Эвер не многое мог разглядеть из-за красного цвета в глазах, хотя понимал, что площадь безлюдна, а вокруг того места, где стояли мужчины, внезапно появилось много свободного пространства. Он взглянул на родственников. С ним пришли Заннет, Нинейр и Умбад. Четыре на четыре.
Родственники Омаланы выстроились в ряд, руки свободно опущены, а ноги расположены близко, пряча стойку под свободными одеждами. Лица будто высечены из камня.
Заннет говорил не очень громко, но в наступившей тишине каждое слово звучало как гром. Мы не хотим воевать. Приведите её, пусть эта женщина добровольно отдаст себя на суд совета. Она убийца. Это не была самооборона. Она намного старше и опытнее. Закон, может быть, на её стороне, но честь... Слово честь всегда была превратно понимаемым у Х'Леннов...
Эвер не смотрел на Заннета, ведь он взял его именно за острый, как у злобных старух, язык. Он также не смотрел на стоявших перед ними мужчин. Его взгляд блуждал по площади в поисках Омаланы. Пусть она появится и достанет оружие…
Он совершил ошибку, позволив кузену бросаться оскорблениями, и не расслышал точных слов Заннета в переломный момент. Что-то вроде побега спрятавшись под женской та'чаффдой, но к тому времени было уже слишком поздно. Один из воинов х'Леннов выхватил саблю и прыгнул на болтливого кузена. Эвер узнал его, это был Майих, и пошел ему навстречу, ибо Заннет владел языком лучше, чем саблей, и внезапно их клинки затанцевали и зазвенели в песне битвы. Он даже не заметил, когда вытащил свои ифиры.
Они быстро нанесли удары, два, три. Противник не хотел затягивать, поэтому сделал ложный выпад вправо и попытался нанести подлый удар локтем ниже пояса, обнажив всю левую сторону. Эвер связал саблю Майиха плоскостью своего левого ифира и ударил его в висок правой рукой.
Точно такой же удар использовала собака, чтобы убить его сестру.
Краем глаза он увидел, как Нинейр махнул сверху вниз своим Длинным Зубом, незаконченным, но эффективным. Клинок, предназначенный для борьбы с кочевниками, наступавшими на земли Иссарама, для отсечения ног и голов лошадей, прошёл защиту и врезался в плоть.
Еще один воин Х'Леннов упал на землю. Последние двое трусов сбежали.
И тут появилась она.
Омалана.
Она возникла среди кузенов Эвера, и её оружие превратилось в какой-то странный, непостижимый вихрь. Она отразила удар Умбада, ударила Заннета по щеке открытой ладонью и внезапно оказалась позади Нинейра. Тяжелая сабля сверкнула лишь раз, мальчик издал короткий вопль и упал.
И Омалана танцевала.
Заннет вдруг завыл, схватившись за лицо, Умбад рухнул на спину, каким-то образом получив толчок или удар ногой в грудь.
Эвер с рёвом бросился на нее, и вдруг один из его мечей взлетел в воздух и с грохотом упал на землю. Он не заметил, как она это сделала. Она остановилась на два удара сердца, посмотрела ему в глаза.
Он как будто смотрел на два куска обсидиана.
Блеск лезвия, два, три раза, и вдруг ему пришлось отступить. Вот он уже неуклонно отступал, а она следовала за ним шаг за шагом, а в её глазах было столько же жизни, сколько в глазах охотящейся змеи.
Еще один-два удара, и он тоже умрёт.
Он услышал перестук сандалий, кто-то налетел на него и оттолкнул.
Он упал на землю, второй меч выскользнул из его руки, и на мгновение, меньше чем на мгновение, Эвер ясно увидел, как в глазах Омаланы вспыхнул свет. Как будто из адской трещины выглянул демон.
Парень взглянул на оттолкнувшего его воина.
Деана.
Беги, девочка.
04 - Zaułek (Переулок)
Воздух был вонючим.
Нет, мысленно поправил он себя, это не вонь, а просто квинтэссенция зловония. Некий демонический дистиллят всех отвратительных запахов, смрада, ядовитых паров и всего тлетворного воздуха, который на протяжении тысячелетий висел над всеми голодающими деревнями, поражёнными чумой городами и полями сражений, где не брали пленных.
Казалось, каждый вдох забивает горло липкой мокротой.
Он прижал ко рту надушенный платок, тщетно пытаясь хоть немного приглушить запах. Кто бы мог подумать — в провинциальной столице, всего в нескольких сотнях шагов от центра города, где располагались банки, торговые склады, штаб-квартиры богатейших гильдий и всемирно почитаемые храмы, человек его происхождения может столкнуться с чем-то подобным.
Переулок, который выглядит как выход из всех канализаций мира.
Старые тряпки, остатки разбитых сундуков и кувшинов, какой-то щебень и гнилые доски, а центральное украшение — труп кошки, по иронии судьбы обнюхиваемый жирной крысой. И повсюду блестящие, липкие коричневые и серые пятна, о происхождении которых лучше не думать.
Нет, снова поправил он себя, это не так уж и странно, ведь каждый город подобен цветку: у него есть прекрасное соцветие, крепкий стебель и грязные корни. Не понятен только такой странный выбор местопребывания для Лабайи из Биука, которой благоволила Владычица Судьбы.
