ам только потому, что они тараканы? Надеюсь, что нет. Я ненавижу тараканов. Я не уважаю их права. А как насчёт бедного Грегора Замзы? Сказать, что права человека – это человеческие права, значит не сказать ничего. В этом нет ничего такого, что показывает, будто права человека реальнее прав тараканов. У нас нет особого довода считаться центром Вселенной.163
Права человека также считаются изначально присущими. Об этом говорят все со времён Декларации независимости США и французской Декларации прав человека и гражданина. Все говорят, что все люди рождаются с этими неотъемлемыми правами. Но никто не доказал, что люди рождаются с правами человека подобно тому, как люди рождаются с глазами и ушами. Люди всегда знали о своих глазах и ушах. До недавнего времени они ничего не знали о правах человека. Некоторые люди до сих пор не слышали о своих правах человека. А некоторые люди, типа меня, которые слышали о правах человека, в них не верят.
В XVIII веке французские philosophes объявили о существовании различных естественных прав. Они говорили, что эти права «записаны в человеческом сердце». Среди этих мыслителей были Дени Дидро и различные ораторы Французской ассамблеи в 1789 году. Это привело прямиком к Декларации прав человека и гражданина, которая является предшественницей всех современных заявлений о правах человека. Но ни один кардиолог никогда не находил естественных прав, вписанных в любое человеческое сердце. Если бы это случилось, то человеку потребовалось бы право на коронарное шунтирование. По словам католического богослова Жака Маритена, « [естественные права] написаны, как говорят, в сердцах людей. Да, но в скрытых глубинах, скрытых от нас, как наше собственное сердце».164
В 1776 году Декларация Независимости США объявила, что существуют «самоочевидные» права на «жизнь, свободу и стремление к счастью». Но самоочевидное является очень слабым основанием для чего-либо. Если права самоочевидны, то всем о них будет известно. Все люди всегда бы знали о них. Но все о них не знают. Если позволите, я процитирую современного философа этики Джереми Уолдрона: «В профессиональных кругах сейчас никто не верит в то, что истины, которыми мы руководствуемся, „самоочевидны“ или что, если два человека разошлись во мнениях о правах, то, по крайней мере, один из них должен быть продажным или морально слепым».165 Ноам Хомский, как мы увидели, думает иначе.
Современная мода – утверждать, что человеческая личность имеет права, потому что она (или речь о её правах?) незыблема. Но если личность незыблема, ей не нужны права человека. Люди и их права весьма зыблемы. Если человек определяется как «существо, опутанное сетью прав и обязанностей»,166 то извлечение прав из личности является тавтологией, как и извлечение личности из прав, если это то, о чём этот философ пытается сказать. Личности, получается, совсем недавно появились на политической сцене.
Другая популярная хитрость заключается в том, что права человека проистекают из фундаментальной ценности человеческого достоинства. Преамбула ко Всеобщей декларации прав человека ООН гласит:
«Принимая во внимание, что признание достоинства, присущего всем членам человеческой семьи, и равных и неотъемлемых прав их является основой свободы, справедливости и всеобщего мира…» Сейчас это звучит как вопиющее мракобесие. Достоинство, присущее всем, и неотъемлемые права – это одно и то же или разные вещи? Под словом является преамбула подразумевает должно являться? Как писал Бентам, причины желания прав являются правами не более, чем голод является хлебом.
Некоторые люди говорят, что уважение человеческого достоинства влечёт за собой права человека.167 Другие люди говорят, что уважение человеческого достоинства – это и есть право человека. Это замкнутый круг. Я не могу назвать это кругом в доказательстве, хотя бы потому что это даже не доказательство. Это такая чушь, что мне не хочется много говорить об этом. Эту чепуху пишут почётные академики. Я часто задавался вопросом, как почётные профессоры философии могут смотреть друг на друга без смеха.
Очевидно, что понятия достоинства и уважения радикально различаются в разных культурах. Во многих обществах «человеческое достоинство культурно определяется с точки зрения преуспевания в выполнении своего обязательства перед группой, понятие, которое приняло совершенно иную форму [это преуменьшение] в социалистической идеологии».168 У мусульманских женщин и западных феминисток совершенно разные представления о достоинстве и уважении между мужчинами и женщинами. То, чего хотят некоторые люди, не доказывает абсолютно ничего, кроме того, что некоторые люди чего-то хотят.
