Историки конца XIX — начала XX в. скептически относились к видениям Минина. И.Е. Забелин считал, что Минин был «искренно и религиозно убежден, что он только орудие Промысла», но не верит в чудеса, описанные Симоном Азарьиным, откуда они дошли до «Ельнинской рукописи». Н.И. Костомаров считал, что повеления св. Сергия придумал для пользы дела сам Минин. Тех же взглядов придерживался Д.И. Успенский. Лишь С.Ф. Платонов не сомневался ни в искренности Кузьмы, ни в надежности источников, причем не только книги Азарьина, но «Ельнинской рукописи». По его мнению, рукопись представляет редакцию раннего списка, ведь автор разбирался кто есть кто в Нижнем Новгороде 1611 г. Платонов — единственный из историков, который, несмотря на идеологический диктат «прогрессивной» интеллигенции, принимал веру в чудесное. В наши дни меньше сомнений в искренности говорящих о чуде. В.Н. Козляков даже называет Минина «Жанной Д'Арк из мясной лавки». О том же ещё в 1834 г. писал Н.А. Полевой: «Один умный иностранец, разговаривая о русской истории, сказал: «У вас была своя "Орлеанская Дева", это ваш Минин».
Платонов, расходясь с Забелиным в оценке видений Минина, согласен с его оценкой хронологии событий, приведших к созыву второго ополчения. События развивались следующим образом. В июне 1611г. казаки убили вождя земского ополчения Прокопия Ляпунова, и служилые начали расходиться из-под Москвы. 25 августа в Нижний привезли грамоту от Гермогена, призывавшего не дать казакам выбрать на царство Маринкина сына. Нижегородцы разослали грамоту по городам. В сентябре созрел перелом в настроениях земских людей: убийство Ляпунова и грамота Гермогена отвратили от желания объединяться с казаками. Тогда и появился человек, предложивший созвать новое, независимое от казаков ополчение. Повеление св. Сергия дало Кузьме силы уговаривать людей. Минин говорил «пред всеми в земской избе», что следует «чинить промысел» над врагами. Говорил со своими выборщиками, с тяглыми людьми. В земской избе, расположенной «в торгу» близ церкви Николая Чудотворца, был, вероятно, написан первый «приговор всего града за руками», определявший сбор средств для ратных людей. Сбор поручили Минину, и он его «собою начат»; вскоре за ним пошли «и прочие гости и торговые люди, приносящие казны многу».
Оставалось получить поддержку воеводы и высшего духовенства, но если духовенство было настроено против поляков, то первый воевода, Василий Звенигородский, получивший чин окольничего от Сигизмунда, «кривил» в сторону Боярской думы. Дальше сказалась часто недооцениваемая независимость российского посада XVI— XVII вв. Воевода Василий ничего не мог поделать, когда выборные от посадских, клир и лучшие из дворян «на воеводском дворе совет учиниша» после получения троицкой грамоты (речь, очевидно, идет о грамоте от 6 октября). В рукописи Ельнина названы: «Феодосии архимандрит Печерского монастыря, Савва Спасский протопоп, с братиею, да иные попы, да Биркин, да Юдин, и дворяне и дети боярские, и головы и старосты, от них же и Кузьмы Минин». Тогда, видимо, Кузьма и призвал к новому ополчению. В совете решили созвать назавтра народ в Спасо-Преображенский собор — главный в городе.
Наутро колокольный звон созвал горожан в соборную церковь. После службы протопоп Савва прочитал троицкую грамоту «перед святыми вратами» (алтарем) и сказал слова напутствия. Затем речь держал Минин. Согласно «Новому летописцу», он «возопи во все люди: "Будет нам похотеть помочи Московскому государству, ино нам не пожелети животов своих; да не токмо животов своих, ино не пожелеть и дворы свои продавать и жены и дети закладывать и бита челом, хто бы вступился за истинную православную веру и был бы у нас начальником"». Трудно представить, что Кузьма «возопи» в храме божием. Скорее он держал речь, стоя на паперти собора, как на картине А.Д. Кившенко «Воззвание Кузьмы Минина к нижегородцам», или на площади у Ивановского съезда, как на картине К.Е. Маковского «Воззвание Кузьмы к народу» (1896).
Если троицкая грамота была послана в Нижний 6 октября, то Минин выступил перед народом в середине — второй половине октября 1611 г. Нижегородцы составили приговор, где обязались жертвовать на ополчение по «пожиткам и по промыслам». Ответственным за сбор денег — «окладчиком», выбрали Минина: «И тот Козьма по некоему божию смотрению и по своему умышлению и почал в Новегороде казну збирати з гостей и с торговых людей, и со всяких тамошних житейских людей, хто чего стоен: с ыного рубль, с ыного пять и шесть, с ыного десять и дватцать, и пятьдесят, и сто, и двести, и триста, и пятьсот, и тысячю, и болыыи[114]. И свою казну дал тут же всю». Сам Кузьма из имевшихся у него трехсот рублей отдал сто или двести рублей. Чтобы упорядочить сбор, посадский мир приговорил брать пятую деньгу с доходов и имуществ. Не все горожане охотно расставались с нажитым, но тут Кузьма проявлял характер: «иные же аще и не хотяще, скупости ради своея, но и с нужею [с понуждением] приносяще: Уже волю взем над ними по их приговору, с божисю помощью и страх на ленивых налагая».
