Кстати, эмоциональный аспект в обязательном порядке закладывается во все мифологические сюжеты. Противоположные оценки, между которыми по шкале размещаются все эмоции, всем хорошо известны. Это «рай» и «ад». Более поздние религиозные системы представляли их в виде материальных, но невидимых пространств, оторванных от реального времени человека. Любопытно, что событийный «рай», согласно религиозным текстам, существует в прошлом, а ожидаемый «рай» – только в будущем. А вот событийного «ада» (с древнегреческого «ад» так и переводится – «невидимый») как такового не существует, он всегда в ожидаемом будущем и противопоставляется «раю». И это логично. В мифе «ада» нет. Предполагается лишь наличие зеркального «потустороннего», эмоционально позитивного или возможно опасного мира, тождественного реальному, что больше соответствует понятию «рай». А вот «ад» возникает как средство психического устрашения, ориентированного только на неизбежное будущее.
Итак, эмоции. Они связаны с тремя уровнями самовыражения человека – физическим, социальным и интеллектуальным (духовным). Схема проста: на каждом из них человек стремится к «раю» и избегает «ада». Физическому «раю», подразумевающему здоровье, сытость, комфорт и удовлетворение прочих физиологических потребностей, противопоставляется свой физический «ад», где всех этих радостей нет. «Рай» социальный включает защищенность, поддержку, отсутствие агрессии, стабильные связи с обществом, реализацию социальной роли, успешность, признание. А полная недостижимость этих состояний приводит в состояние «ада». Если первые два «рая» и «ада» присущи человеку по определению, то с духовным «раем» несколько сложнее. Стремление к постижению гармонии мира в любом ее фрагменте, открытие законов Вселенной, творчество оказываются чаще всего уделом немногих. Мифы отводят эту сферу так называемым «мудрецам», показывая особую и специфическую для человеческого коллектива значимость подобной деятельности. Неудача в ней обеспечивает самый страшный «ад» на индивидуальном уровне, так как пусть неявно, но затрагивает интересы коллектива в целом. Неслучайно не только героям мифов или «мудрецам» ранних государств, но и современным «духовным лидерам» приходится расплачиваться смертью за свое интеллектуальное бессилие.
«Мифологическое» сознание обычно приписывают носителям «дофилософских» знаний, то есть представителям так называемых «племенных» коллективов. На этот ранний тип общества приходится самый длительный период в истории человечества – более 40 тысяч лет. И все это время люди жили, постоянно развивая и усложняя свои представления о мире, которые излагались в виде мифологических сюжетов, относимых обычно к проявлениям «ранних религий». Особенность этих сюжетов состоит в том, что многие из них не утрачивают актуальности и в наше время, благополучно сосуществуют с более поздними и даже чужими религиозными догмами. Возникают особые приемы, когда за «современными» религиозными канонами прячется древнее содержание, что получило название синкретизм.
Особенно отчетливо это явление прослеживается в современной мифологии индейских народов Латинской Америки, где христианство было не принято населением, а навязано ему силой в очень короткие сроки. Результатом стало появление у индейцев особого мифологизированного христианства, а параллельно происходила доработка традиционных мифов: в сюжеты вводились новые негативные и глупые персонажи или же такие, кто обладал какими-то необычными свойствами.
Что находит отражение в мифах в первую очередь? Индейцы майя в своих подходах мало чем отличались от всех остальных, включая греков. В сюжетном плане мифы отражают универсальные схемы, перекочевывающие не только в ранние, но и в развитые верования. Как уже упоминалось, классическим примером могут служить древние ближневосточные мифы, которые вошли в иудейскую Тору и оттуда плавно переместились в такие – впоследствии мировые – религии, как христианство и ислам.
Л. Я. Штернберг в ставшей классической работе «Первобытная религия в свете этнографии» выделил главные основополагающие элементы, формирующие миф или, системно, «первобытные религии». В этот набор входят такие важные понятия, как табу, тотемизм, анимизм, теротеизм, фетишизм, шаманизм, репродуктивные культы, сакрализации родства, идея «хозяина» и ряд других. Эти общие для всех мифов атрибуты становятся, по сути, тем признаком, по которому обычно в литературе или исследованиях выделяют группы мифов. Вот почему следует разобраться с ними отдельно.
Теротеизм («культ животных», анимализм, зоолатрия) подразумевает неразделение мира людей и мира животных. В мифах это одна из самых распространенных характеристик: люди и животные взаимодействуют как единое сообщество. Все говорят и договариваются между собой, предъявляют друг другу претензии и помогают, проводят совместные обряды, где у каждого своя роль.
Тотемизм можно считать производной частью теротеизма. Он подразумевает самоотождествление человека с животным. Обычно он определяется как «вера в животного-предка» или «нагуализм», что всегда относится к категории «мифов».
Любопытно, что Л. Я. Штернберг представлял схему того, как возникали подобные мифы, основываясь на том факте, что «воображаемые сексуальные отношения с животными были частью некой реальности доисторического человека»[7].
