Карэн А. Симонян
МИКАЭЛ НАЛБАНДЯН
Перевод с армянского НЕЛЬСОНА АЛЕКСАНЯНА
Рецензенты:
доктор филологических наук, член СП СССР К. А. ДАНИЭЛЯН,
кандидат филологических наук, член СП СССР,
старший научный сотрудник Института мировой литературы
имени А. М. Горького АН СССР Л. Н. АРУТЮНОВ
Посвящаю жене — Анат Казарян-Симонян — с любовью и признательностью
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯЖИВ ТОТ, КТО БОРЕТСЯ
Начнем с конца…
Пятнадцатого июня 1866 года штаб-офицер жандармского корпуса подполковник Янов направил рапорт «господину шефу жандармов».
«В марте настоящего года умер в г. Камышине Саратовской губернии находившийся там под надзором полиции житель города Нахичевани Михаил Налбандян. С разрешения начальства тело его перевезено железной дорогой на Дон и доставлено в г. Нахичеван на пароходе «Козак». В Нахичевани гроб встречен был с необыкновенным триумфом и почетом при стечении почти всего населения города».
Подполковник не преувеличивал.
…Был один из тех чудесных весенних дней, когда по берегам Дона уже распустились почки на деревьях, когда степь до самого горизонта покрылась нежным зеленым ковром, а в небе носились ошалевшие от любви птицы… Но в городе царила странная, непонятная тишина. Тишина, еще более подчеркиваемая скорбным звоном колоколов.
У пристани и на берегу реки толпился народ. Вскоре из-за излучины появился пароход «Козак», медленно подошел к пристани и остановился.
Городской голова Карапет Айрапетян и почтенные отцы города, организовавшие столь торжественную встречу гроба с телом Налбандяна, подошли к трапу.
От пристани до самой церкви Лусаворича на главной городской площади были расстелены красные суконные дорожки, по которым и пронесли гроб.
Церемония погребения состоялась на следующий день.
«В знак особой чести» нахичеванцы решили, что прах Налбандяна должен быть погребен в монастыре Сурб Хач, расположенном верстах в семи от города.
Под скорбный перезвон колоколов траурная процессия двинулась к монастырю. И весь этот путь люди несли гроб на плечах.
«Архимандрит монастыря в надгробном слове именовал покойника невинным страдальцем, — сообщал далее подполковник Янов. — Бывший голова г. Нахичевани старик Халибов, с которым я заводил разговор о Налбандяне, признает почести, оказанные праху его, манифестацией против правительства».
Кроме этого краткого, официально-сдержанного рапорта, по самым разным адресам были отправлены также многочисленные доносы, сочинители которых решили попросту уничтожить всех друзей своего давнего и непримиримого противника, причем намеревались сделать это руками тайной полиции.
Но кто были авторы этих доносов? Расхитители церковных средств, мастера незаконных поборов, грязные дельцы, нанимающие наемных убийц для устранения нежелательных свидетелей, — все те любители напыщенных «патриотических» речей, истинное лицо которых так часто обнажал Микаэл Налбандян.
Однако в каких грехах могли они обвинить друзей и соратников Налбандяна? Ведь все эти доносчики — сами грабители, вымогатели и даже убийцы — прекрасно знали, что власти вряд ли обратят внимание на их обвинения, ибо всемогущая взятка издавна уже приучила их смотреть сквозь пальцы на делишки, творимые «сильными града сего». Следовательно, против друзей и соратников Налбандяна нужно было придумать качественно иное обвинение, от которого никто не посмел бы отмахнуться.
И на городского голову Карапета Айрапетяна, и на его сторонников был возведен поклеп в… антирусских настроениях.
Ну а жандармского подполковника нетрудно было убедить в том, что деятельность Карапета Айрапетяна представляет опасность для государства. Подполковник, в свою очередь, в пространном рапорте предложил, чтобы люди, «стоящие во главе управления, вредно влияющие на массу и внушающие ей ненависть ко всему русскому, были удалены ив города».
Все эти усилия не остались без последствий. И тайная полиция всерьез занялась делом об «антирусских настроениях».
Начались допросы, были затребованы объяснительные записки. Карапета Айрапетяна посадили под домашний арест, а председателя магистрата Даниэла Гарагаша, чиновника Сагатела Кайаляна, присяжного Бахчисарайцева и юриста Хлтычяна отрешили от занимаемых ими должностей до завершения полицейского расследования о торжественном погребении Налбандяна.
Царские власти затеяли всю эту историю, чтобы отменить привилегии и автономию, некогда дарованные Армянскому округу. Их явно раздражало то, что Нахичеван-на-Дону являлся как бы государством в государстве. А вот то, что благодарные и преданные России армяне могут обидеться, возмутиться, могут, наконец, взбунтоваться, вовсе не интересовало власти, тем более что доносчики и клеветники были из тех же армян.
