Флэндри понесся к корме, разя врагов сверху.
— Я обезвредил его, — кричал он. — Я его обезвредил! Выходите и перестреляйте их!
Бой быстро закончился, и Флэндри понадобилось еще немного энергии, чтобы помочь расправить мокрый парус, которым затушили пожар.
После наступления темноты небесами снова правили Игрима и Буруз. Они бросали на воду мерцающие блики света. Сквозь это сияние пробивался свет лишь немногих звезд, но вокруг царила такая красота, что этого было достаточно. Корабль шел на север по переливающейся глади воды.
Драгойка стояла рядом с Флэндри возле тотема. Она смотрела на мичмана с благодарностью. Язычество курсовикян носило более архаичные формы, чем язычество на древней Земле: поиски первопричины занимали умы тигрийцев гораздо меньше, чем землян; для них был важен ритуал.
Часть команды вернулась к своей обычной работе, часть — отдыхала, и они остались наедине. Ее мех искрился серебром, а глаза были похожи на бездонные озера света.
— Мы благодарны тебе, — сказала она мягко. — Я занимаю высокое положение в Сестринстве. Я им все расскажу, и они будут помнить о тебе.
— Да ладно, — Флэндри шаркнул ногой и покраснел.
— А разве ты не подвергал себя опасности? Ты же рассказывал, как мало силы осталось в ящиках, которые поддерживают твою жизнь. Но ты потратил ее для полета.
— Ничего, если понадобится, насос можно привести в действие вручную!
— Я дам тебе помощников.
— Не нужно. Видишь ли, теперь я могу использовать блоки питания мортроллей, У меня в сумке есть инструменты для того, чтобы их приспособить.
— Хорошо, — некоторое время она не отрывала взгляда от палубы, исполосованной тенями и светом. — Этот, у которого ты выбил пистолет… — голос ее был свистящим.
— Нет, мэм, — твердо сказал Флэндри. — Его нельзя трогать. Он — единственный, кто остался в живых. И он должен остаться целым и невредимым.
— Я просто хотела расспросить его об их планах. Я немного знаю их язык. За столетия мы научились ему от пленных и парламентеров. Думаю, он от этого не сильно пострадает.
— Мое начальство в Высотном порте сделает это лучше.
Драгойка вздохнула.
— Как хочешь, — она прижалась к нему. — Я встречала вас раньше, землян, но ты — первый, кого я действительно хорошо узнала. — Она вильнула хвостом. — Ты мне нравишься.
Флэндри смутился.
— А ты мне тоже нравишься.
— Ты сражаешься, как мужчина, а думаешь, как женщина. Это что-то новое. Даже на дальних южных островах… — Она обвила руками его талию. Мех был теплым и шелковистым. Кто-то говорил ему однажды, что если вдыхать неразжиженный воздух, то можно почувствовать, что тигрийки пахнут свежескошенным сеном. — Мне хорошо с тобой.
«Гм-м… Что я могу сказать?»
— Жаль, что ты должен носить этот шлем, — сказала Драгойка. — Мне бы хотелось попробовать твои губы. Но в остальном ведь наши два вида не сильно различаются? Может пойдем ко мне в каюту?
В какой-то момент Флэндри чуть было не поддался искушению. Он бы многое отдал, чтобы как-то ответить ей, но… Здесь срабатывали не какие-то там принципы, не усвоенные в прошлом лекции о том, что нужно стараться не оскорблять местные обычаи и привычки, а уж вовсе не разборчивость. Если на то пошло, непохожесть делала Драгойку еще более пикантной. Но он не мог предугадать что ей может прийти в голову, если отношения их будут такими близкими.
— Я очень сожалею, — сказал он. — Мне бы хотелось, но я, как бы это сказать? Закодирован.
Она не оскорбилась и не очень удивилась. Она видела представителей многих культур.
— Жаль, — сказала она. — Ну, ладно. Ты найдешь, где носовой кубрик. Спокойной ночи.
Она бесшумно пошла к корме. По пути остановилась, чтобы забрать Ферока.
…И к тому же клыки ее страшноваты!
Глава пятая
Лорд Хоксберг прибыл в Высотный порт. Адмирал Энрике и верхний эшелон командования устроили официальный прием по поводу приезда высокого гостя и его свиты, как и предусмотрено этикетом. Предполагалось, что Хоксберг ответит тем же перед отъездом; нужно отметить, что подобные мероприятия были чрезвычайно скучны. Но вместо этого Хоксберг устроил много коротких встреч с различными офицерами. Будучи проницательным и любезным гостем, он таким образом хотел смягчить презрение, которое мог бы вызвать у переутомленных людей. Никому не охота отвлекаться от своей работы для болтовни с приезжей шишкой и обеспечения ее безопасности.
— Я все никак не пойму, как ты удостоился приглашения, — язвил Ян ван Зуль, растянувшись на койке. — Какой-то паршивый мичман.
— Ты ведь и сам мичман, мой мальчик, — напомнил ему Флэндри, стоя у зеркального шкафа. Он в последний раз одернул голубой мундир, натянул белые перчатки и потер пламенные снопы эмблем на плечах.
— Да, но не паршивый, — сказал товарищ по комнате.
— Я — герой, не забывай!
— Я тоже герой. Мы все герои, — ван Зуль окинул взглядом их унылую маленькую комнату Картинки с девушками ее почти не оживляли. — Поцелуй от меня Звездочку.
