Мичман Егоркин – на берегу – в гостях! — страница 9 из 15

Да и в Самарканде, небось, вспоминают большого русского, который сожрал вообще все, что было на столе, разве что чуть рисованные маки от скатерти не поотковыривал… Было! Эх, было! Как вспомню! Волосья – дыбом! Даже кусок лысины козырьком встает!

Слышали, небось? Ну, тогда – слушаем!


Давным-давно, ещё когда стоял себе «Союз нерушимый республик свободных» и в ус себе не дул, глядя в безбедное будущее, служили на славном Северном флоте люди со всех его центров, окраин и задворков! И Великая Русь, которая всех сплотила, была непоколебимым оплотом стабильности и порядка. Причем – не только у самих нас и во всем мире тоже!

И граждане не совсем, чтобы уж русские, и даже не славяне, не были никакими такими мигрантами, а гражданами единого мощного великого государства, которое они защищали – по Конституции и каждый в свой законный срок, да в тех уголках страны, куда забросит тебя судьба. А все соседи-враги конечно, злобой пыхали, но вот тронуть даже краешком рукава – боялись, и – не без оснований! А и нехрен нас трогать!


Александр Егоркин, по обычаю потянув время и сделав паузу, добившись гробовой тишины и академического внимания, начал:

– Стояли мы тогда в заводе, срок планового ремонта подошел. И вдруг, ни с того, ни с сего, вызывают меня и нашего минера в штаб.

А там – все просто – пачку документов в зубы, да и направляют на флотский ПТК в Североморск. Должны мы были вскорости ехать за молодым пополнением аж в древний город Самарканд, к тем самым знаменитым минаретам. По тем временам так оно и было – считалось, что на стоящем в ремонте корабле, офицерам и мичманам заняться было нечем. Начальство делало вид, что оно всерьез верит, что ремонт корабля делают только заводские рабочие, а экипаж как-то в стороне припухает. Между прочим – все из нас помнят, что это все не так! Я уж не говорю о том, что местные сварщики ежедневно пытались подпалить нас с четырех концов, а мы не давались! Но все это начальники пропускали мимо ушей… им-то что – главное, успеть состряпать приказ о наказании виновных, и тех, кто не успел смыться!

А куда деваться – приказ есть приказ, действительно – кому-то надо, а мы смыться не успели – значит – нам. Не всё коту масленица! В таких вещах я был фаталистом. Опять же – новые впечатления, если разобраться. Это всегда плюс.

Правда, команда без башенных новобранцев – это минус, да еще какой! Обормоты всерьез полагают, что, возможно, выпить водку и пощупать девчонок на этом свете больше не удастся, и только поэтому пытались допить всю водку на пару лет вперед. А также – попытаться освоить всех встречных телок и теток, хоть бы издали похожих на женщину. Чего только не случалось в этих командировках! Последний раз в биографии мужика наступал период, когда его поручали семи нянькам, а он тут же пытался остаться без глаза! А то и без двух или чего другое потерять…


Излагаем дальше от третьего лица, дабы не путаться. И дело было так: – Напросился с ними один старшина-срочник, из боевой части пять. У него в Самарканде жил родной дядя и целый взвод двоюродных сестер и братьев, и даже – племянников.

Прикинули «за» и «против» – а почему бы и нет, собственно? Вполне сойдет, в случае чего, за переводчика и гида-проводника. Ни капитан-лейтенант Нориков, ни даже вездесущий Палыч в тех краях не были, всем было интересно, но как разрешать возникающие в будущем вопросы – особых мыслей не было…

– Смотри, аксакал, ежели чего отколешь, то я тебе, о, потомок уважаемого Улугбека, точно башку откушу самыми тупыми, примерно – как голова нашего продовольственника, кусачками! – заключил Палыч, и подсунул старшине свой кулак с голову пионера, а каждый палец – как железнодорожный костыль, такой же толстый и твердый.

– Понял?

– Да как тут не понять, товарищ старший мичман! Опять обижаете? – старшина сделал обиженную гримасу.


В управлении ПТК настращали Норикова до безобразия, всякой ответственностью за безответственность, дали расписаться за знание разных статей Уголовного кодекса, в куче директив и приказов.

Дали всякие напутствия, а так же еще одного старшину и ворох разных бумаг и проездных документов, которые должны пригодиться в командировочной жизни.


Отправились в Мурмаши, в аэропорт. Нас там уже ждали, и к вечеру следующего дня, меняя самолеты и рейсы, охрипнув от ругани с транспортными комендатурами, североморцы прибыли в Самаркандский областной военкомат.

Встретил их замученный высокий майор со впалыми щеками, явно восточной внешности. Он был с ранней сединой в смоляной шевелюре и красно-розовым шрамом на голове (совсем недалеко шла остервенелая афганская война). Видимо, замученный суетой призывного периода, он определил группу в гостиницу, дал какие-то талоны на питание в военкоматовскую столовую от «Военторга», удостоверения, пропуска на сборный пункт, и отпустил в восвояси.

Призываемая команда из сорока человек, сказал он, будет только послезавтра, сейчас будущих бойцов собирают по городкам и кишлакам. Вот с послезавтрашнего утра тогда мы должны работать с документами и готовиться к обратной дороге, где-то через два дня, обратно – самолетом от Ташкента, поездом – от Москвы. Билеты уже заказаны, но местный Иблис их раздерет, когда они будут! Как говорят знатоки – Иблис это местный чёрт, а не то, что вы сейчас подумали, развратники!