Однако нашелся вдруг простой и логичный ответ, «невинно» опровергший вое домыслы о том, что всенародные похороны Налбандяна стали якобы манифестацией против правительства.
Степанов Назарян — Салтикяну,
3 октября 1866 г.
«На запрос властей о том, но какой причине нахичеванские армяне столь торжественно встретили и погребли Налбандяна, я думаю, нахичеванцы могут, в соответствии с истиной, легко ответить, что именно трудами и мучениями Налбандяна была получена и доставлена из Калькутты крупная сумма серебром, завещанная городу Нахичевану, который, считая себя обязанным Налбандяну, оказал ему последние почести».
К счастью, такое объяснение умерило пыл тайной полиции, все еще не ведавшей, что смерть Налбандяна оплакивает не один лишь «обязанный Налбандяну» город Нахичеван, но и вся Армения.
Армянские газеты и журналы перепечатывали скорбную весть о его смерти и в своих некрологах пытались дать оценку его жизни и делу;
«Почти всей армянской общественности был знаком энергичный и неутомимый Микаэл Налбандянц… Всеобщую любовь, симпатию и уважение завоевал он своими писаниями».
«Одним человеком меньше стало на земле Армянской… Но мы всегда будем помнить, что прекрасной памятью о нем остаются нам его честный и благородный писательский труд и неустанная деятельность».
«Не часто встречаются на земле люди, которые своим талантом, трудом и духовными качествами служили бы пользе своего общества».
«Но Налбандян не умрет для армян: журнал «Юсисапайл», на страницах которого он часто выступал, обессмертит его, его труды будут помниться и сохранят его имя в истории нашей нации наряду с именами ее светлых деятелей».
А среди широких народных масс родилась и очень быстро распространилась молва о том, что Налбандян не умер, что он еще придет, восстановит армянское царство и, как Великий повелитель, своим указом раздаст крестьянам землю.
Услышав о смерти Налбандяна, его противники наконец-то вздохнули свободно. Они, годами безуспешно воевавшие с ним, сейчас почему-то были уверены, что смерть его — это уже и его поражение. Пытаясь казаться беспристрастными, они теперь вскользь признавали, что да, дескать, он был «талантливым и образованным человеком», но тут же язвительно замечали: «Заблудшего постигло наказание».
Мсер Мсерян, преподаватель Лазаревского института (у нас еще будет повод встретиться с ним), записал в своем дневнике: «В Саратовской губернии, куда он был сослан за преступления против государства, умер Микаэл Налбандян, дерзкий и мятежный юноша».
Газета «Аршалуйс Араратян» — «Заря Араратская» — в те дни писала, что Налбандян «вверг в смуту и раздоры российских армян не только при жизни своей, но и после смерти».
Палтазарян — Мсеряну.
«Умоляю вкратце ознакомить меня, какого вы мнения о покойном Микаэле Налбандянце, ибо если некоторые до небес превозносят его патриотизм, то другие ввергают его в геенну как дерзкого молодого возмутителя, безбожного и самодовольного. Прислали мне из Тифлиса описание деяний его, где жестоко его осуждают».
Мсерян — Палтазаряну.
«Вы бы тоже сурово осуждали его, если б знали хотя бы одно или два из тех богомерзких деяний его, которые совершал он тайно или явно во вред многим, или те его махинации, в которых он был искуснее даже, чем учитель его Ротен».
После смерти Налбандяна некоторые попытались даже распространить слух, что в последний период своей жизни он советовал «действовать исключительно законным путем и держаться подальше от русских революционных деятелей…». Подобные слухи преследовали, несомненно, лишь одну цель — выхолостить и перечеркнуть всю его деятельность этим якобы отречением Налбандяна.
Сейчас, когда мы сквозь пелену более чем столетия пытаемся понять и оценить все сделанное им, нам понятнее становится он сам — Микаэл Налбандян, личность исключительного характера.
И оказывается, что всю свою жизнь он прожил без той обыденной дипломатии, по которой люди, чтобы не обострять отношений с окружающими, оставляют за собой «открытые двери». И поэтому безоглядно любили его друзья и люто ненавидели противники.
Люди с таким характером усложняют жизнь прежде всего самим себе. Трудно и тяжело приобретают они друзей и легко — заклятых врагов, лагерь которых зачастую пополнялся прежними друзьями.
Многие, очень многие были уверены, что Микаэл Налбандян хитрый и тонкий дипломат. А он был человеком простым и ясным, любил шутки и всегда становился душой дружеских вечеринок. Но в то же время он никогда не изменял своим принципам, был исключительно беспристрастным и честным. Эти черты его натуры казались трудносопоставимыми, зачастую непонятными людям, привыкшим к обыденным взаимоотношениям, поэтому неудивительно, что о Налбандяне составлялись диаметрально противоположные мнения.