— Ты хочешь сказать, что она там будет? — Флэндри почувствовал, как дрогнуло сердце.
— Она там была, когда приглашали Каррузерса Ее Шарину и…
— Каррузерс — младший лейтенант. Следовательно, он, ex officio[2], лжец. Лакомые кусочки от мадам Цепхейд недоступны чинам ниже командирского.
— Он клянется, что у милорда на руках были девицы, как, впрочем, и в руках. Так, значит врет. Сделай одолжение дополни его фантазии, когда вернешься. Мне бы не хотелось рассеивать эту иллюзию.
— Обеспечь виски, а я обеспечу байки, — щегольским, выверенным до микрона движением, Флэндри поправил фуражку.
— Корыстный подлец, — простонал ван Зуль, — мог бы соврать ради удовольствия и престижа.
— Знай же, о несчастный, что я обладаю душевным спокойствием, которое возносит меня настолько, что я не нуждаюсь в твоем почтении. Однако не до такой степени, чтобы не выпить с тобой. Особенно после последней партии в покер. Желаю тебе замечательно провести вечер. Я вернусь.
Флэндри спустился в холл и вышел за двери общежития для младших офицеров. Сильный ветер налетел на него. Внизу, над морем, из-за большой плотности воздуха ветры дули слабо, но здесь, в горах, Саксо рождал бури куда посвирепей, чем на Земле. Сухой снег со свистом летел сквозь холод и несмолкаемые завыванья. Флэндри завернулся в плащ, надвинул фуражку и побежал. В его возрасте к гравитации привыкают быстро.
Штаб командования располагался в самом большом здании порта и целый этаж этого здания был отведен под апартаменты для гостей. Флэндри как-то сказал об этом командующему Абрамсу во время одной из бесед, касающихся его опыта общения с тигрийцами. Шеф разведки умел расположить к себе людей, так что они чувствовали себя непринужденно.
— Да, сэр, некоторые мои товарищи удивляются, не…
— Не ожирели ли мозги у Империи, что она использует такое пространство не для кораблей, а под роскошные хоромы для вредных и опасных кутил, которых, в свою очередь, можно использовать, чтобы нам присылали больше оборудования. Да? — подхватил Абрамс.
— Э-э-э… Никто не совершает lese majeste[3], сэр.
— Черта с два, не совершает. Ты просто не можешь сказать этого прямо так, в лоб. Однако в данном случае вы, ребята, ошибаетесь. — Абрамс ткнул в сторону Флэндри своей сигарой. — Подумай, сынок, мы здесь для политических целей. Поэтому нам нужна именно политическая поддержка.
Мы не получим ее, враждуя с придворными, которые пьют шампанское, нежатся в постели и воспринимают это как само собой разумеющееся. Скажи своим друзьям, что этот идиотский отель — блокада.
«Вот где я все узнаю», — подумал Флэндри.
Опознаватель исследовал Флэндри, и дверь открылась. В холле было тепло; взгляд все время натыкался на вооруженных охранников. Они отдавали честь и пропускали мичмана дальше, провожая завистливыми взглядами. Но, по мере того как лифт поднимал Флэндри вверх, его самоуверенность улетучивалась. Переход в земной вес вместо упругой легкости принес ощущение неустойчивости.
— Довольно бесцеремонно, — сказал Абрамс, когда узнал о приглашении, — милорду захотелось новизны, и он позвал тебя. Я думаю, что каждый из его званых вечеров служит определенной цели — сбор негласной информации: чего мы ожидаем, что по этому случаю собираемся делать, и как вообще относимся ко всей этой ситуации.
К этому времени Флэндри уже знал Абрамса достаточно хорошо, чтобы осмелиться ухмыльнуться:
— И как же мы относимся, сэр? Мне бы хотелось узнать.
— А каково твое мнение? Твое собственное, там, внутри, что ты думаешь? Давай, у меня нет магнитофона.
Флэндри нахмурился, подыскивая слова.
— Сэр, я всего лишь работаю здесь, как говорится. Но… теоретически наша бескорыстная цель — спасти земную цивилизацию от разрушения; островитяне зависят от моря так же, как и рыбий народ. А цель Империи — сдерживать экспансию мерсеян в любом районе. Но я не перестаю удивляться, почему эта планета привлекает всех.
— По секрету, — сказал Абрамс, — моя основная задача — найти ответ на этот вопрос. Но пока еще не удалось.
…Слуга в ливрее объявил о прибытии Флэндри. Мичман вступил в апартаменты с радужными стенами и шикарными креслами; на экране шла постановка «Ундины». За буфетной стойкой стояли двое осанистых слуг, еще трое обслуживали гостей в зале — разносили напитки. Офицеры представительства — человек пятнадцать в парадной форме, — разделившись на группки, непринужденно беседовали. Персонал Хоксберга выделялся разноцветной гражданской одеждой. Флэндри заметил только одну девушку. Он почувствовал разочарование, но облегченно вздохнул, увидев квадратную фигуру Абрамса.
— A-а, вот и наш доблестный мичман, — сказал командующий. — Прошу, Хоксберг.
Человек с волосами соломенного цвета поставил стакан (официант с подносом подоспел раньше, чем рука завершила движение) и неторопливо направился к Флэндри. Его одежда была традиционно пурпурно-серых тонов, но сидела, как вторая кожа. Явный признак того, что он в лучшей физической форме, чем большинство знати.