Этнографы В. М. Кулемзин и Н. В. Лукина во время экспедиций 1969-1983 гг. записали и опубликовали рассказанные по-русски фольклорные тексты восточных хантов [6; 7]. В 1979-1982 гг. у северных хантов побывала венгерская исследовательница Е. Шмидт, собиравшая главным образом песни. Можно назвать еще ряд научных изданий, а точнее, переизданий материалов, публиковавшихся ранее [15; 16; 48 и др.]. Мелкие публикации прозаических текстов, как отдельные, так и помещенные в сборниках или монографиях, в нашем обзоре не учитывались.
Заслуживают упоминания многие советские собиратели, чьи материалы не публиковались либо издавались небольшим тиражом и остались малоизвестными. Это А. А. Алелеков, В. В. Сенкевич-Гудкова, П. К. Животиков, Д. В. Зальцберг, Л. И. Калинина, Н. К. Каргер, А И Картина, Е. А. Немысова, М. Ошаров, А. Г. Подлетин, Н. Ф. Прыткова, Ю. Н. Русская, А. И. Сайнахова, П. Е. Хатанзеев, К. А. Хватай-Муха, В. Н. Чернецова, П. Е. Шенкин. Много образцов фольклора своего народа записали мансийский поэт Ю. Шесталов, хантыйский писатель Е. Айпин. В наши дни их дело продолжают молодые представители национальной интеллигенции, такие, как Н. В. Сайнахова, В. И. Соловар (Ивашкеева), Л. А. Тарагунта и др.
Говоря о собирании, публикации и анализе обско-угорского фольклора, нужно иметь в виду, что это делали главным образом лингвисты и этнографы которые воспринимали фольклор как источник языковой и исторической информации, фольклористическим же аспектам уделялось значительно меньше внимания. Между тем фольклор хантов и манси — это уникальный памятник, в котором отразились вся сложность и своеобразие культуры двух сибирских этносов, связанных древними корнями со многими финно-угорскими народами, проживающими в Европе. В полной мере оценить его значимость трудно, так как он слабо изучен. Но заметим, что исследователи очень быстро отказались от первых, поверхностных и по очень высоких оценок устного народного творчества хантов и манси, высказанных, например, А. Алквистом и О. Финшом. Уже в XIX в. их поэзия по нравственной и научной ценности соизмерялась с Калевалой.
Фольклорные жанры и исполнительские традиции. Трудность изучения хантыйского и мансийского фольклора связана со сложностью вопроса о жанре в целом. В рамках архаического фольклора трудно разграничить даже миф и сказку, на что не раз указывали знатоки древних мифологий. М. И. Стеблин-Каменский пишет: "Несмотря на то что исследованием мифов занимается целый ряд наук... и что существует обширнейшая литература о мифе, основное в нем остается загадочным" [95, с. 4].
Для отделения мифа от сказки выдвигались различные критерии. Е. М. Мелетинский предложил выделить из оптимального набора различительных признаков (названных представителями разных точек зрения) самые коренные, специфические, необходимые черты, т. е. их минимальный набор и его возможные варианты. Этот минимальный набор включает, по его мнению, прежде всего следующие признаки (сказке условно соответствует негативная оценка): достоверность — недостоверность, наличие этиологизма — его отсутствие, коллективность (космичность) объекта изображения — его индивидуальность [74, с. 139-148].
У обских угров дело осложняется еще и тем, что целый ряд их мифов и преданий исполнялись в песенной форме, а некоторые культовые песни, в частности песни медвежьего праздника, имеют сюжетную организацию и, таким образом, оказываются тесно связанными с повествовательными фольклорными жанрами.
Классификация жанров устного народного творчества обских угров разработана слабо (см. [7; 29; 41; 53; 54; 64; 69; 107]).
Как известно, при определении жанра могут наблюдаться расхождения у народа — носителя фольклора — и у специалистов. У самих хантов и манси существуют специальные термины для различных фольклорных жанров[3]. Нас будут в первую очередь интересовать обозначения, использующиеся применительно к различного рода повествовательным формам, т. е. к тем, в которых есть сюжет. Это прежде всего термины: 1) маньть, мось, моньсь (хант.), мойт (манс.) — сказание, сказка; 2) арых (хант.), эрыг (манс.) — песня; 3) потыр, ясынг (хант.), потыр (манс.)[4].
Подкатегории этих основных категорий выражаются дополнительными определениями, например: манс. ялпипг-мойт — священное сказание, ялпинг-эрыг — священная песня; хант. йис-потыр, йис-ясынг — старинный рассказ; манс. пес-йис-мойт-потыр — старинных времен сказание-рассказ; хант. тарныпг-арых (моньсь); манс. тарнинг-эрыг (мойт), алханте-мойт — героические или военные песни (сказания).
