищем не байки или анекдоты — которые травят в курилках, а реальные примеры применения оружия, способы выживания и какие-нибудь боевые эпизоды… Ээээ…
Подумав, я добавил:
— Впрочем, анекдоты, байки и просто рассказы про смешные моменты на войне — мы издадим отдельной книгой.
Ну а, я уже анализировал ими выбранные письма и те рассказы, что считал — не только интересными и правдоподобными, но и полезными на войне, литературно обрабатывал и публиковал. Затем, мне пришлось срочно создать целый «личный секретариат», чтоб работать с корреспонденцией.
Обходилось «в копеечку», конечно, но оно того стоило.
Кроме этого, я написал фантастический роман….
О попаданце!
За основу взял роман Романа Злотникова «Элита элит» — одно из моих самых любимых произведений на эту тему. Конечно, «передранный» сюжет — хорошенько переделал, подогнав под существующие реалии…
Сюда же фрагментами вставил кое-что из трудов Алексея Исаева — российского историка, которого я наиболее уважаю из всей этой братии.
Сюжетец довольно незамысловатый.
В не совсем отдалённом будущем, когда на Земле победил коммунизм, была образована «Всемирная Республика Советов» (без этого никак!) — её космические корабли вдоль и поперёк бороздили просторы Солнечной системы. После катастрофы одного из них наш землянин-коммунар попадает на «красную» планету. Ну а там ситуация точь-точь как «в реале» 22 июня 1941 года: на первое марсианское государство рабочих и крестьян — «вероломно, внезапно и без объявления войны» напала фашистская орда.
В отличии от оригинала, у меня меньше внимания уделяется паранормальным способностям главного героя и больше «заклёпкам»: технике, вооружению и способам их применения. Подробнейшим образом описана стратегия и тактика блицкрига и, способы противодействия ему.
Надеюсь, книга даст богатую пищу для глубоких размышлений политикам, конструкторам вооружения и военным и, возможно поможет им избежать некоторых ошибок. В конце концов, с чего началась космическая программа? Именно с фантастических романов…
Само время — весьма и весьма способствовало моему литературному творчеству!
Среди прочих, основной чертой периода с октября 1917 по конец 20-х годов был, как это не странно звучит — расцвет русской литературы. После революции, в стране образовалось множество различных литературных групп и объединений — большинство из которых возникали и исчезали, даже не успевая оставить после себя какой-либо заметный след.
Только в одной Москве их в одно время существовало более тридцати!
Наряду с окончательно победившим позже «соцреализмом» существуют и, конкурируют с ним и друг с другом — «авангард», «модернизм» и «постмодернизм», «импрессионизм» и «экспрессионизм»… Все это многообразие закончится в 1932 году постановлением «о сокращении группировок» и, в 1934-ом — Первым съездом Союза писателей, поставившим на «свободе творчества» большую жирную точку-кляксу.
С этого времени и до самого «Горби Меченного», с его перестройкой и гласностью — «соцреализм» будет объявлен единственной эстетической традицией в литературе.
Ну, а пока — пиши, не хочу!
Все особенности постреволюционного периода нашли свое отражение искусстве — в литературе, искусстве и театре. Деятели «высокой культуры», всяк своей собственной творческой и идейной ориентацией, создавали многочисленные творческие группы, коллективы и объединения.
Хорошо понимая, что писатели намного эффективнее официальных пропагандистов способны помочь пролетарскому государству в «правильном» воспитании граждан нового общества, большевики пытались использовать их. Поэтому вовсе не случайно, что именно — Народный комиссариат просвещения во главе с Луначарским, осуществлял «руководство» литературой и искусством в 20-е годы.
Однако довольно скоро, обоим сторонам стало ясно: власть и деятели культуры — не совсем понимают друг друга!
Всяк, мнивший себя писателем, был неповторимой личностью и, на «правильность» коммунистического воспитания — если и не «клал с прибором», то имел свою — индивидуальную точку зрения.
В самом начале НЭПа Троцкий попытался проанализировать «советскую» художественную литературу и, оказалось — что она подразделяется на «мужиковствующую», «футуризм» и «пролетарское искусство». Ещё, по мнению «Льва Революции» — основная масса писателей оказалась «попутчиками», причем «хлыстовствующими»…
Самоистязателями, то есть.
Что сцуко характерно, Троцкий (сам по профессии журналист-литератор), признал выдающиеся художественные достоинства — именно у «попутчиков революции», а об «пролеткультовцах» — отозвался довольно пренебрежительно.
Довольно многоговорящий факт!
В осмыслении революции, деятелям искусства пришлось выбирать между эмоциями и образом, между логикой и результатом — а в России это всегда непросто.
