Двухступенчатость видообразования — характерная концепция папуасских мифов: обычным видам природы предшествует вид, в котором еще не оборваны непосредственные связи с его сверхъестественным родоначальником (ср. рассказы «Как появились бананы и луна», «Как появилась кокосовая пальма»). Очень выразительный пример дает миф «Как появилось саго». Первое саго произвела на свет Сайгон, жена Вокабу. Муж похитил саго, из него выросло дерево, не имевшее ни веток, ни листьев, ни цветов. Вокабу оживил дерево, использовав для этого различные виды рыб и птиц. Чтобы обработать саго, он сделал первый топор и призвал девушку, умевшую обращаться с саго. И все же саго с первого дерева не сохранилось, оно было превращено волей демы в глину. Лишь в результате общения жен Вокабу с жителями деревни появились целые рощи разных сортов саговых пальм. Между прочим, в папуасской мифологии предметы культуры нередко появляются путем похищения «первых» образцов у женщин и доведения их мужчинами до «нормального» состояния.
То же самое мы видим в мифах, посвященных антропо- п этногенезу: вначале появляются люди, не освободившиеся от признаков, свойственных их мифологическим родичам; они обладают качествами дем, хотя сами уже не демы; это — первое поколение клана, оно как бы целиком принадлежит мифическим временам; последующие поколения — это уже в полном смысле люди, которые, впрочем, в известных условиях способны вступать в контакт с демами и становиться обладателями некоторых их качеств. В мифе «Змея Бир» наглядно отражен многоступенчатый процесс этногенеза: дети матери-змеи, явные демы, становятся мужьями своих суженых, которые выпускают их из дупла дерева (т. е. как бы создают их заново); первый мальчик «обучает» своих «отцов» птичьим навыкам, т. е., в сущности, возвращает им их истинный облик птиц-тотемов; от них в конце концов ведет свою родословную один из кланов. Рассказы-мифы построены таким образом, что слушатели (и мы, читатели) должны сами догадываться, идет речь об обычных людях или о демах-людях.
Специфическая особенность мифологических операций — их трансформационный характер. Трансформация и перевоплощение — одновременно и основной прием развертывания повествования, и способ создания элементов мира. Сюжет движется через эпизоды изменений, происходящих с демой или им самим творимых. Эти эпизоды фиксируют моменты похождений демы, но они же отмечают появление чего-то нового в природе, в жизни этноса. Трансформации могут быть осознанными, т. е. спланированными, а также и случайными, бессознательными. Почему происходит так или иначе — миф не объясняет; многое, видимо, заложено в самой природе дем, которая рано или поздно проявляет себя. Птичья сущность Вирубы обнаруживается, когда он не может слезть с высокого дерева: мать дает ему перья, он изготовляет крылья, прикрепляет их к рукам и становится птицей кевекаве. Толчком к трансформационным операциям может послужить убийство. Смерть как путь к возрождению в новых формах — обычная концепция мифа. Дему Ягила убивают и разрезают на части: позднее из них появляются орехи аке, фруктовое дерево обьяра, тучи и т. п., а сам Ягил возрождается из собственных внутренностей («Ягил, дема-казуар», «Казуар»). Мужчины устраивают настоящее побоище деме Гангуте, который воплощен в гигантском дереве. Погибшее под ударами дерево дает жизнь множеству видов рыб; гибнет и трансформируется вещественное воплощение демы, но сам он продолжает существовать («Гангута, дема-свая»).
В мифе «Йорма, дема вод и моря» герой из мести убивает большую часть жителей деревни Имо, которые превращаются после гибели в рыб. Меньшая часть, оставшаяся в живых, кладет начало сообществу йорм-энд. При этом считается, что члены его — люди и морские рыбы — находятся в кровном родстве. Таким образом, тотемный предок, дема Йорма, выступает как прародитель-убийца: именно акт жестокой расправы делает его прародителем сообщества, объединяющего людей и рыб.
Другая типовая ситуация, приводящая к смене обстановки и рождению чего-то нового, — это бегство. Герой-дема, убегая от преследований, спасаясь от беды, превращается в солнце, луну, звезду, в райскую птицу.
В мифах маринд-аним встречаются хтонические мотивы, когда на первый план выступает порождающая сила земли. Сапаи, спасаясь от женщин, забирается в землю и исчезает в ней. Наутро здесь вырастает дерево с особенными плодами («Теим-бре»). На могиле Яви, первого умершего, за ночь вырастает кокосовая пальма со спелыми плодами («Как появилась кокосовая пальма», «Сын змеи и кокосовая пальма»). «Первая» аре-ковая пальма вырастает из могилы убитого («Как появилась арековая пальма»). Бетелевая пальма появляется на могиле убитого демы-крокодила («Бетелевая пальма»).
