«– Ваш отец ведь после Февраля перестал в церкви служить? – спросил его секретарь райкома, неожиданно оказавшийся непохожим ни на прежних волооких партархангелов, ни, наоборот, на бурых бугровых рабочих. Другой какой-то. Особенно выделялись, при некоторой припухлости лица, приподнятые брови, зеленовато-серые глаза и длинные пальцы, как у пианиста. Секретарь райкома внимательно рассматривал Максима.
Рекомендации для поступления в Институт имени Г.В. Плеханова. 1924 г. [РГАНИ]
– Да, после Февраля.
– Очень хорошо, – сказал секретарь. – Если бы после Октября, мы бы вас не могли принять, потому что вашу семью считали бы тогда врагами революции. А так вроде бы он от религии отошёл добровольно и ещё при старом режиме. А потому мы вас принимаем, и не только принимаем. Хотим двигать дальше. Против не будете?
– Не знаю, – честно ответил Максим.
– Да всё вы знаете, – махнул рукой секретарь. – И мы всё знаем. Только вот биографию мы вам поменяем. Будете из Хвалынского уезда, из крестьян-бедняков. Отец ваш не скажет ничего против.
– Почему вы так думаете?
– Ну, так вот думаю, – улыбнулся секретарь»[30].
Конечно, это всего лишь роман. Но Карпец утверждал, что взял эту версию не из воздуха, а поделились с ним этой информацией сослуживцы отца, который в брежневское время руководил уголовным розыском страны.
Студент-первокурсник Института народного хозяйства имени Плеханова. 1925 г. [РГАНИ]
У кого Суслов учился в институте? Историю коммунизма ему преподавал юрист Андрей Вышинский, тот самый, ставший впоследствии главным прокурором страны и закончивший свой земной путь дипломатом в Организации Объединённых Наций в Нью-Йорке. Экономику переходного периода читал Гаральд Крумин (он потом одно время редактировал «Правду»). Теорию рынка разбирал Лев Мендельсон. А азы экономической политики разъяснял Артур Кактынь, который потом редактировал газету ЦК «За пищевую индустрию». Тут же надо отметить, что в институте Суслов начал углублённо изучать немецкий язык.
По привычке Суслов учёбу в институте сразу стал совмещать с общественной деятельностью. Сохранилась выписка из протокола общего собрания слушателей школы политграмоты при комсомольской ячейке сельхозвыставки от 6 апреля 1926 года. В ней сообщалось:
«Общее собрание находит, что руководитель для руководства кружком хорошо подготовлен, посещал очень аккуратно, сумел поставить работу кружка очень хорошо и метод преподавания сумел подобрать очень хороший, подход к ребятам имел очень хороший и ребята остались им очень довольны. Знакомства с производством данной яч. не имеет в виду того, что на выставке никакого производства нет.
Предметная книжка студента Суслова. [РГАНИ]
Занятия начались с 26/Х.25 и окончились 6/V.26 г. ввиду того, что т. Суслов выявил себя как умелый руководитель и очень пришёлся ребятам по душе: общее собрание кружка постановило ходатайствовать перед Райкомом об оставлении т. Суслова руководителем кружка на следующий учебный год у нас»[31].
На третьем или четвёртом году обучения Суслов стал парторгом курса, чтобы в нужное время возглавить на факультете борьбу с различными уклонами.
Дружил ли Суслов с кем-либо в институте? Хорошие отношения установились у него с Сергеем Крыловым, который до последнего года жизни посылал из своего Дома на Набережной бывшему однокурснику открытки со всеми праздниками. Сблизился и с Евсеем Брауде. В Институт народного хозяйства тот попал уже бывалым человеком, успев повоевать командиром дивизии в Гражданскую войну. В институте он специализировался на изучении проблем экономики коммунального хозяйства, в 1938 году попал под репрессии, о чем оставил воспоминания. Сохранилось одно из его писем к Суслову от 18 ноября 1968 года, когда Брауде «за идею» работал в общественной приёмной «Правды». Перед этим он отметил своё 70‐летие и был очень обижен на то, что Суслов его не поздравил: «Признаться, я ждал твоего поздравления как старшего товарища оргхоровца и икаписта» (оргхоровцы – студенты Института имени Плеханова, а икаписты – слушатели Института красной профессуры. – В.О.).
На старших курсах Суслов наконец женился. Его избранницей стала сестра старого приятеля по рабфаку Елизавета Котылёва. Свои отношения они оформили в 1927 году, а через два года у них родился первый ребёнок – сын Револий.
Естественно, молодой семье понадобились деньги. Так что Михаил Суслов вынужден был учёбу совместить с подработками в Наркомфине и в химическом техникуме (в первом ведомстве ему предложили должность контролёра, а во втором – преподавателя политэкономии). Сразу на три работы устроилась и его жена – лишь бы в семье никто не голодал. Но более всего молодые супруги переживали за сына. Они опасались, как бы ему от отца по наследству не передался в той или иной форме туберкулёз.
