Он пожаловал Микитиной его вотчиной:
Хоть с петли уйди, хоть коня угони,
Хоть коня угони, хоть жену уведи,
Столько ушел бы в Микитину вотчину, —
Того доброго молодца Бог простит.
Тут век про Микиту старину скажут…[14]
Служба Никиты Романовича началась в год свадьбы его сестры, когда он упоминается как «спальник и мыльник» и назначается рындой. Таковы обычно самые первые службы отпрысков знатных семей. Никита Романович был женат дважды. Первая жена его Варвара, дочь Ивана Михайловича Ховрина, умерла рано, в 1544 году. Вторым браком Никита Романович породнился с домом суздальских князей: он женился на княгине Евдокии, дочери князя Александра Борисовича Горбатого. В 1558/59 году Никита Романович получил чин окольничего. Интересно, что по времени это совпало с рождением его старшего сына Федора Никитича, будущего патриарха Филарета. Боярский чин Никита Романович получил уже после смерти своей сестры, в 1562/63 году. В 1565/66 году к нему перешел от брата чин дворецкого. Несмотря на близость своего рода к царствующему дому, Никита Романович не избежал царского гнева и опалы. Английский купец и дипломат Джером Горсей вспоминал, как Иван Грозный «послал… грабить Никиту Романовича, нашего соседа, брата доброй царицы Настасии, его первой жены; забрал у него все вооружение, лошадь, утварь и товары ценой в 40 тыс. фунтов, захватил его земли, оставив его самого и его близких… в трудном и плачевном состоянии»[15].
После катастрофического набега на Москву хана Девлет-Гирея в 1571 году, прямо затронувшего род Романовых, Никита Романович руководил укреплением южной границы государства, строительством городов-острожков, организацией сторожевой и станичной службы. Пограничная с Диким полем территория, по которой до того времени беспрепятственно могли проходить татарские отряды, стала активно заселяться. Конечно, угрозу набегов нельзя было ликвидировать в одночасье. Дело своего деда вынужден будет продолжать в 1630-х годах его внук, царь Михаил Федорович, о чем речь еще впереди. Крестьяне хорошо понимали угрозу татарских грабежей и добровольно переселяться на юг не хотели, даже при действовавшем Юрьеве дне. Сюда уходили разве что самые отчаянные да беглые. Видимо, с этим и связаны устойчивые народные представления о «Микитиной вотчине» из исторической песни. Чтобы построить оборону, надо было принимать какие-то неординарные меры, и выход был найден в верстании и «приборе» служилых людей, которые одновременно несли сторожевую и станичную службу и занимались крестьянским хозяйством. Эти принципы, заложенные при Никите Романовиче, на долгие десятилетия определили характер обороны южных рубежей Руси от татарских набегов.
К тому моменту, когда власть после смерти Ивана Грозного перешла в 1584 году к царю Федору Ивановичу, влияние Никиты Романовича было безусловным. Говорили о том, что Иван Грозный перед смертью поручил будто бы своего сына некоему боярскому совету, сделав своих бояр опекунами не слишком здорового и не слишком способного к власти царя Федора Ивановича. Молва приписывала первое место в этом совете Никите Романовичу, родному дяде царя. Однако вскоре покровительство понадобилось уже детям самого Никиты Романовича, так как старый боярин тяжело заболел и умер 23 апреля 1586 года[16]. Джером Горсей записал, что «Никита Романович, солидный и храбрый князь, почитаемый и любимый всеми, был околдован, внезапно лишился речи и рассудка, хотя и жил еще некоторое время»[17]. У него было семь сыновей — Никитичей, как их называли по имени отца: Федор, Александр, Михаил, Никита, Василий, Иван и Лев, а также шесть дочерей: Юлиания (умерла в младенчестве), Анна, Евфимия, Марфа, Ирина и Анастасия.
Клан Романовых казался сильным и разветвленным. Дети Никиты Романовича приходились двоюродными братьями и сестрами царю Федору Ивановичу, что сразу же выделяло их среди другой знати. Брачные союзы дочерей, особенно Марфы, ставшей женой князя Бориса Камбулатовича Черкасского, и Ирины, породнившейся с Годуновыми (она вышла замуж за Ивана Ивановича Годунова), еще более укрепляли положение рода. Старший из сыновей Никиты Романовича, тезка царя Федор Никитич, упоминается в источниках как известный в Москве щеголь, ловкий наездник, любитель охоты; на него перешла всеобщая любовь, которую народ питал к его отцу. Англичанин Джером Горсей вспоминал о том, что он написал для Федора Никитича латинскую азбуку славянскими буквами: «она доставила ему много удовольствия». Ирония судьбы состоит в том, что позднее насильственно принявший постриг патриарх Филарет должен будет забыть о своих светских увлечениях. Пережив польский плен, он прославится как один из самых последовательных гонителей «латинства».
