ной трагедии страдает то, что так или иначе должно страдать, а именно – безликое тело. Пусть его выбросят – кому какое дело?
Помню, много лет назад, когда я писал книгу «Тысячеликий герой», всякий раз, когда мне нужен был пример катастрофы, я обращался к грекам. Греческие герои всегда страдают, а восточные – просто путешествуют по мифу.
Герой, которому уделяется особое внимание в индийской мифологии, – это не личность; это перевоплощающийся Шива, принимающий разные обличья и сбрасывающий их. А греки перекладывают это на человека. (Греки были первыми, кто осознал, что человек – единое целое.) На Востоке того, который терпит неудачу, называют клоуном, дураком. На Западе это – человек.
Значит, герой в современном западном мире – это отдельный человек?
Как я уже не раз говорил, на Востоке личность не имеет такого значения для культуры, как на Западе. Привычная нам забота иудеев и христиан о своих ближних резко контрастирует с действительно ужасающим безразличием индуистов и буддистов.
На Востоке, чтобы достичь спасения, нужно следовать по пути, который уже был обозначен наставником – гуру. Вы идете к гуру с абсолютной верой и без единого вопроса. Он тоже не задавал вопросов своему гуру и так далее. Именно так, по крайней мере теоретически, на нас нисходит чистый свет древней мудрости, не измененный творческими порывами конкретного человека. Личность должна быть стерта, чтобы открылась истина. Цель восточного мистицизма – уничтожить эго. Когда вы избавляетесь от желаний и душевных порывов, остается лишь ничто – нирвана. Именно на этом фокусируются восточные учения, а не на устремлениях отдельной личности.
На Востоке даже нет понятия индивидуального спасения, а на Западе оно есть. Когда Одиссей отправляется в подземный мир, он узнает его обитателей. Как и Данте.
Но, попав в восточный ад, рай или чистилище, вы никого не узнаете, потому что там душа сбрасывает с себя индивидуальность. В великой священной книге «Бхагавадгита» говорится, что человек надевает и снимает тело, как одежду, а у нас, напротив, основное внимание уделяется эго (к которому Восток равнодушен). Именно отбрасывая эго, человек возвращается в Эдемский сад.
Природа безразлична к отдельным людям. Помню, как буддийский монах прихлопнул муху и сказал: «Возвращайся в более приемлемом виде».
Восточный человек умирает и возвращается, снова и снова… Что ж, если жизнь всего одна, она приобретает гораздо большую ценность.
В таком случае западный подход лучше?
Когда человек отождествляет себя с самим собой, его жизнь становится более насыщенной, а он сам – крепче и мужественнее. Феномен внешнего существования человека уступает место вечной силе, которая находится внутри него. Осознание этого бесконечно укрепляет дух. Человек вовсе не теряет себя, отождествляя себя со Всем Сущим.
На Западе просто другой фокус, и я думаю, что им нужно дорожить.
Хотя акцент на личности является частью языческого европейского наследия – «греков, германцев, кельтов и римлян», – преобладающая на современном Западе религия пришла с Ближнего Востока. Что происходит, когда изначальный индивидуализм сталкивается с христианством?
В IV веке н. э. жил ересиарх Пелагий (он был либо валлийцем, либо ирландцем). Его современник, Блаженный Августин, отстаивал индивидуалистическую западную традицию в противовес тому, что я бы назвал трайбализмом Востока. В Риме уже появился папа, но Вселенские соборы проводились на Востоке, и бедный папа римский не имел там особого авторитета. Именно Вселенские соборы принимали решения по всем доктринам христианской церкви.
Каким именно?
Что ж, один из главных вопросов заключался в том, кого родила Мария: Иисуса или Бога? Стал ли Иисус Спасителем в момент крещения или он родился как Сын Божий? В Эфесе в 431 году н. э. было принято решение о том, что Мария является Матерью Божией. А как насчет отношения Отца к Сыну и Сына к Святому Духу? Все это обсуждалось на соборах – Эфесском, Иерусалимском и так далее.
Сохранились ли записи заседаний этих соборов?
Да, конечно. Все это очень подробно записано. Сходите в библиотеку и поищите что-нибудь из изданий Миня[40]. В его типографии было отпечатано около двухсот томов трудов греческих и римских Отцов Церкви и много чего еще. Это просто фантастика! Минь организовал массовое издание теологической литературы в Париже в XIX веке.
Вернемся к Пелагию. Он считался еретиком. Основные положения его теории противоречили постулатам, сторонником которых был Блаженный Августин. Одним из них было учение о первородном грехе. Пелагий утверждал, что человек не может унаследовать чужой грех, следовательно, грех Адама никем не наследуется. Также он считал, что человека не может спасти жертва кого-то другого. Это обесценивает крестные страдания Иисуса. Разумеется, его теории были яростно отвергнуты.