На прощание, оглядев Норикова и Палыча, майор почему-то напомнил:

– Вы это… того… с бабами поосторожнее! Помните товарища Сухова? Ага, восток – дело тонкое! Точно сказано – нарваться можете… Народ здесь молодой, горячий и чужаков не любит… таких как вы, пришельцев! Бывайте пока! – видимо, опыт у него был.

Они распрощались с усталым офицером.

– Да уж, еще тут за бабами еще не бегали! – хмыкнул Нориков, гам и Росты с ее «Якорем» вполне хватает!

Грозно полыхнул очами в сторону Гаврикова: – Ты меня понял, Казанова хренова? Там тебя в заводе твои тетки из малярного цеха ждут – не дождутся!

Тот ничего против не имел, и клялся возмушенно-покаянным тоном, что и мыслей таких чисто-крамольных и не держал!


Был уже вечер. Вышний купол без единой тучки, насколько взгляда хватало. В быстро темнеющем синем небе уже загорались, сверкающие алмазами и сапфирами, звезды, словно окна в дальних домах.

Раскаленные глинобитные стены домов и заборов излучали жар, листья на деревьях даже не шевелились. Тишина понемногу подкрадывалась к кварталам, заполняя собой вечер, и только журчание стеклянных струй в каменных руслах арыков становилось слышнее.

Было непривычно жарко. Еще бы! Ноябрь месяц у нас даже теплым ни за что не назовешь! А здесь… Чистый август! Или чуть теплее…

– Касымов! – окликнул старшину Нориков, – давай-ка, веди в какое-то приличное кафе, нам всем надо поесть, как следует! В столовку завтра сходим! Я бы сейчас собаку бы съел! – пожаловался минер.

– То-то они от нас разбегаются! – «догадался» Егоркин, – Точно! А то московские бутерброды давно уже на молекулы и атомы разложились!

– Зачем в кафе, товарищ командир? – старшина щедро плеснул бальзама на сердце минера. Восточный политес! Умеют же эти потомки Насреддинов и прочих Ходжей!

Борис Нориков втайне спал и видел себя командиром корабля, бороздящего взволнованное, как бассейн с упавшим туда бегемотом, море и, по-отечески воспитывающего всех своих офицеров, кто не успел смыться спрятаться от военной педагогики.

Как их кэп Долгоусов, например… А зачем еще было идти в военно-морское училище, как не за командирским статусом пенителя морей, а? Логично! Рвись к телеграфам, тудыт твою во все планетарные передачи с прецессионным сдвигом, мужик ты или нет! Будь лучшим! Профессия обязывает! У нас как – встал передохнуть да дух перевести – так враз отстал!

Касымов изобразил раздумчиво поисковую паузу и предложил:

– А у меня тут дядя живет, старшина в махале. Так у нас кварталы называют! – вариант у этого соблазнителя был давно заготовлен, и только ждал озвучивания. Дождался! Он продолжал вкрадчивым голосом:

– Уважаемый, так все и зовут его! Хорошим слесарем и кузнецом был. На Севере служил, в авиации, сразу после войны, вот! Рад будет! А какой плов, может быть! – закатил глаза Касымов от полного восторга – У него, совсем кстати, друг и сосед – уста-пловчи. Мастер по плову – это по нашему значит! – вот тут этот иезуит закатил свои хитрющие глазки и восторженно зацокал языком и даже сглотнул сладкую слюну предвкушения. Нориков сломался! Палыч – тоже! А что, заманчиво и интересно!

– Ну, если так… Пойдем, что ли, Палыч? – нерешительно молвил капитан-лейтенант, тоже обтекая изнутри густой тягучей слюной…

– Да, пойдем, во всяком случае, интересно, да и уважение окажем! – охотно согласился мичман, – Вот только надо бы что-то купить. Здесь, как и у нас на Севере, с пустыми руками в гости не ходят, тем более – ежели как мы, в первый раз!

– Ну, веди Вергилий! – сказал Касымову капитан-лейтенант, – пошли!

– Кто??? – переспросил узбекский абориген в суконной «голландке».

– Сусанин! – пояснил Палыч, – все путникам кто-то достается в проводники, кому – Вергилий, кому – как например полякам под Костромой – Сусанин, кому Моисей. Интересная у тех ляхов была экскурсия! Правда, последняя… а у евреев – сороколетний пеший тур выпал, и тоже не скажешь – что очень повезло!

– А нам кто достался, товарищ старший мичман? – ехидно поинтересовался Гавриков.

– А вот увидим, где-то минут через тридцать-сорок.

Касымов пока ни черта не понял из их зубоскальства, пожал плечами и пошел впереди.

Кавалер всех возможных отличных знаков и жетонов Советского ВМФ, старшина первой статьи Гавриков пошел замыкающим, с независимым видом, словно самурай на боевой прогулке, соответствуя собственному статусу советского «годка», которому предстояло уже через месяц увольняться. А то!

Завернули в магазин и купили всякого, что могло сойти за сладости и сувениры-подношения. Но!!! Исключительно по выбору Касымова. Этот же товарищ был предупрежден – ежели что не так, то… Для наглядности Палыч опять поднес ему под нос здоровенный кулачище – как будто средний величины дорожный булыжник.