Концепция Бога приближает нас к осознанию трансцендентной тайны. Вопрос в том, сможет ли человек вместить это в ограниченную концепцию персонифицированного божества. Именно это взрывает сознание. А жители Востока не обращаются к персонифицированным божествам. Можно сказать, что их мифология выходит за рамки концепции Бога.
Значит, Бог, которому поклоняются в западной культуре, не является Богом?
Все, что мы говорим или думаем о Боге,– это некая ширма между нами и Богом. Если мы будем воспринимать это буквально, то в некотором смысле ограничим наше личное, внутреннее переживание совершенной тайны, которую невозможно выразить словами.
Половина населения Земли воспринимает метафору как факт. Другая половина считает, что это ложь. Получается, что есть люди, которые верят в Бога как в факт (теисты), и люди, которые убеждены, что Он таковым не является (атеисты).
Более реальным является осознание того, что слово «бог» – это метафора тайны, абсолютно недоступной человеческому пониманию. Обращаясь к символическим формам, нужно четко понимать, что конечный источник всего сущего находится за пределами любых категорий мышления.
Классическое культурное наследие изобилует преданиями о божествах. Каждое божество соединяет в себе множество божеств. А у человечества есть поэты, пророки и наставники, которые обладают красноречием и умеют искусно сочетать символические формы. Полагаю, что именно так составлялись все великие мифы.
То же самое я бы сказал и о христианстве. Христианский миф повествует о грехопадении в Эдемском саду и его искуплении на Кресте. Он основан на библейском предании об изгнании Адама и Евы из рая и на историческом событии, произошедшем в Иерусалиме, когда дерзновенный молодой проповедник был распят за богохульство; он основан на классическом образовании апостола Павла (владевшего и латынью, и греческим) и на потрясшем его событии. Полагаю, что апостол Павел упал с лошади по дороге в Дамаск, осознав, что распятие Иисуса, которого он никогда не видел, было смертью Спасителя, описанной в греческих мистериях.
Таким образом, смерть Спасителя – это конец человека плотского и воскресение человека духовного. Спаситель добровольно предает свое Тело Кресту, который символизирует земную жизнь, чтобы отправиться к Отцу, и Древо этого Креста становится аналогом Древа жизни – второго дерева в Эдемском саду. Первое дерево было Древом грехопадения, познания добра и зла. Человек потерял доступ к Древу жизни, когда был изгнан из рая, чтобы, как сказано в Писании, он «не вкусил [от его плода] и не стал жить вечно» (Быт. 3:22). Иисус как бы прошел мимо херувимов, охранявших врата рая, вкусил от плода и сам стал плодом на Древе жизни. Какой образ!
Это произошло в середине I века н. э. Поскольку апостол Павел – самый ранний из известных нам христианских писателей-богословов (его Послания относятся к 50–60-м годам того столетия), никто не знает, придумал ли он все это сам или позаимствовал у местных христиан и облек в уникальную словесную форму. Есть один признак, который указывает на второе. В замечательном отрывке из Послания к Филиппийцам он пишет о том, что Христос отказался от своей божественности, чтобы родиться и умереть как человек. Он принял крестную смерть и как Бог, и как человек – и, таким образом, оказался между двумя противоположностями, представляя собой символическую золотую середину. Апостол Павел озвучил эту мысль, но (как и во всех великих учениях) она была неверно истолкована, искажена и превращена в историческую газетную статью, а ее мистический аспект для подавляющего большинства людей был утрачен.
В христианстве человек опирается на мифологию библейской традиции. И эта мифология придерживается определенной линии, которой нужно следовать независимо от того, католик вы, протестант или представитель другой конфессии: есть один Бог, Слово которого записано в Библии. Это и есть Слово Божье. Других библий и других слов божиих не существует. Это теологический способ толкования мифа – источник находится где-то вовне. На Востоке же существует целое созвездие текстов. Человек окунается в них и меняется в соответствии со своими настроениями. Поскольку ни одна истина, которую можно сформулировать, не является истиной в последней инстанции, слова «мы все поняли», по сути, закрывают доступ к тайне. Конкретизация тайны опасна, и в восточных текстах этого не встречается.
Вы атеист?
Едва ли можно назвать атеистом человека, который верит в такое количество богов.
В своих трудах вы называете божеств всех мифологических традиций масками Бога.
Можно сказать, что маски Бога созданы в соответствии с менталитетом и духовным состоянием людей, для которых они появились. Они приглашают нас к познанию Бога. Наивные последователи популярной религии думают, что маски Бога – это и есть сам Бог, но это лишь промежуточные звенья между «разрывом» с Богом и продвижением к постижению великой тайны.
Мне неважно, будет ли меня какое-то время хранить Вишну, Шива, Иисус или Будда. Если не отвлекаться на имена или цвет волос, можно увидеть одно и то же послание, только в разных вариантах.
