— Наконец- то! — подскочила ко мне Вероника. — Мы уже заждались.
— Да, кто-то говорил, что в половине пятого придет, — заметила Вяземская.
— Задержались немного, — ответил я. — Щербатова-то что-то не видно?
— Он уже на арене, — сообщил мне Пожарский, — с остальными зрителями.
— Зрителями?! — Я непонимающе посмотрел на него.
— Пошли, — потянул меня Шуйский…
Пройдя через распахнутые двустворчатые двери, мы оказались в центре овального амфитеатра. Я осмотрелся. Трибуны представляли собой ряды скамеек, расположенных полукругом, спускающиеся к самой Арене — овальному полю, усыпанному песком и закрытому высоким гудящим голубоватым щитом. Кстати, как оказалось, зрителей было немало. Точнее. были две группы, сидевшие на приличном расстоянии друг от друга. Одна из них — практически в полном составе наша учебная группа. Надо же, даже Годуновы пришли!
При моем появлении группа взорвалась приветственными криками, хотя, как я заметил, мои кровники в этом дружном приветствии не участвовали. Вторая группа состояла из незнакомых мне людей — скорей всего, это были однокурсники Щербатова. Среди них я увидел Олега Голицына. Надо же, этот сюда приперся! Вот интересно, как он будет себя вести в воскресенье? Еще раз на дуэль вызовет? Ну, это вряд ли. И самое интересное — сестры и брат в разных группах поддержки.
Тем временем от противоположной группы к нам спустились трое: Щербатов, Орлов и какой-то незнакомый парень, не посчитавший нужным представиться.
После традиционного предложения об извинениях, на которые и я, и мой оппонент ответили отрицательно, мои спутники присоединились к группе поддержки. Я же со своими секундантами и Щербатов со своими, вышли на Арену. Здесь мы вооружились шпагами, и перед нами вдруг появился худощавый мужчина лет тридцати, с какими-то рыбьими глазами. Надо же, а я его и не заметил! Как и двух крепких мужчин в форме охранников.
— Я врач. Сергей Федорович меня зовут, — произнес худой. — Любая дуэль в рамках Академии — это официальное событие, так что помимо моего присутствия охрана будет контролировать проведение дуэли. Нам тут смертоубийство не нужно. Это ясно? — Он внимательно посмотрел на нас со Щербатовым.
— Ясно, — кивнули мы.
Удовлетворенный доктор удалился за щит, а вперед выступил охранник, который коротко уточнил правила дуэли. Но тут он разговаривал с нашими секундантами, я же, игнорируя пылающие ненавистью взгляды Щербатова, которые тот бросал на меня, нацепил на лицо маску невозмутимости.
Как выяснилось, мы деремся до первой серьезной раны, причем серьезность ее будет устанавливать тот самый доктор по имени Сергей Федорович. М-да…интересно, как он это определит? На глаз? Но это его проблемы.
На прощание Шуйский шепнул мне, чтобы я был внимателен, предупредив еще раз, что мой соперник, скорей всего, приготовил какую-то подлость и что он, Иван, мол, будет следить за ним. Мы вооружились шпагами и, наконец, остались на Арене одни. И Щербатов вдруг изменился. Передо мной стоял уже не фонтанирующий ненавистью студент, а вполне себе хладнокровный опытный боец. Это прослеживалось и во взгляде, и в его экономных и точно выверенных движениях.
— Ты пожалеешь… — прошипел он сквозь зубы, на что я ответил ему лишь снисходительным взглядом.
— И что ты мне сделаешь? Думаешь, пару проплаченных турниров выиграл, слегка в Чемпионате Российской Империи повозился и стал великим мастером?
Но, к моему удивлению, он не повелся на мою подначку и сделал первый, на удивление осторожный и выверенный выпад.
Когда мы скрестили шпаги, после пяти минут аккуратной схватки, во время которой мы присматривались друг к другу, я понял, что он мне не соперник. Я пока фехтовал вполсилы, а он уже едва поспевал за моими выпадами. Так что сейчас стоял вопрос: сразу отправить его в местную больничку или повозиться, на радость зрителям. Ну, поиграем, заодно и поиздеваемся: пусть знает, кого можно задирать, а кого нет.
Я немного ускорился, и мой противник ожидаемо ушел в глухую оборону. Теперь он уже не помышлял об атаке. Я начал гонять его по арене, так у него еще дыхалка начала сдавать. Если сначала он пытался оскорблять меня, то сейчас ему стало не до этого. Я же постарался, чтобы снисходительная ухмылка не сходила с моего лица, что невероятно злило противника, и он какими-то титаническими усилиями сдерживал свой гнев…
С начала схватки прошло уже двадцать минут, и Щербатов дышал, как загнанный зверь. Похоже, пора заканчивать этот балаган. Я уже был готов перейти в атаку, но вдруг почувствовал легкий укол в плечо… Не понял… это еще что такое? В следующий миг я почувствовал, как рука, которой я держал шпагу, немеет. И в этот самый момент мой противник пошел в отчаянную атаку, явно понимая, что со мной происходит. Значит, вот они, подлые приемчики, о которых предупреждал меня Шуйский. Думаю, что другой противник, сражайся он со Щербатовым, сейчас уже оказался бы на песке. Но я успел перебросить шпагу в левую руку. Надо сказать, спасибо моим учителям, точнее, одному из них, который считал, что хороший фехтовальщик должен одинаково уметь фехтовать и правой, и левой рукой. Конечно, левой я дрался гораздо хуже, но для моего противника этого хватило. Тем более, он явно не ожидал от меня смены рук, и тем более не ожидал ответного выпада. Уйдя из-под его прямолинейного удара, я, вытянувшись, пронзил ему плечо. Мой противник вскрикнул и, схватившись за него, побледнел и осел на землю. А следом за этим я почувствовал, что у меня уходит из-под ног земля, и на меня обрушилась какая-то давящая темнота, унося с собой сознание.…
Глава 5 "Подводные пещеры Кносса"
Глава 5
Первым, что я увидел, был белый потолок. Я прислушался к себе: вроде ничего особо не болит. Потом аккуратно повернул голову: похоже, лежу в больничной палате. Какие-то приборчики монотонно пикают, переливаясь разными цветами. Рядом с койкой — два стула и небольшая тумбочка.
