Ученые публиковали свои находки в научных журналах вроде Journal of General Virology и The Lancet, но кое-какие данные просочились и в газеты. Одна из них вышла с заголовком «Летучие мыши — носители опасного вируса, индустрия скачек под угрозой». Оцепленная конюшня Рейла и заваленная расчлененными лошадьми территория — просто великолепные кадры для телекомпаний, которые лишь подогревали интерес к теме. Некоторые репортажи были на самом деле точными и здравыми, но не все, и уж точно ни один из них не смог успокоить публику. Люди встревожились. После того как летучих лисиц объявили естественным резервуаром, да еще и с высокой серопревалентностью, их репутация, и без того уже подмоченная похожими проблемами в прошлом, еще сильнее испортилась. Летучих мышей никогда особенно не любили, но теперь в Австралии их невзлюбили особенно.
Один выдающийся тренер скаковых лошадей изложил мне свои взгляды на эту тему на ипподроме в Хендре в солнечный субботний день во время перерыва между скачками.
— Вирус Хендра! — взорвался он, едва я упомянул этот микроб. — Они не должны его допускать!
«Они» — это некие государственные служащие.
— Они должны избавиться от летучих мышей! Эти летучие мыши вызывают болезнь! Они висят вниз головой и срут на себя!
(«Это вообще возможно? — подумал я. — Кажется маловероятным с биологической точки зрения.)
— А еще они срут на людей! Все перевернули с ног на голову — это люди должны срать на них! Зачем они вообще нужны? Надо от них избавиться! Почему этого еще не сделали? Потому что сентиментальные «зеленые» не позволяют! — ворчал он.
Мы сидели в «Баре для своих», куда пускают только профессионалов, связанных со скачками; меня туда впустили, потому что я сопровождал Питера Рида.
— Государство должно защищать людей! Защищать ветеринаров, таких, как наш друг Питер! Бу-бу-бу, бу-бу-бу и еще бу-бу-бу!‥
И так далее. Этот тренер, легенда австралийских скачек, был невысоким, задиристым, как бойцовый петух старичком лет восьмидесяти, с зачесанными назад седыми волосами. Я был гостем в его клубном доме, так что обязан был проявить уважение — ну, или, по крайней мере, определенное снисхождение. (К тому же, справедливости ради, этот разговор состоялся вскоре после того, как от вируса Хендра умер еще один человек — доктор Бен Каннин, ветеринар из Квинсленда; он заразился, когда лечил больных лошадей. Смертельный риск для конников и экономический риск для всей скаковой индустрии Австралии был, несомненно, очень высок.) Когда я мягко намекнул, что хочу процитировать слова этого тренера в книге, он немного смягчился, но суть его слов осталась прежней.
К «сентиментальным зеленым» он относил и опекунов летучих мышей. Но даже эти мягкосердечные активисты испугались, когда ознакомились с накапливавшимися данными. Их беспокоили две вещи, которые приходилось как-то балансировать: с одной стороны, вирус еще сильнее испортит репутацию летучих мышей и начнутся призывы к их истреблению (вроде тех, что прозвучали из уст старого конника); с другой стороны, они сами могут заразиться, ухаживая за летучими мышами. Эта «другая сторона» стала совершенно новой проблемой. Им пришлось крепко задуматься о своих обязательствах. В конце концов, они же любят летучих мышей, а не вирусы. Относятся ли вирусы к дикой природе? Большинство людей считают, что нет. Несколько опекунов попросили взять у них кровь на антитела, и с этой просьбы началась широкомасштабная программа, которую быстро организовала и возглавила Линда Селви, молодой врач-эпидемиолог из Квинслендского университета.
Селви обратилась в организации опекунов дикой природы на юго-востоке Австралии, и ей удалось найти 128 опекунов летучих мышей, которые согласились сдать анализ — или даже настоятельно об этом просили. Вместе со своими помощниками Селви взяла кровь у участников программы и попросила их заполнить небольшую анкету. Анкеты показали, что многие из этих людей поддерживали длительный близкий контакт с летучими лисицами — кормили их, держали на руках, часто получали царапины или укусы. Один опекун получил укус в ладонь от летучей лисицы с положительным анализом на вирус Хендра. Самым неожиданным результатом исследования Селви стал процент носителей антител среди опекунов летучих мышей: он оказался нулевым. Несмотря на месяцы и годы близких контактов, несмотря на царапины, укусы, контакты со слюной и кровью, ни у одного человека не обнаружилось иммунологических свидетельств заражения вирусом Хендра.
Доклад Селви был опубликован в октябре 1996 года. Тогда она была аспиранткой. Позже она возглавила отдел заразных заболеваний в министерстве здравоохранения Квинсленда. Когда мы встретились за чашечкой кофе в шумном брисбенском кафе, я спросил ее:
— Кто вообще эти опекуны летучих мышей?
— Я не знаю, как их описать, — ответила Селви. — Ну, наверное, люди, которые очень любят животных.