Интересна семантика термина ар-арых-эрыг, известного во всех диалектах хантыйского и мансийского языков в значении "песня", "старинная песня", "петь". У хантов он выражает также понятие "старый, древний". Они называют своих предков ар-ях, арэх-ях (ях "народ"); один из наших информантов перевел это как "первобытные ханты". По сообщению Е. Шмидт, по отношению к давно сделанной вещи в песнях могут употреблять формулу "сделана песенным человеком". О культовой функции пения и рассказывания мы уже говорили в связи с особой категорией лиц. совмещавших в себе роли сказителя и прорицателя-врачевателя[5].
Термины потыр и ясынг (хант.) — "рассказ" являются однокоренными со словами "речь", "разговаривать", "сообщать" и т. д.
Термины моньсь, мойт принято обычно переводить как "сказка". Следует, однако, учесть, что в фольклористике одним из критериев выделения сказки служит обычно наличие или отсутствие веры в действительность рассказа. В. Я. Пропп, сравнивая миф и сказку, писал: "Одно из характерных свойств сказки состоит в том, что она основана на художественном вымысле и представляет собой фикцию действительности. В большинстве языков слово "сказка" есть синоним слова "ложь", "враки" [85, с. 149]. Это суждение, касающееся европейской волшебной сказки, неприменимо к фольклору хантов и манси. Для всех жанров обско-угорского фольклора характерна установка на достоверность, так как верят во все рассказанное, хотя в народе существует и такое мнение: в прозе выдумывать (врать) можно, а в песне — нельзя. По справедливому замечанию Л. Н. Баландина, в представлениях самих хантов и манси понятие "сказка" имеет более широкое значение. Он считает, что если рассматривать мансийскую мойт с точки зрения восприятия и осмысления народа с учетом ведущих социальных мотивов и формальных особенностей, свойственных их различным видам, то следует выделить три основных типа: мифологические, героические и бытовые [54. с. 11]. Близкое деление отражено, с нашей точки зрения, и в народной терминологии: к первым относятся старинные или священные сказания йис-моньсь (хант.), ялпынг-мойт (манс.); ко вторым — героические или военные сказания тарнынг-моньсь (хант.), алхантне-мойт, тарнынг-мойт (манс.); к третьим — просто сказки моньсь, мойт.
При соотнесении обско-угорских наименований жанров с принятыми в фольклористике получается следующая картина. Священные и старинные сказания попадают в жанр мифов; героические сказания и старинные рассказы — это так называемые "богатырские сказки" (по терминологии Е. М. Мелетинского) и предания; рассказы потыр, ясынг — это бытовые рассказы и былички; понятие бытовой сказки во многом совпадает в народной и научной классификации.
В народной жанровой классификации обско-угорского фольклора отражены представления о существовании нескольких эпох: 1) самая древняя эра, время первотворения (манс. ма-унте-йис "земли творение"); 2) "богатырская эпоха"; 3) "эпоха хантыйско-мансийского человека". Время действия предков фратрий северных обских угров Пор и Мось иногда выделяется в самостоятельный период, но чаще оно причисляется к "богатырской эпохе". В хорошем тексте всегда ясно, о какой из эпох идет речь, поскольку в народной классификации существует определенная связь между временем действия и темой повествования. Так, рассказы о происхождении земли, о потопе, о деяниях духов высокого ранга, о путешествии культурного героя в разные миры, о спуске медведя с неба, о превращении героев в духов и назначении им культовых мест — все это священные или старинные сказания.
Повествования о богатырях, их военных походах и сражениях — это военные или героические сказания о богатырях. В них часто указываются определенные места действия — городки и поселения, иногда существующие и ныне, а в конце сообщается, что герой стал духом-покровителем этой территории.
Сюжеты старинных рассказов посвящены встречам людей с духами — объектами верований; им нередко присущ нравоучительный пафос. В быличках и рассказах о недавних событиях называются конкретные лица, с которыми произошли описываемые происшествия.
Определенным ориентиром при выделении жанра могут служить также имена и функции действующих лиц. Так, самый популярный герой мансийского фольклора в мифах о дочеловеческой эре выступает как культурный герой и иногда носит труднопереводимое имя Тарыг-пещ-нималя-сов; в героическую эпоху он имеет различные богатырские имена, например Богатырь, Носящий Одежду с Воротником из Черного Соболиного Меха. В человеческую эпоху в сфере верований он выступает как общеплеменное божество, носящее чаще всего имя Мир-сусне-хум, а в сказках он — ловкий трикстер по имени Эква-пырись, который дурачит своих противников, или национальный герой, борющийся против угнетателей.
Предложенная классификация жанров является весьма условной, она ни в коей мерс не может считаться окончательной и безоговорочной.
Разделение на жанры по признаку сюжета и героя затрудняется, например, тем, что мифологические фигуры (духи, божества) часто, как говорилось, выступают в образе богатырей отыров, т. е. не всегда можно отделить мифологическое сказание от богатырской эпики. Последняя, будучи прикреплена к духам-покровителям, функционирует в качестве сакрального жанра, т. е. является не просто "преданием". Героизация мифологических персонажей оказалась настолько сильной, что развилась целая серия вторичных эпических песен и сказаний, относящихся не к мифологической, а к богатырской эре.