Самым роковым образом на судьбе Никитичей сказались их молодость ко времени смерти отца и наличие такого сильного «правителя», как новый царский шурин Борис Федорович Годунов (брат царицы Ирины — жены царя Федора Ивановича). Видимо, не полагаясь на одну судьбу и желая предупредить возможные неприятности для своих детей, опытный боярин Никита Романович еще при жизни укрепил с Борисом Годуновым «завещательный союз дружбы» (по словам князя С. И. Шаховского). Предание о клятвенном обещании Бориса Годунова соблюдать Никитичей «яко братию и царствия помагателя имети» поддерживалось в семье Романовых и даже вошло в грамоту о возведении Филарета на патриаршество. Первоначально так и было — Федор Никитич получил боярский чин в 1586 году, заместив в Думе умершего отца. С этого времени и до конца царствования Федора Ивановича образуется своеобразный триумвират, который составили три «великих ближних боярина»: князь Федор Иванович Мстиславский, Борис Федорович Годунов и Федор Никитич Романов[18]. Но покровительство Годунова имело и оборотную сторону. Чрезвычайно любопытно сообщение Джерома Горсея, согласно которому Федора Никитича вынудили «жениться на служанке своей сестры, жены князя Бориса Черкасского»[19]. Распоряжение о женитьбе, идущее от царя, не новость для московских порядков. Не ошибается Джером Горсей и упоминая Марфу Никитичну, жену князя Бориса Камбулатовича Черкасского. Борис Годунов, будучи правителем государства, мог препятствовать усилению романовского рода за счет новых семейных связей с княжеской аристократией. Правда, жена боярина Федора Никитича (и мать будущего царя Михаила Федоровича), Ксения Ивановна Шестова, все-таки происходила из старомосковского боярского рода Морозовых-Филимоновых[20], а потому назвать ее простой служанкой никак нельзя.
Следующий из Никитичей, Александр, служил в кравчих и получил свой боярский чин только в 1598 году, когда Борис Годунов был избран на царство. Третий их брат, Михаил Никитич, также стал окольничим только по воцарении Бориса Годунова.
Выборы царя должны были расстроить дружбу Годуновых и Романовых, если она существовала раньше. У Федора Никитича с появлением прецедента избрания на царство представителя боярской фамилии также появлялись определенные права на престол. Более того, некоторые иностранные наблюдатели считали его одним из главных претендентов на царских выборах в 1598 году. Впрочем, и русские, и иностранные авторы того времени легко путают причины и следствия. Бесспорным остается одно — всех Никитичей и даже их ближайших родственников в царствование Бориса Годунова постигает тяжелая опала. Возможно, что начало преследований Романовых относится уже к октябрю-ноябрю 1600 года, когда один из членов польского посольства, находившегося в то время в Москве, оставил запись о приходе нескольких сотен стрельцов на подворье Романовых для ареста опальных[21].
Непосредственным поводом для опалы Романовых в конце июня 1601 года стало пресловутое «дело о кореньях», найденных по доносу Второго Бартенева, казначея Александра Никитича Романова. Обстоятельства этого дела хорошо известны. «Новый летописец» позднее обвинял Второго Бартенева в том, что тот вступил в сговор с Семеном Годуновым и умышленно подложил «корения» в мешки, а затем донес на своего хозяина. По доводу Бартенева был учинен розыск, но присланный окольничий уже знал, что именно ему искать. Кульминация состоялась на дворе патриарха Иова, где хранитель казны Второй Бартенев публично обличил в злоумышлениях Александра Никитича Романова. При рассмотрении этого подложного дела присутствовали Федор Никитич Романов и его братья, тут же посаженные «за приставы». Документы о ссылке сыновей Никиты Романовича опубликованы в «Актах исторических» еще в 1841 году, но в них отражена уже развязка драмы[22]. Царь Борис Годунов не случайно поверил в то, что Никитичи хотят «царство достать ведовством и кореньем». Сегодня эта версия кажется нам фантастичной, однако нужно помнить, что для средневекового человека речь шла о вполне реальной угрозе, а представления о влиянии магических действий на жизнь были органически присущи всем — от царя до простолюдина. По версии же самих Романовых, вошедшей в «Новый летописец», царь Борис имел целью «царское последнее сродствие известь». Фактически почти так и произошло. Но доказать злой умысел Бориса Годунова нельзя: многому действия царя только способствовали, а не были прямой причиной. Формально была соблюдена «независимость» духовного суда. Борис Годунов никого из Никитичей не казнил: ему оказалось достаточно удалить их от активной политической жизни, чтобы успеть обеспечить преемственность собственной династии.
Старший из братьев Романовых, Федор Никитич, был насильственно пострижен (с именем Филарет) и отправлен в ссылку «под начал» в Антониево-Сийский монастырь. Постриг обязаны были принять его жена и даже теща, тоже разосланные в отдаленные монастыри: Ксения Ивановна (ставшая инокиней Марфой) — в Заонежские погосты, а ее мать Мария Шестова — в Чебоксары. Детей, Татьяну и Михаила (будущего царя), отправили в ссылку на Белоозеро вместе с семьями брата Александра Никитича, князя Бориса Камбулатовича Черкасского (зятя Никитичей) и теткой, княжной Анастасией Никитичной.