Пелагий защищал доктрину индивидуальной ответственности. Я не знаю, откуда она появилась, но, безусловно, это была типично европейская, а не восточная точка зрения. Человек считался личностью, а не просто членом группы.
Как человек на Востоке и на Западе приходит к двум противоположным подходам к трансцендентному?
Существует огромная разница между воспитанием восточного и западного человека. Ребенка на Западе спрашивают: «Какое мороженое ты хочешь, шоколадное или ванильное? С кем ты хочешь вступить в брак, с той-то или с той-то?»
Ребенку на Востоке не дозволяется принимать личные решения. Его эго обесценивается и уничтожается с самого раннего детства. Традиционного уроженца Востока не спрашивают, чего он хочет. Его не побуждают искать свое призвание. Ему говорят, что делать и с кем вступать в брак. Жених не знает свою невесту. А она не знает его. Они впервые видят друг друга, когда с девушки снимают свадебное покрывало. И никто этому не противится. На Востоке существует тотальная система подавления эго, в то время как на Западе поощряется индивидуальность.
Что может случиться, когда Восток приходит на смену Западу, как это происходит сегодня?
В нашей традиции мифологические образы сопоставляют с псевдоисторическими событиями. Когда восточный учитель относит эти образы к сфере духовного, вы обнаруживаете связь с чем-то, что было заложено в вас с детства, – с неким символом. И поток взаимодействия между сознательным и бессознательным восстанавливается.
Этот вопрос волнует меня очень давно. В 1923 году я глубоко погрузился в данную тему, затем переключился на другое, потом снова увлекся и так далее. Многие мои друзья также очарованы Востоком.
Когда западный человек проходит через восточную систему медитации, конечная цель которой – сокрушить почти не существующее эго, и противопоставляет этому свое развитое индивидуальное сознание, он продолжает задаваться вопросом, что с ним происходит, потому что его эго никуда не исчезает. Он будто пытается разбить молотком булыжник, словно это стекло. И вот наконец наступает некое разочарование от того, что человек отчуждается от своей культурной традиции и тщетно пытается стать последователем учений Востока.
Путь, который более близок нам, – это постепенное внедрение бессознательных приказов в наш сознательный мир; иными словами, это медленная интеграция на протяжении всей жизни. В этом случае человек получает своего рода озарение, типичное для западного, а не восточного мышления.
Я не говорю, что один подход лучше или хуже другого, но они определенно разные. Невозможно научить собаку мяукать, понимаете? Речь идет о совершенно разных укладах жизни. И все же восточные наставления имеют для нас огромную ценность с точки зрения перевода мифологических символов в психологическую плоскость и восстановления смысла, исчезнувшего из-за распада наших религиозных традиций.
Мы воспринимаем наши мифологические символы как исторические ссылки. Для нас Моисей действительно поднялся на гору и получил от Бога скрижали Закона, спустился, разбил их, поднялся, взял «второе издание» и снова вернулся. Это воспринимается буквально и считается истиной. Евреи действительно прошли через воды Красного моря и Иордана. Иисус действительно родился от девы, действительно воскрес из мертвых, действительно вознесся на небеса. Все эти символы – важные символы откровения, духовного рождения и возвышения – воспринимаются как исторические факты.
Те же символы пришли к нам с Востока, однако там они имеют психологическую подоплеку и представляют внутренние силы человеческого духа – вашего духа, моего духа, – которые необходимо развивать и которые можно пробудить медитацией и созерцанием. Они указывают на то, что есть в нас самих.
Символы Востока кажутся мне более гибкими, чем наследие нашей религиозной традиции, и потому они могут адаптироваться к текущему укладу жизни. Хочется особо отметить то влияние, которое восточные образы и мысли оказывают на умы современных западных людей.
Переводы с санскрита, которые начали появляться в конце XVIII и начале XIX века, ошеломили многих людей. Восток покорил сердца представителей европейского романтизма, а Ральф Эмерсон, Генри Торо и другие трансценденталисты из Новой Англии считали, что восточные учения открыли для них мир, который они давно искали. И сегодня все это снова набирает силу.
Вы имеете в виду восточные философии и религии?
Да. Это подтверждает огромная популярность разнообразных рипончей, гуру и роши. Думаю, что восточные учения увлекают не только молодежь, которая ищет нечто значимое для них самих. Я часто беседую с различными представителями духовенства и знаю, что эта тема вызывает у них интерес. Значит, можно говорить о том, что Восток влияет и на христианские традиции. Пару месяцев назад меня попросили прочитать лекцию в семинарии. Пригласивший меня священник сказал, что ему очень хотелось встретиться со мной, потому что мои книги открыли для него двери в его внутреннюю жизнь. Я пришел туда и удивился тому, что будущие священнослужители изучали дзенские техники медитации (я сам был католиком и прекрасно помню католичество шестьдесят лет назад). Таким образом, все это проникает даже в традиционные духовные школы.