Юнг совершил отчаянный шаг – в одной из статей он выступил в защиту Фрейда, который в то время был персоной нон грата, и человек мог потерять репутацию, просто упомянув его имя. Юнг был первым, кто положительно отозвался о Фрейде.
Стал ли все же Юнг учеником Фрейда?
Юнг заявил о том, что Фрейд внес великий вклад в психиатрию, а также выразил свое несогласие с ним по некоторым вопросам. Он не мог принять пансексуальную теорию Фрейда, которую тот считал альфой и омегой всего.
Но Юнг восхищался теорией – вернее, механизмом – вытеснения Фрейда, поскольку сам глубоко исследовал эту проблему. Потом Фрейд пригласил Юнга в Вену, и они проговорили целых тринадцать часов. Что же они сказали друг другу? Мы знаем, что с именем Юнга связывают слова «комплекс», «интроверсия» и «экстраверсия».
Фрейд сразу захотел работать с Юнгом. Он потребовал, чтобы джентльмены из Международного психоаналитического общества, которое он недавно основал, назначили Юнга его бессменным президентом, и тот начал создавать его представительства во Франции, Германии и других странах Европы. Разве это похоже на ученичество? Любой, кто читал замечательную книгу писем Фрейда и Юнга, поймет, что эти два человека дополняли друг друга.
Причины того, что их пути разошлись, существовали с самого начала?
Фрейд и Юнг приплыли в Америку вместе, в одной каюте, толкуя сны друг друга. В 1909 году они оба получили почетные ученые звания. Фрейд, бывший почти на два десятка лет старше Юнга, однажды назвал его своим «помазанником». Именно тогда Юнг спросил: «Что вы думаете о сверхъестественном?» И Фрейд ответил: «Чушь собачья!»
Вы знаете эту историю? Юнг возмутился, почувствовал жар в груди, но из уважения к Фрейду сдержался и решил не продолжать беседу. Вдруг висевшая на стене книжная полка взорвалась. Представляете? Юнг заметил: «Вы только что были свидетелем спроецированного кататонического, каталитического феномена». Фрейд ответил: «Чепуха!» Но Юнг заявил, что это повторится. Так и случилось. Есть письмо Фрейда к Юнгу, в котором он пытается объяснить произошедшее в чисто механических терминах.
После этого Фрейд и Юнг стали реже общаться. Фрейд дважды падал в обморок в присутствии Юнга – ему казалось, что Юнг каким-то образом собирается психологически уничтожить его (сказывался его эдипов комплекс). Просто невероятно!
Однако настоящий разрыв произошел, когда Юнг написал книгу «Либидо, его метаморфозы и символы» (Wandlungen und Symbole der Libido), посвященную трансформациям сознания, более известную под названием «Символы трансформации». Много лет назад я прочитал это великое произведение на немецком языке, и мне открылся новый мир. Юнг утверждал, что жизнь индивида во сне является аналогом жизни в символах и мифах той или иной культуры. Миф – это общественная мечта, а мечта – это индивидуальный миф. Юнг показал, как расширить мечты, чтобы открыть личные и межличностные сферы восприятия и таким образом на протяжении всей жизни соприкасаться с великими законами человеческого опыта и следовать им, а не мучиться из-за них.
Когда этот труд был опубликован, Фрейд обнаружил, что он не имеет ничего общего с фрейдизмом, и полностью прекратил общение с Юнгом, а также разорвал отношения с Отто Ранком и Альфредом Адлером (то есть со всеми, кто придерживался другой точки зрения). Но обида на Юнга была особенно жгучей, потому что Фрейд считал его своим преемником и надеялся, что он станет развивать его идеи. Они разделились и социально, и организационно.
То, что произошло потом, было поистине непристойно. Толпа фрейдистов, президентом которой был Юнг, ополчилась на него, окрестив опасным невротиком. Во время Второй мировой войны Юнга причислили к нацистам, хотя он им не был.
Но у Юнга были контакты с нацистами.
Он вел переписку с немецким психоаналитическим обществом, чтобы психоаналитики-евреи в Германии могли заручиться международной поддержкой. Для этого ему пришлось обратиться к двоюродному брату Геринга[50], возглавлявшему этот департамент. Но Юнг не был ни нацистом, ни сумасшедшим. У меня был некоторый опыт полной изоляции от несправедливо агрессивных коллег – с этим нелегко справиться. Юнг оказался на грани психологического срыва. Но он смог выстоять. Любая травма, любая жестокость, которые вы способны пережить, делают вас лучше и сильнее. Так произошло и с Юнгом. Я был лично знаком с этим выдающимся человеком. История, которую я вам рассказал, действительно грязная, и ее стараются не упоминать.
Значит, когда Юнг говорит о расовом бессознательном, он не приводит доводы в пользу превосходства арийцев?
Это не имеет ничего общего с тем, что мы обычно называем расой. Юнг сильно пострадал от неправильного толкования этого слова – его несправедливо окрестили расистом. Но он говорит о человеческой расе – о коллективном, общем бессознательном, которое мы разделяем. Человека можно распознать где угодно; физическая оболочка, за которой скрывается сфера духовного, является основой коллективного бессознательного.