Временам первотворения — создания предметов культуры, организации элементов социума, упорядочения отношений в мире — в мифах предшествует некое аморфное, спокойное состояние. Чтобы первотворение совершилось, нужны резкое нарушение неподвижности, появление чего-то необычного, какой-то конфликт, вызывающий цепь трансформаций: появляется Геб, уродливый недочеловек, не знающий настоящей супружеской жизни; подростки, не прошедшие обряда инициации, нарушают порядок, являясь на ритуальную оргию; женщина, предназначенная в жертву, убегает; в среду «обыкновенных» людей (впрочем, мнимо обыкновенных, поскольку все они живут в мифическую эру и связаны с миром дем) попадает существо необыкновенное, зооантропоморфное, получеловек-полузмея, человек-птица, человек-свинья и т. д. Уже существующий культурный мир оказывается сдвинутым, потрясенным, в него привносятся принципиальные перемены, в нем совершаются открытия, иногда он полностью или частично подвергается уничтожению; в итоге складывается новый культурный мир, непосредственно предшествующий нынешнему и его обусловливающий. Преобразования сопровождаются драматическими конфликтами, утратами, кровавыми развязками. Демиурги, культурные герои наряду с благами природы, техники, упорядочением социума вносят свойственную им жестокость, игру страстей. Нередко именно конфликты, виновниками которых яв-ляются демы, приводят к возникновению явлений природы, живых существ и растений. Часто это происходит как бы попутно.
Родоначальники кланов подчас «чужаки», явившиеся откуда-то издалека, персонажи необыкновенной судьбы. Таков Канхар, брошенный отцом в реку и принесенный водой в деревню, где младенца воспитала супружеская пара. Позднее и он сам, и его сыновья совершают новые путешествия, чтобы стать родоначальниками других кланов («Канхар»). Члены клана назем-це ведут свою родословную от группы дем, когда-то отправившихся в плавание в лодке из веерной пальмы вместе с матерью и сыном, предназначенными для ритуальной жертвы, но спасшимися. Путь их обозначен в мифе разными событиями, оставившими след в истории этих мест, и сакральными локусами («Как возник тайный культ Имо»). Вообще, считается, что основатели кланов так или иначе пришли откуда-то. Миф может завершаться генеалогическими свидетельствами. Мунгус, сын аиста и краба, найденный девушками у реки, остается среди людей: мать не может выручить его, а отец оставляет в деревне, приказывая женщине, беречь его; со временем Мунгус женится на девушке из другой деревни, затем отправляется дальше; потомки его сыновей принадлежат к клану, тотемом которого является аист («Краб нгус»).
Странствие, перемена мест— один из естественных способов осуществления демами их культурной миссии, в частности создания существующей топографии, образования примечательных локусов и элементов ландшафта и даже организации этносов. Происходит это как бы попутно, не специально, во многом случайно. В мифе «Лодка Дива» демы без видимого порядка, чтобы облегчить лодку, высаживаются из нее в разных пунктах, которые и закрепляются за ними. Длинная канава, тянущаяся с востока на запад близ Вурамура, — след от тела матери-змеи («Змея Бир»). Острова возникают, когда дема отделяет ударами палицы участки побережья, пытаясь погасить огонь («Дави»). Особенности местного ландшафта — красные камни в одном месте, множество белой глины в другом, участок необычайно густой береговой травы — всё это последствия различных, часто неосознанных действий побывавших здесь дем.
В топонимических преданиях и мотивах кроется не просто история — нередко локусы мыслятся как современные места обитания дем или даже материализованные демы. Здесь проявляется нерасчленимость мифологического прошлого и настоящего. Вера в продолжение существования и активности дем в сильнейшей мере поддерживается памятью о мифологических связях местной топографии.
Судьбы дем по-своему драматичны и в этом смысле противостоят судьбам сказочных героев, которых они иногда напоминают. Геб, тело которого обросло морскими желудями и стало колючим и твердым, был обречен на одиночество, женщины чуждались его. Подобно сказочным замарашкам, заколдованным юношам и т. п., он однажды преображается, но это не приносит ему конечного избавления от бедствий. Геб — герой не сказки, а мифа, и судьба его связана не с личным самоутверждением, а с осуществлением функций культурного героя: он приносит людям бананы, а сам поднимается на небо, где становится луной («Как возникли бананы и луна»). Сходным образом летучие собаки, посещающие по ночам в облике юношей девушек, обречены оставаться демами и в финале превращаются в кокосовую пальму, которую срубают люди («Кокосовая пальма»).
Пространный миф о Нацре, свином деме, вобрал едва ли не все наиболее характерные особенности мифов маринд-аним, посвященных демам. В нем, в частности, нашла отражение и интерпретацию тотемно-мифологическая генеалогия того сообщества (базик-базик), которое вело родословную от первопредка-свиньи. Фантастическое превращение в свиней жителей деревни можно как будто расценить как жестокое наказание за поедание ими мяса животных, с которыми дема связан родством. Вместе с тем оно — следствие устроенного людьми в честь свиньи ритуала. Существенно, что так или иначе история человеческого коллектива начинается заново и генерирующую роль в ней играет Нацр, одновременно покровитель свиней, устроитель ритуалов в их честь и культурный герой. Странствия Нацра сопровождаются приключениями, воинскими подвигами, умиротворением различных локусов, созданием орудий, открытием огородных культур. Специального внимания заслуживает история появления у Нацра детей-молний. Мы видим здесь целую цепь мифологических трансформаций: Нацр сжигает ребенка старухи, принадлежащей к миру умерших; она вешает ему на шею корзину с костями мальчика; из костей возникают молнии. Позже мальчики-