«Так, попробуем встать…» Принял сидячее положение. Как будто ничего не болит. Что произошло-то? Сдается мне, что мой противник применил какую-то подлую штуку. Помню только, как меня что-то укололо, и я отрубился. Но задеть господина Щербатова я успел. Так, вот вещи висят. Очень кстати, так как, оказалось, под одеялом я оказался абсолютно голым. Через пять минут я восстановил эту несправедливость, встав с кровати и нацепив на себя одежду. Чувствовал я себя вполне сносно, но уйти мне не удалось: едва я направился к двери, как на пороге появилась высокая женщина в белом халате, с коротким ежиком русых волос. Фигурка ничего, да и, вроде, симпатичная, но было в ней что-то такое отталкивающее, а что именно, я никак не мог понять.
— Веромир! — радостно улыбнулась она. — Вы встали? — Подойдя ко мне, она силой усадила меня на стул.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она, строго глядя на меня.
— Да все нормально, — поспешил я успокоить ее.
Но это не помогло. Я был всесторонне осмотрен, и только после того, как доктор (которую, как оказалось, звали Марией Павловной) убедилась в моем полном здоровье, она соизволила отпустить меня. Я выяснил, что меня принесли охранники и что у меня было сильное отравление, но не опасное для жизни. Сейчас яд выведен из организма, и мне ничего не угрожает. И, кстати, получается, в отключке я был всего полчаса…
— Но я бы рекомендовала до вечера полежать в палате… под наблюдением, — тем не менее, добавила она в конце моего обследования.
— Не, — открестился я, на самом деле чувствуя себя совершенно нормально. — Лучше в своем коттедже отлежусь. А как мой соперник?
— Проникающее ранение в плечо, плюс потерял много крови. Рану зашили, полежит недельку у нас, и выпишем. Ничего страшного.
Я облегченно вздохнул: значит, все сделал правильно. Не хочу тут никого убивать: хрен знает, какими последствиями это может обернуться!
— Тогда идите, а то там вас целый комитет по встрече дожидается. И, да, завтра в 9 утра, перед занятиями вас ждет ректор Академии. Знаете, где его кабинет?
— Нет… — признался я.
— Пятый этаж Главного учебного корпуса. Он полностью административный. 501 кабинет, — пояснила врач.
Распрощавшись с ней, я покинул палату и оказался в широком коридоре. Помимо моей палаты, тут, если судить по количеству дверей, явно располагалось еще как минимум шесть. На стуле перед одной из дверей сидел представительный мужчина лет сорока пяти, а рядом с ним — симпатичная девушка в джинсовом костюме лет двадцати. И я сразу напрягся: уж больно черты их лиц напоминали черты лица Щербатова. Ну и, конечно, проскочить мимо них не получилось.
Мужчина одарил меня неприязненным и многообещающим взглядом, а девушка, увидев меня, вскочила и преградила мне дорогу.
— Так это ты, сволочь, моего брата искалечил!
Она побагровела от гнева, и ее серые глаза чуть ли не искры метали… Я вздрогнул. М-да, девушка действительно разошлась!
— Марина! — одернул ее мужчина. — Прекрати! Не позорь наше имя!
— Почему я должна прекратить, папа?! Где тут позор?! Этот…
— Девушка… — Я прервал тираду этой разъяренной фурии в самом начале. Может, я не знаю особо этикета и правил поведения аристократов, но это было уже слишком. И вновь эта горячая волна злости. — Во-первых, не надо меня оскорблять, так как вы вряд ли можете ответить за ваши слова.
Вот тут уже начал подниматься мужчина.
— Во-вторых, — продолжил я, сделав вид, что не замечаю его движения, — ваш брат использовал на дуэли подлость, и если бы не чудо, на его месте сейчас бы оказался я. Или вам не знакомо слово «честь»? Это вы должны сейчас извиняться за поведение своего родственника, а не я!
— Да как ты смеешь?! Ты!.. — Девушка аж захлебнулась от негодования.
— Марина… — На этот раз голос мужчины звучал настолько холодно, что девушка дернулась, словно от удара, и, бросив на меня очередной испепеляющий взгляд, полный ненависти и презрения, развернулась и, цокая каблучками, удалилась с гордо поднятой головой.