Стремясь «убежать» от реальности бытия (которое, не всем нравилось надо признать), одни «властители душ» устремлялись в неведомое будущее, другие делали вид, что все еще пребывают в дореволюционном прошлом, третьи создавали симбиоз того и другого. Наблюдалась отчётливая ностальгия по предвоенному «серебряному веку» и, в литературной среде — наблюдалось своего рода пародийное возрождение его духа. Имелись в литературе и, явления вовсе маловразумительные. Творчество многих художников слова, определённо являлось каким-то отчаянно-самоедским юродством.
Сперва, большевики попросту не знали, что делать со всем этим. Политическая цензура давно уже существовала, но по ныне существующим законам — она реагировала лишь на открытый «антисоветизм». Даже, создание в 1922 году «Главного управления по делам литературы и издательства» (Главлита), не прояснило ситуацию.
По газетным статьям Троцкого, создавалось впечатление, что власть надеялась — «само-собой всё рассосётся»… Мол, «объективные законы» марксизма, избавят советское социалистическое искусство от «родимых пятен» капитализма.
В этом месте — три раза «хахаха!».
Это надо, чтоб люди в пчёл или муравьёв превратились и мыслили все одинаково, как электрические калькуляторы первого поколения…
Ну и наконец поговорим о прекрасном — о поэзии, то бишь.
Этой же зимой — 1923−24 годов, вдруг вижу в газете знакомые стихи за авторством некого Марка Бернеса и сразу понимаю чьих рук это дело. Вообще-то я хотел как можно меньше общаться с семейством Головановых, чтоб каким-либо образом не изменить судьбу Александра — будущего главного маршала авиации.
Ну а тут — куда уж деваться?
Да и кой-какие соображения на этот счёт появились…
Набрал подарков и, как только случилась оказия в Нижний Новгород, приезжаю в гости. Мне сильно обрадовались, даже отец будущего сталинского выдвиженца — Евгений Александрович, работник Волжского пароходства по причине зимнего периода «куковавший» на берегу:
— Ну здравствуй, поэт! Вот ты значится, какой… Самогонки тебе налить?
— Огромное спасибо, конечно, но лучше не надо — ибо, во хмелю я зело буен.
Папа будущего маршала обрадовался ещё больше:
— Ну, как хочешь.
Но особенно была рада встрече Вера Ивановна:
— Серафим! Вы куда пропали? Я уж ждала-ждала, а потом думаю: дай стихи его в редакцию пошлю — вдруг объявится.
Развожу руками:
— Расчёт оказался верен!
То, да сё и протягивает мне деньги:
— Это ваш гонорар за стихи, Серафим.
Довольно приличная сумма, однако! Прижав руку к сердцу:
— Это не мои стихи, Вера Ивановна! Повторяю: это стихи моего погибшего друга Марка Бернеса…
Искренне огорчается:
— А я думала — Вы скромничаете, взяв такой псевдоним.
Вынужден был признаться:
— Этого у меня не отнять — довольно скромный я парняга…
— Хахаха! Признайтесь всё же, что это Вы написали!
— Если бы! Но, увы — я напрочь обделён стихотворческим талантом. Поэтому прошу переслать гонорар на счёт «Ульяновской Воспитательно-трудовой колонии для несовершеннолетних, имени Кулибина».
Та, с видимым удовольствием согласилась и после непродолжительного обсуждения некоторых малоинтересных деталей, застыла в нетерпеливом ожидании:
— А кроме уже опубликованных, имеются ещё стихи Марка Бернеса в «заветной фронтовой тетрадочке»?
Вздохнув, типа, «куда от Вас денешься?», я продекламировал:
— 'Синенький скромный платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты говорила, что не забудешь
Ласковых, радостных встреч.
Порой ночной
Мы распрощались с тобой…
Нет прежних ночек.
Где ты платочек,
Милый, желанный, родной?
Помню, как в памятный вечер
Падал платочек твой с плеч,
Как провожала и обещала
Синий платочек сберечь…[2] '.
Вдруг она опомнившись:
— Серафим, подождите я буду записывать!
— Не утруждайте себя, — протягиваю тоненькую тетрадочку из сшитых листов, — здесь у меня для Вас всё записано…
Вера Ивановна у нас не только домохозяйка, но и учитель пения с музыкальным образованием. Я лишь чуть-чуть подсказал мелодию песни и она буквально при мне переложила её на ноты. Села за пианино, спели дуэтом и она воскликнула в восхищении:
— Это произведёт фурор!
Осталось только согласиться с ней:
— Без всякого сомнения, это будет так.
Нехорошо воровать чужие стихи, да?
Согласен — ой, как не хорошо… Даже противно!
А день-через день выслушивать от Макаренко жалобы на задержку финансирования «ВТК» от НКВД — это хорошо?