— И мужчины, и женщины?
— В основном женщины, — сказала она и осторожно предположила, что у бездетных женщин больше времени и желания заниматься подобным «суррогатным материнством». Обычно они забирают животных домой, где устанавливают большую удобную клетку, в которой летучие мыши могут спать, когда за ними не ухаживают. Мне казалось удивительным, что настолько близкие отношения между летучими мышами и людьми, особенно учитывая такой высокий уровень серопревалентности у животных, не привели ни к единому случаю заболевания у людей. Ни один из 128 опекунов, участвовавших в исследовании Селви, не имел антител к вирусу.
— Что это сказало вам о природе вируса? — спросил я у нее.
— Что ему требуется некий усилитель, — ответила она, намекая на лошадей.
5
Давайте ненадолго отвлечемся и вспомним о болезни под названием ящур. О ней слышали все. Все смотрели фильм «Хад»[7]. Но большинство людей даже не подозревает, что с натяжкой ящур можно назвать зоонозом. Вирус, вызывающий ящур, принадлежит к группе пикорнавирусов — той же самой, к которой относится полиовирус и некоторые вирусы, похожие на те, что вызывают у людей простуду. Но люди редко заражаются ящуром и симптомы обычно ограничиваются сыпью на ладонях, ступнях или слизистой оболочке рта. Куда чаще и тяжелее болезнь протекает у парнокопытного домашнего скота — коров, овец, коз и свиней. (Дикие парнокопытные — олени, лоси, антилопы — тоже для нее уязвимы.) Главные клинические проявления — повышение температуры, хромота и везикулы (небольшие пузырьки) во рту, на носу и на ногах. У самок во время лактации сосцы иногда покрываются волдырями, которые затем лопаются и превращаются в язвы. Это плохо и для матери, и для детеныша. Смертность от ящура сравнительно низкая, но вот заболеваемость (распространение болезни среди популяции) обычно высока. Это значит, что болезнь очень заразна. Скот заболевает, нарушается режим питания и из-за этого падает производительность, что для ферм с большими объемами продукции и небольшими прибылями означает катастрофу. Из-за этих убытков и скорости распространения инфекции ящур с коммерческой точки зрения часто приравнивают к смертельному заболеванию: заразившиеся стада просто уничтожают, чтобы вирус не распространился и дальше. Никто не захочет покупать животных, которые могут быть носителями инфекции, так что доходы от экспорта падают до нуля. Коровы, овцы и свиньи не стоят ничего — хотя нет, даже меньше, чем ничего: они превращаются в дорогостоящую обузу. «С экономической точки зрения это самая важная в мире болезнь животных», — сообщает один авторитетный источник. И добавляет: «Эпидемия ящура в США принесла бы убытки в 27 миллиардов долларов из-за упущенных продаж и рынков»[8]. Вирус передается при прямом контакте, через фекалии, через молоко и даже через аэрозоли. Он может перелететь с одной фермы на другую, если воздух влажный, а ветер дует в нужную сторону.
Ящур по-разному действует на животных разных видов. Овцы обычно переносят инфекцию бессимптомно. У коров развиваются явные признаки заболевания и они могут передавать его друг другу при непосредственном контакте (например, когда трутся носами) или вертикально (от коровы к сосущему теленку). А вот свиньи — уникальный случай: они выделяют намного больше вируса, чем другой домашний скот, делают это в течение большего времени и распространяют вирус с каждым выдохом. Они вычихивают его, выфыркивают, выхрюкивают, высапывают, отрыгивают и откашливают. Одно экспериментальное исследование показало, что воздух, выдыхаемый свиньями, содержит в тридцать раз больше вируса ящура, чем выдохи зараженных коров или овец, а по воздуху вирус может разлетаться на несколько миль. Вот почему свиней считают «усиливающими» носителями этого вируса.
Усиливающий носитель — это живое существо, в котором вирус или другой патоген размножается и от которого распространяется в невероятном изобилии. На это невероятное гостеприимство могут влиять некий аспект физиологии носителя или его иммунная система, или история взаимодействия с этим микробом, или вообще бог знает что. Усиливающий носитель превращается в промежуточное звено между естественным резервуаром и каким-нибудь другим несчастным животным, другой жертвой, которой для заражения необходимы более высокая доза или более близкий контакт. Это явление можно объяснить с точки зрения порогов. Усиливающий носитель имеет сравнительно низкий порог заражения, но при этом выделяет огромную дозу вируса — достаточно большую, чтобы преодолеть более высокий порог у другого животного.
Не каждый зоонозный патоген требует усиливающего носителя, чтобы успешно заразить человека, но некоторым, очевидно, он нужен. Каким? Как действует этот процесс? Инфекционисты занимаются в том числе и этими вопросами. А пока что эта концепция остается гипотетическим инструментом. Линда Селви не упоминала о парадигме ящура, когда использовала слово «усилитель» в нашем разговоре о вирусе Хендра, но я понял, что она имеет в виду.