Воеводой нового ополчения нижегородцы выбрали князя Дмитрия Пожарского. Князь поправлялся от ран в родовой вотчине Мугреево, в 120 поприщах (верстах) от Нижнего. К нему посылали «многажды». Ездил к князю и Минин «для уговору», и они о многом договорились. Наконец, к Пожарскому отправили целое посольство — архимандрита Феодосия и «изо всех чинов всяких лучших людей». Послы били челом князю принять на себя ополчение. Он согласился, но потребовал выбрать из посадских доброго человека, чтобы с ним у того великого дела быть и казну собирать. Послы сказали, что такого человека нет. Пожарский возразил, что «есть у вас Кузма Минин; той бывал человек служивой, тому то дело за обычей». Нижегородцы, вернувшись, били челом Кузьме. Минин сначала «для укрепления» отказывался, а потом потребовал приговор, чтобы всем во всем его слушаться и давать ратным деньги. Приговор был составлен и подписан, и Минин отправил его к князю Дмитрию «для того, чтоб того приговору назад у него не взяли».
Вопреки историческим романам и фильмам, трудовой народ, кроме защиты крепостей, в войнах не участвовал. Для правильной войны использовали служилых людей — конных дворян и детей боярских, стрельцов, пушкарей и служилых казаков, несших государеву службу. В Нижнем Новгороде к 1611 г. осталось мало дворян: многие разошлись или погибли. Выручили бездомные дворяне западных уездов — смоляне, вяземцы, дорогобужцы. Согнанные со своих земель приходом Сигизмунда, они обратились к «начальникам» первого ополчения, и те отвели смолянам дворцовые земли вблизи Арзамаса, а вяземцам и дорогобужцам в Ярополче (Владимирская область). Но арзамасские мужики не пожелали превращаться в крепостных, и их поддержали местные стрельцы. После нескольких стычек смоляне отступили. Не прижились и вяземцы с дорогобужцами. В этом положении для безземельных дворян манной небесной было предложение отправиться в Нижний Новгород, получать хороший оклад и служить правому делу.
Смоляне послали в Нижний Новгород челобитчиков; их хорошо приняли, и князь Дмитрий повелел им выступать из Арзамаса. Первые отряды смолян прибыли в Нижний в начале ноября, но их основные силы пришли только 6 января 1612 г. По дороге к ним присоединились дорогобужцы и вяземцы. Всего смолян было больше 2000; они составили ядро ополчения. Потянулись и служилые люди из Понизовья[115], Калуги, Рязани. Все получили щедрое жалованье — от 50 до 30 руб. Летописец пишет, что Минин «жаждущия сердца ратных утолял, и наготу их прикрывал, и во всем их покоил, и сими делами собрал воинство немалое». По словам Забелина, «в этом и состояла главнейшая и великая заслуга Минина; в этом и обнаруживался его дальновидный, практический ум. Он хорошо понимал, что никакие диктаторские приговоры и никакие патриотические воодушевления не собрали бы ратных, если бы нечего им было есть, или скудно бы им было жить».
Поход в Ярославль. С самого начала между Пожарским и Мининым сложилось полное понимание и согласие. Один занимался военной стороной дела, другой — обеспечением войска. Вторым воеводой ополчения был Иван Биркин. Грамоту от Земского совета подписывали воеводы Дмитрий Пожарский и Иван Биркин и дьяк Василий Юдин (но не Минин). У Биркина были трения с Мининым, а, возможно, и с Пожарским. Во всяком случае, в конце декабря его отправили в Казань собирать ополчение — задача почётная, но удаляющая из центра событий.
Первая грамота Земского совета была написана зимой 1611/12 г. Она знакомила «всю землю» — в первую очередь города Поволжья и Поморья, — с программой нового ополчения. В них писали о распаде подмосковного ополчения, о разъезде дворян, уезжавших «иные от бедности, а иные от казачья грабежу и налогу», осуждалось стремление оставшихся под Москвой (без указания имён) избрать на царство сына «паны Маринки». Задачей ополчения называлась помощь «верховым городам»[116], которым угрожали литовские люди. Грамоты не противопоставляли земское войско подмосковным полкам и даже писали о совместных действиях с «князем Дмитреем, да с Ываном». Предполагалось очистить Москву и всей землею выбрать нового государя, «кого нам Бог даст». О казаках говорилось: «мы дурна никакого им учинить не дадим», «дурна никакого вором делати не дадим».
Разосланная по городам грамота произвела сильнейшее впечатление. Все желавшие порядка устремились в Нижний или ждали прихода Пожарского. Кремлевские изменники и поляки потребовали от Гермогена приказать остановить ополчение, но патриарх им отказал. Тогда его уморили в келье. Забеспокоился Заруцкий: он понял, что появилась сила, способная лишить его власти. Заруцкий не стал терять времени и отправил казаков Андрея Просовецкого захватить Ярославль. Но ярославцы проведали об этом и дали знать Пожарскому. Тот немедля послал отряд князя Дмитрия Лопаты-Пожарского. Нижегородцы поспели раньше казаков и заняли Ярославль. Пора было выступать и Пожарскому, но он ожидал Биркина с ополчением из Казани. Биркин всё не приходил, и тогда в «великий пост» 23 февраля 1612 г., нижегородское ополчение выступило в поход. Путь до Ярославля занял около трех недель: по дороге войско «князя Дмитрия и Кузьмы» приветствовала Балахна, Юрьевец, Кинешма. В Костроме воевода Иван Шереметев попробовал было затворить город, но костромичи восстали, открыли ворота и чуть его не убили. Спас его Пожарский, он ограничился тем, что сменил воев