Хотя это трудно принять жителям Запада, мусульмане, имеющие дело с правами человека, искренне верят, что, при правильном понимании, права человека совместимы с государственным «осуществлением» законов шариата169 (вот из чего исходил саудовский делегат). Интеллектуалы, оправдывающие некоторые авторитарные режимы (например, Сингапур), пропагандируют идеологию «азиатских ценностей», которая «ставит благополучие всего общества выше прав любого человека. Основное право человека в этом аргументе – быть частью „гармоничного общества“, и для этого, возможно, придётся пожертвовать личными интересами».170 Такой мягкий фашизм. Это право не иметь прав.
То, что эти прислужники власти действительно имеют в виду – это жертвование личности, но не «обществу», а государству. Нет ничего особенно гармоничного в гиперкапитализме в Сингапуре и Индонезии или в африканских клептократиях, где навязывается схожая идеология. Только когда традиционное общество закрыто, тогда начинают беспокоиться о традиционных ценностях.171 Одна из причин, почему Третий мир не очень восприимчив к правам человека в их западном понимании, заключается в том, что после Второй мировой войны эти права являлись «неотъемлемой частью политики холодной войны», они находились «по большому счёту, на службе экономических и геополитических интересов доминирующих капиталистических государств».172 Председатель Мао был прав: та часть мира презирает естественные права.173
Согласно другой недавней формулировке, «некоторые могут видеть основу прав человека в одинаковых идеях, что люди рождаются равными в своём достоинстве и правах» – как раз это при рождении у человека отсутствует – «и что ко всем людям следует относиться с равной заботой и уважением».174 Если это «одинаковые идеи», то это одна идея – но какая из них? Первая часть заявления – якобы факт о новорожденных. Ложный факт. Они часто, по любым меркам, лишены достоинства и, конечно, не имеют равного достоинства. Вторая часть – типично издевательское заявление о «должном», говорящее людям, что им следует делать. Автор не объясняет, что он или кто-либо другой имеет в виду под «достоинством».175
Кто-то может сказать, что идея прав человека, даже если это не так, полезна. Это то, что Платон назвал «благородной ложью». Это, конечно, подтверждает мой тезис о том, что права человека (в которые Платон не верил) являются мифом. Теперь я не считаю, что честность – это объективная моральная ценность, поскольку я не верю в объективные моральные ценности. Но для меня это есть субъективная ценность, так же как для многих других людей. Моральный крестовый поход не должен опираться на аморальную основу. Хотя бы потому, что в конечном итоге люди её раскроют. Благородная ложь, распространяемая стражами Платона, является «средством, у которого конечный эффект на характер их правления, возможно, хуже болезни, которую оно должно было вылечить».176
Но полезна ли идея прав человека? В определённые моменты для определённых людей. Например, в Американской и Французской революциях она была особенно полезна для торговцев-контрабандистов, владельцев плантаций и рабов, публицистов, двигающихся вверх по карьерной лестнице провинциальных юристов (таких как Робеспьер и Джон Адамс) и городских демагогов. Я согласен с Марксом, – это случается нечасто – что есть нечто по сути своей капиталистическое в отношении прав. Права не подходят для всех форм общества. Они не подходят для такого общества, которое предпочитаю я. Сегодня «универсализм ни в коей мере не обеспечивает программы действий. Мы со всей ясностью видим это в отношении гуманизма и прав человек».177
Иногда вы можете политически мобилизовать людей вокруг идеи прав. В качестве примера обычно приводится американское движение за гражданские права 1960-х годов.178 Может быть, это единственный пример. Возможно, права человека – это единственная политическая идея, которую люди понимают сегодня,179 хотя нет особых оснований так полагать. Но права не являются по своей сути прогрессивными. Я упомянул так называемое право на жизнь, под которым подразумевается право эмбрионов (о котором эмбрионы не подозревают) не подвергнуться аборту, и обязанность женщин аборты не делать. Это требование мобилизовало миллионы религиозных консерваторов, которые до этого были политически спокойны. Права часто политически полезны, как минимум, для их защитников.