В мифах культовые или тотемные животные до сих пор сохраняются у всех народов, неся память о далеком «прапредке». В этом качестве Медведь почитается у многих народов от Евразии до Северной Америки и поныне. Кошка Бастет сумела сохранить свой божественный статус у египтян-государственников. В андских культурах особое место занимает Пума, в Европе – Волк и Лиса, в Океании – Акула, во многих частях Африки – Леопард, в Индии – Корова, и т. д. А вот главным героем мифов майя до сих пор считается могучий Ягуар. И еще фигурирует в них Пернатый Змей.
При слове «тотем» обычно представляют деревянные резные и расписные столбы североамериканских индейцев. На них вертикально изображены человеческие лица и головы животных, что должно передавать некую временную и родовую преемственность. Термин предложил Эндрю Лэнг для описания традиции, существовавшей на севере Америки у племени оджибве. Там ему и объясняли «тотем» как животное, символизирующее род, то есть так схематично представлялась племенная система родства, служившая основой социальной организации. По сути, это был прообраз будущих фамилий, с указанием родового имени отца и матери. Понятно, что таким родовым тотемом мог стать местный зверь с завидными качествами: «быстрый олень», «зоркий орел», «хитрый лис», «толстый вепрь» и т. д. Иногда первопредком могло оказаться и растение или даже природное явление, наподобие «яркой молнии» или «свежего ветра», – ведь все объекты природы в одинаковой степени обладали душой. Тотемное животное обретало статус священного, будучи воплощением первого предка, прародителя рода, клана или племени. А имя тотема становилось родовым. С практической точки зрения это было чрезвычайно удобно для выстраивания системы родства и отслеживания родственных или социальных отношений внутри племени или группы. Так, например, в кросс-кузенной системе родства майя главы-предки восходили к мифологическим близнецам.
В результате племя формировалось из четырех родовых линий, две из которых были мужскими, а две другие – женскими. Главами племени выступали архаические тотемные животные, соответствовавшие периодам в хозяйственной деятельности племен, которые были предками майя. Ю. В. Кнорозов полагал, что главным покровителем пищи во времена собирательства (десятки тысяч лет назад) был старенький Бог-Улитка. В период охотников им стал уже более молодой и активный Бог-Олень. Притом в мифах мы встречаем лишь истории взаимоотношений тех или иных зверей, но не понимаем всей глубины и значимости этих исторических «памяток», зашифрованных в тексте.
Ритуальная курильница майя в виде Бога-Улитки. Ок. 350–500 гг. н. э.
The Walters Art Museum
Мифы часто повествуют о том, как человек, умирая, обретал внешность своего тотема. Как, например, миф майя, где после гибели раненого соперника сгорал его дом, а там находили труп тотемного животного с характерными следами смертельного ранения. А вот индейцы зуни (штат Нью-Мексико, США) еще недавно, принося в дом черепаху, считающуюся у них тотемом, приветствовали ее, но вместе с тем устраивали несчастной форменный допрос, чтобы выяснить, кем именно она им приходилась: бедным умершим отцом, сыном, братом, сестрой или дедушкой.
Миф не просто существовал в качестве устного текста – он еще воспроизводился в реальной жизни, поскольку его нельзя было забыть. Поэтому у многих народов издревле практиковалась традиция самоуподобления родовому животному при помощи соответствующих нарядов и украшений. В Перу инки и их предшественники покрывали лица металлической маской, изображающей морду пумы, – с усами, носом, клыками. В Мезоамерике в древности даже подтачивали и инкрустировали зубы, а на тело наносили соответствующую раскраску – тоже чтобы стать более похожим на животное. Кроме того, при проведении обрядов использовали хвосты, лапы, маски, имитировали движения животных и воспроизводили их звуки. В особых случаях надевали целиком шкуры и даже намазывались их кровью. Основной формой коммуникации с тотемом-предком становилось ритуальное поедание его плоти или крови (или даже родственника с тем же именем, что довольно часто встречается в мифологических рассказах).
Казалось бы, тотемизм присущ именно древним мифам. Но нет – он проник и во все последующие развитые религии в виде таких сюжетов, как родство между божеством и человеком; поклонение тотему; табуирование запрещенных и священных животных; принесение жертвы и поедание плоти принесенного в жертву священного животного или его символа. Так, например, в иудаизме жертвенное животное – агнец (молодой козлик или барашек). Именно он становится символическим посланником к богу. Христианство напрямую отождествляет Иисуса с жертвенным агнцем. В исламе барашек становится символической заменой, своеобразным воплощением сына Ибрахима, которого отец готов был принести в жертву. У перуанских инков главным жертвенным животным традиционно считалась морская свинка – куй. И потому в христианской иконографии именно она стала иногда заменять агнца божьего. Древние мифы майя повествуют о том, что плотью человека был маис, а кровью – напиток какао. И потому, спустя 500 лет присутствия христианства, индейцы в некоторых селениях Гватемалы, приходя с процессией в церковь, по-своему проводят литургию, причащаясь в полной тишине какао с кукурузными пирожками… Причем они сами вряд ли смогут объяснить, почему поступают именно так. Но твердо знают: так делали предки. И знают они это из древних мифов, продолжающих жить и секретно передаваться из поколения в поколение вот уже более двух тысяч лет.