Вкус к научным исследованиям у Суслова появился ещё на четвёртом курсе. Сохранился сделанный им в 1926 году доклад «Кантианство и субъективизм в методах общественной науки (Кант, Виндельбанд, Риккерт)», который получил высокую оценку у специалистов.
Анкета участника Всесоюзной партийной переписи 1926 г. [РГАНИ]
Анкета
Е. Котылёвой для Всероссийской партийной переписи. 1926 г. [РГАНИ]
После института Суслов был направлен преподавателем в механико-текстильную школу. Однако ему очень хотелось остаться в аспирантуре, и 23 февраля 1929 года бюро партийной ячейки Института народного хозяйства имени Плеханова постановило:
«Выдвинуть тов. СУСЛОВА Михаила Андреевича, члена ВКП(б) с 1921 г., окончившего ВУЗ в 1927/28 учеб<ном> году по Плановому Отделению Экфака и просить Зам<оскворецкий> райком командировать т. Суслова в счёт мест, предоставленных Московской организации.
Тов. Суслов Михаил Андреевич, рождения 1902 г., член ВКП(б) с 1921 г., член ВЛКСМ с февраля 1920 г. Крестьянин. Член Укома комсомола 1921—22 гг. Секретарь ячейки комсомола, 1922 г. секретарь ячейки ВКП(б). 1920 г. секретарь Наркомпочтеля. 1924/25 контролёр НКФ. В ВУЗе секретарь академич<еской> группы, парторганизатор, преподаватель в Техникуме политэкономии и истмата, пропагандист. Общетеоретическ<ая> и марксистская ленинская подготовка хорошая. Марксист. ленинским методом владеет вполне. Партийно выдержанный, идеологически устойчив. Имеет склонность <к> научно-исследовательной и педагогической работе. Работает систематически и упорно. Легко преодолевает трудности в работе. В общественно-партийной жизни активен. Обнаруживает склонность к исследовательно-научной работе. Выделен цех. ячейкой Планового Отделения (Оргхоз) на научную работу в РАНИОН»[32].
Поручения Суслову в институте. [РГАНИ]
Что же конкретно Суслова интересовало в науке и над чем он работал на последних курсах института?
Похоже, он с головой погрузился в начавшуюся тогда в политэкономике борьбу против «механистов», в составе которых на тот момент существовали две группы: решительных ревизионистов (её представляли А. Финн-Енотаевский и Н. Кажанов) и умеренных (И. Дашковский, С. Шабс, С. Бессонов). Суслов подготовил свою весьма объёмную статью «Абсолютная рента в учении Родбертуса». В октябре 1929 года она открыла новый научно-теоретический сборник экономического факультета Института народного хозяйства «За революционную теорию» под редакцией М. Коровой. Позже Суслов представил свою статью в качестве реферата для поступления в аспирантуру Института экономики РАНИОН.
Здесь, видимо, надо хотя бы кратко рассказать о РАНИОН – Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук. По идее она должна была заложить основы для новых научных школ и подготовить соответствующие кадры. Но в реальности всё оказалось сложнее. Костяк всех входивших в ассоциацию институтов составляли специалисты старой выучки. Большинство из них великолепно владели материалом в своей области, отлично знали несколько иностранных языков и могли предложить оригинальные теории. Однако многие относились к советскому режиму прохладно и не считали марксизм наукой.
Свидетельство об окончании института. 1930 г. [РГАНИ]
Поначалу власть полагала, что утвердить марксистский дух в этих институтах смогут комиссары-назначенцы, но те не имели серьёзного научного авторитета, а одними приказами мало чего можно было добиться. Выправить ситуацию, видимо, должна была аспирантура. Не случайно в РАНИОН принимали только людей с пролетарским или крестьянским происхождением, с партийным стажем не менее пяти лет и уже имевших определённые заслуги перед партией. Расчёт делался на то, что аспиранты, получая от преподавателей навыки научной работы, одновременно перекуют профессуру. Ничего путного из этой затеи не вышло.
Сам Суслов никогда фамилии преподавателей не афишировал. Не потому ли, что никто из них к убеждённым сторонникам марксизма не относился? По целому ряду косвенных признаков можно предположить, что выучку в первый год аспирантуры Суслов прошёл весьма серьезную. Приобрёл фундаментальные знания в области планирования хозяйства, подготовил доклад объёмом в 150 страниц «Теория стоимости Рикардо и её принципиальное отличие от теории стоимости Маркса». Однако публиковать его он не стал.
Очевидно, к началу второго года обучения Суслова в аспирантуре власть пришла к выводу, что тактика по насаждению в РАНИОН марксизма себя не оправдала. Кремль оказался перед выбором: то ли совсем разогнать эту ассоциацию, то ли влить её в состав Коммунистической академии. На всякий случай партаппарат стал подыскивать запасные аэродромы всем аспирантам РАНИОН. Подбирались они и для Суслова.
Летом 1930 года он получил из Промышленной академии письмо от заместителя ректора Сушкина. Тот просил его зайти до 12 июля, чтобы обсудить вопросы преподавания в академии в 1930/31 учебном году. Планы едва не разрушило решение Культпропа ЦК «мобилизовать» Суслова в Химический институт.