Вы считаете, что прав был Юнг, а не Фрейд?
Нельзя сказать, что Фрейд не прав или что Юнг прав. Они отстаивают два совершенно разных способа прочтения побуждений души. На мой взгляд, Фрейд показывает, как человек с психическими расстройствами воспринимает мифологические символы – он смотрит на них через призму личного опыта, и это чрезвычайно важно. А Юнг объясняет, как через личный опыт открывается сфера надличностного. Я считаю, что это помогает при изучении мифа.
Лично я посвятил свою жизнь мифологии, а не психологии. Изучая толкование мифов психологами, я не нахожу, что рассуждения фрейдистов на этот счет совпадают с тем, как мифы, по моему мнению, функционируют в контексте культуры. Сводить многовековое наследие искусства и философии к сублимации детского страха перед отцом и влечения к матери кажется мне совершенно абсурдным. И никто бы с этим не согласился, если бы не говорил себе: «Раз это сказал старина Фрейд, значит, так и есть».
Закончив «Тысячеликого героя» (я писал эту книгу, обращаясь то к Фрейду, то к Юнгу), я некоторое время изучал труды Фрейда, затем – Юнга, затем – снова Фрейда и снова Юнга, пытаясь понять истинную причину разрыва их отношений и разницу в их подходах. Работая над «Тысячеликим героем», я в большей степени, чем сейчас, соглашался с Фрейдом и в меньшей – с Юнгом. Но мою книгу приняли и фрейдисты, и юнгианцы, потому что там много отсылок к идеям и той и другой школы.
В конце концов фрейдисты меня утомили – они постоянно присылали мне свои статьи, в которых так или иначе упоминалась мифология. Они брались за очередной миф или народное предание, а я задавался вопросом: «Интересно, как на этот раз они все сведут к эдипову комплексу?» После долгих изощренных поисков они раз за разом находили маленького мальчика, который вожделел мать и боялся, что его кастрирует отец.
Получается, что не все можно свести к сексуальной теории Фрейда?
Рассмотрим, к примеру, тибетскую танку[51], которая висит в нашем фойе. На ней изображен один из великих бодхисаттв из «Тибетской книги мертвых», совокупляющийся со своей супругой в одной из немыслимых танцевальных поз. Если, согласно Фрейду, все сводится к половому акту, к чему отсылает половой акт, изображенный на этой картине?
Есть замечательная история о человеке, которого встревожил один сон. Он приходит к психиатру и говорит:
– У меня много денег и мало времени. Я хочу рассказать вам один сон. Вы объясните, что все это значит. И я наконец перестану снова и снова его видеть.
Доктор отвечает:
– Я такими вещами не занимаюсь, но у меня есть коллега, он как раз по этой части. Идите к нему, он вам поможет.
Человек описывает сон второму доктору:
– Я сижу в лодке посреди озера и чувствую, что надвигается ураган. Я оглядываюсь по сторонам в поисках убежища, замечаю на берегу симпатичную лесистую бухту и направляюсь туда. Чем ближе я подплываю, тем более неистовым становится ураган. В конце концов у меня ломаются весла, и я не могу добраться до бухты.
– Что ж, – говорит второй доктор, – все очень просто. У вас, без сомнения, эдипов комплекс. Вы хотите вступить в половую связь с матерью. Бухта, до которой вы хотите добраться, – это ваша мать. Но вы боитесь гнева отца. Ураган – это ваш отец. В конце концов он вас кастрирует. Потеряв весла, вы становитесь беспомощным импотентом.
– Понятно, – говорит мужчина. – Вот ваши деньги.
Через пару месяцев он встречается с первым доктором. Тот спрашивает:
– Вы ходили к доктору такому-то? Все прошло хорошо?
– Да, – отвечает мужчина.
– Вас больше не беспокоит тот сон? – продолжает доктор.
– Нет, – говорит мужчина. – Теперь я вижу совершенно другой сон. Я вижу мою мать на кухне. Я хочу ее изнасиловать. Я вхожу, а в это время по лестнице с ревом спускается отец, хватает разделочный нож и кастрирует меня.
– Это довольно тревожный сон, – замечает доктор. – Скорее всего, вас ждут нелегкие времена.
– Нет, – возражает мужчина, – я знаю, что все это значит. Это значит, что я нахожусь в лодке посреди озера. И хочу добраться до берега.
Суть проблемы – в однобоком толковании символов. К сожалению, именно это делают фрейдисты.
Юнг о мифе
Как психология Юнга соотносится с вашим пониманием мифа?
Я познакомился с трудами Юнга в 1927 году, когда учился в Германии.
Сам Юнг в то время изучал мифологию. Он впервые заинтересовался связью сновидений с мифом и первичностью мифа в 1909 году, во время работы над книгой «Либидо, его метаморфозы и символы»[52]. С этого момента он посвятил немало времени психологическому пониманию мифа. Думаю, что он продвинулся в этом направлении дальше, чем кто-либо другой.