Вы отвергаете монотеизм?
Я считаю, что такого понятия, как монотеизм, не существует.
Представители доминирующих в нашей культуре конфессий с этим не согласились бы.
Кажется, я не до конца пояснил, что есть Бог. Я действительно назвал божества олицетворением энергий Вселенной. Если нужно создать образ совокупности вливающихся энергий, появляется высшее божество: Шива, Вишну, Яхве, хотя нет, давайте сейчас не о Яхве. Существует множество божеств, представляющих собой совокупность энергий, но ее действие проявляется по-разному в разных ситуациях. Так рождается привычный нам политеизм.
За всем этим скрывается недифференцированная энергия. В Индии ее называют брахманом. А бушмены из пустыни Калахари – словом «нтум». Время от времени они исступленно танцуют всю ночь напролет, женщины отбивают ритм, хлопая в ладоши, а затем – бум!– приходит нтум: люди теряют сознание и впадают в транс. То же происходит у пигмеев. Эта исконная энергия присутствует во всех религиях. Но она не персонифицирована; она изначальнее любых олицетворений. Существует своего рода протомонотеизм, предшествующий монотеизму.
Теперь поговорим о монотеизме. Все мифологии мира, за исключением той, которую нам с вами посчастливилось унаследовать, рассматривают божеств как олицетворение исконной энергии. Иудео-христианская традиция рассматривает божество как источник энергии – происходит тотальная трансформация! Именно это называется монотеизмом. И поскольку ни у кого больше нет такого божества, значит, у них нет никакого божества. Все остальные люди поклоняются дьяволу.
Это уникально… Как только Бог становится неоспоримым фактом, вы тоже становитесь фактом и обретаете с ним связь. Но в мифологии божество открывает человеку внеземное. Оно прозрачно для трансцендентного – как и вы,– и вместо простого поклонения наступает великая радость, чудесное возбуждение от отождествления с той самой энергией, которая является и вашей энергией. Тогда Бог превращается в порождающую энергию жизни, которая находится внутри вас и во всем сущем.
Функция символов – обеспечивать прозрачность трансцендентного, а весь характер иудео-христианской традиции его затуманивает. Все остальные уже поняли в чем суть, за исключением людей, которые ходят, спотыкаясь, вокруг да около, пытаясь навязать миру свою конкретизацию идеи Бога.
Что значит «прозрачность для трансцендентного»?
Простыми словами это то, что выходит за рамки любых концепций, то, что лежит за пределами конкретизации.
Вы используете слово «трансцендентное» как еще один термин для обозначения Бога?
Да, если вам нужно это персонифицировать. В санскрите для этого есть слово «брахман». У индейцев племени алгонкинов – слово «маниту», у ирокезов – «оренда», у сиу – «Вакан Танка».
Есть ли разница между «брахманом» и «Брахмой» в индуистской традиции?
На санскрите «брахман» – существительное среднего рода. Это слово происходит от корня «брр», который означает «энергия». Получается, что «брахман» – это название таинственной энергии, проявлением которой является весь мир.
Брахма – олицетворение сознания брахмана, это персонифицированный бог. А все боги – вторичны. Брахман – это энергия, которая олицетворяется в Брахме, в его аспекте творца. Шива – тоже олицетворение брахмана. Еще одно его олицетворение – Вишну. Каждая из этих персонификаций отражает некую особенность. Шива ассоциируется с лингамом – детородными органами,– а также с йогой. Он – архетип йога, символизирующий как энергию, созидающую мир, так и внеземное сияние. Вишну – божество, которое приходит с любовью, как инкарнация, всякий раз, когда мир оказывается в беде. И эти инкарнации бесконечны. Кроме того, Вишну, в отличие от Шивы, обладает аристократическими качествами. Шива – длинноволосый йог, который медитирует, осыпав себя пеплом. Он не мылся десять тысяч лет! А Вишну – элегантное божество, он ассоциируется с кшатриями, или кастой аристократов.
Разве Вишну не называют также Хранителем?
Когда три божества – Брахма, Вишну и Шива – соединяются вместе, получается тримурти, или трехликий бог, где Брахма является Творцом, Вишну – Хранителем, а Шива – Разрушителем. Но, по сути, Шива тоже является Творцом. А Вишну – Разрушителем. Так что это своего рода второстепенные «функции». Когда божества разного порядка и происхождения появляются в одной системе верований, приходится придумывать им обязанности и определять их место. Такая вторичная иерархия богов характерна для многих мифологий и прослеживается во всех классических традициях. Возьмем, например, Посейдона и Зевса: оба они – верховные божества. Но Зевс родом с севера Древней Греции, а Посейдон – из Эгейского региона, и когда две традиции объединяются, божества начинают выполнять разные функции.