По-видимому, ее младшая сестра, Кичи «Улыбка», появлялась везде, где были шум, люди и веселье, принося с собой радость и счастье. Они также говорили, что старшая из Избранных Эйфры, Огевра, Владычица Несчастья, обитает в некрополях, на полях великого множества убийств и в регионах, пострадавших от ужасных стихийных бедствий. Но он не мог добиться от Кичи того, чего хотел, ибо она приносила радость всем вокруг себя, а Госпожа Несчастья не случайно заслужила свое прозвище, и только глупец добровольно вступил бы с ней в деловые отношения. Нет. Ему предстояло встретиться с Лабайей, победить её и забрать то, что по праву принадлежало ему.
Он сжал пальцы в кулаки.
Приз. Размеренность, свобода, восстановленная честь.
Он бросил ещё один взгляд на убожество вокруг, осторожно переступил мертвую кошку и коричневые пятна. Слухи о прибытии в город Лабайи, возможности бросить кости и выиграть все, о чем только можно мечтать, ходили по улицам целый месяц. Кто-то встретил её под мостом и выиграл сто имперских монет. Кто-то ещё бездельничал, вымаливая подаяние, и вдруг в мэрии были обнаружены документы с правами на доходный дом в центре города. Стареющая любовница подвергла свою жизнь и жизнь своих детей риску, а когда вернулась домой, оказалось, что их отец, известный аристократ, вернулся из длительного успешного похода и наконец решил остепениться, женившись на бывшей содержанке с признанием отцовства всех её детей.
По другой версии, вернувшись домой, она и её дети сгорели заживо.
В конце концов, Лабайя относилась к своим обязанностям серьезно. Если ты проигрывал, тебе приходилось выплачивать долг.
Но эти слухи в конечном итоге привели его сюда. Он потратил небольшое состояние на выплаты городскому сброду, нищим, головорезам и мелким воришкам, и вчера один из них принес ему долгожданную новость. Лабайю Биук можно найти в одном из переулков района ткачей. Если всё пойдет по плану, он засыплет информатора золотом.
В глубине переулка стояла огромная бочка, горловина которой была накрыта старой растрескавшейся шкурой. Когда он приблизился, шкура подёрнулась, и из бочки выползло какое-то существо. Худое, оборванное и грязное, с копной седых волос, засаленных и падающих на глаза. Существо село прямо на землю, поставило перед собой перевернутое деревянное ведро и вытащило откуда-то чашку с костями.
– Хочешь поиграть?
Он моргнул. Это действительно прислужница Эйфры?
Она посмотрела ему в глаза, и он почувствовал себя так, словно его ударили по голове каменным молотом. За спутанными волосами горели два колодца, наполненные вечной Силой.
Он сел по другую сторону ведра, не заботясь о безнадёжно испорченных от такого обращения атласных штанах, и просто кивнул.
– На что сыграем?
– На жизнь моей жены... Я имею в виду, на её смерть», – быстро поправился он. – О её гибели.
Пугало кивнуло.
– Что вы поставишь?
– Вы не спросите почему?
- Нет. Я знаю почему. «Она взглянула на его расшитые манжеты. – Дворянин, сравнительно молодой. Живёшь в городе, а не в родовом поместье. Значит, никакой собственности. Женился на представительнице богатой семьи. Может быть, она была дочерью мэра или главой гильдии пивоваров, или кем-то ещё. Дворянин принес свой титул и ржавые доспехи предков, она — деньги, склады, доходные дома и, возможно, даже, о ужас, поместье, которое когда-то принадлежало какому-то голубокровому дураку.
Пока она говорила, он чувствовал нарастающий гнев.
«Прекрати», – прорычал он.
– Но аристократия городов, аристократия ремесленников и торговцев не глупа. Определенно существовал брачный договор, в котором говорилось, как в случае развода бедный человек снова окажется бедным человеком. Смерть жены — другое дело. Больше никаких унизительных просьб о займах у свекра, никакого страха, что она узнает о любовнице, никаких жалоб на опостылевшего нахлебника. – Лабайя злобно ухмыльнулась. – Ты стоишь перед слугой Госпожи Судьбы. Положи что-нибудь или беги.
Дерьмо. Когда он представлял себе эту сцену, слова не застревали у него в горле.
– Моя жизнь.
«Скорее твоя смерть», – поправила она.
– Да. Твоя смерть.
Он услышал шорох позади. У стены какое-то время стоял мужчина. В глаза сразу бросался сломанный нос и ужасный шрам на щеке. А следом случайный взгляд непременно отметил бы рукояти коротких мечей, выступавших над плечами. В этих краях мало кто так носил оружие.
– Этот… – Дворянин кивнул на подошедшего.
– Не обращай на него внимания. – Тонкие губы Лабайи растянулись в холодной улыбке. – Его судьба ещё не решена.
Она положила кости.
– Так до скольких бросков мы играем?
05 - Plantacja (Плантация)
Солнце медленно садилось, запад светился багровым дольше, чем вчера или позавчера. Такой закат предвещал ужасно долгий и душный следующий день, в котором послеполуденные часы будут тянуться бесконечно, наполненные страданиями и свистом кнутов.
Кахесо поднял голову, вытер пот со лба и устало огляделся. Хлопковые поля, простиравшиеся до самого горизонта, каждое представляло собой квадрат со стороной в триста шагов, каждое отделено от другого неглубокими оросительными канавами, и каждое украшено в центре развесистым деревом сапри.