ытягивали на борт. Менее чем за два часа вся туша кита навсегда покинула море.
Он отвернулся от только начавшейся кровавой работы и взглянул на шамана.
«И все же, такого не может быть», – сказал он.
Борехед ответил не сразу. Он выздоравливал быстрее, чем ожидал Альтсин, и некоторое вращение Силы вокруг тела старого шамана наводило на мысль, что его выздоровлению способствовала какая-то форма племенной магии, но он всё ещё выглядел худым и истощенным. По крайней мере, потерял неприятный восковой оттенок кожи, из-за которого его уродливые татуировки выглядели как на трупе.
– Нам нужно поесть, – сказал он наконец.
Альтсин не собирался спорить с очевидными вещами. За последние несколько дней он не раз гулял среди выживших на северном побережье, видя более чем достаточно рёбер, проступающих сквозь тонкую как пергамент кожа, и голод, тлеющий в глубоко посаженных тёмных глазах. В первые дни странствий жертвами, если можно так выразиться, этого голода стали звери, гнездившиеся в недрах огромного корабля. Они были, конечно, многочисленными и смертоносными, с клыками и когтями и совершенно не животным умом, особенно когда действовали стаями. Но их было меньше тысячи, и десятки тысяч ахеров, которые на протяжении бесчисленных поколений охотились на тюленей, моржей, овцебыков, северных волков и даже на снежных медведей, очень и очень нуждались в мясе. На то, чтобы убить последнего зверя, потребовалось десять дней, и как успел понять вор, этот последний, как и вся остальная стая, был съеден целиком, включая кожу и мелкие кости.
Во время этих охот погибла сотня охотников и две сотни получили ранения, но проблема чудовищных зверей исчезла.
Однако, проблема голода оставалась. На борту было несколько ахерских племен, разделенных на роды, которые раньше занимали почти пятьсот миль северного побережья. Почти пятьдесят тысяч ртов, которые нужно накормить. Необходимость найти что-то вроде нескольких сотен голов крупного рогатого скота в день, чтобы отогнать призрак голода, постоянно нависавшего над ними. А север должен заплатить за дисбаланс в природе, вызванный яростью Андайи. Пляжи, где рождались тюлени и моржи, были пусты, косяки рыб то уходили в новые воды, то вымирали, гнездовья птиц были тихими и безжизненными. «Ночная Жемчужина» плыла на запад мимо мёртвых берегов, и когда последние существа, гнездившиеся в глубинах корабля, были наконец съедены, пришла пора выйти в открытый океан.
С тех пор каждый день был борьбой за выживание. На нескольких небольших островках они наконец нашли колонии тюленей и птичьи гнезда, а также смогли охотиться на стада моржей и даже более крупных животных со странно большими носами, которых ахеры называли мируува. И хотя каждое из этих мест они очистили до голой земли, каждый день был наполнен исключительно борьбой за выживание.
Несколько дней они плавали или скорее дрейфовали в водах, где кормились киты. На них охотились, и каждая охота заставляла гигантский корабль остановиться — охотников с добычей нельзя было оставлять, а с добычей, привязанной к борту, двигаться получалось со скоростью не более двух-трех узлов, пока тушу разбирали и поднимали на борт. И так большую часть времени. Фактически, учитывая морское течение, толкавшее их обратно на восток, они стояли на месте.
Альтсин отвел взгляд от угловатого лица шамана и пожал плечами.
«Еда важна, — пробормотал он, — но проходит ещё один месяц, а мы живем от охоты до охоты. Мы сразу всё съедаем и всё равно остаёмся голодными. Примите решение наконец.
Борехед, казалось, улыбнулся. Во всяком случае, эту гримасу с оскаленными зубами и прищуренными глазами Альтсин предпочёл счесть улыбкой.
– Я не буду просить ее плыть в несбордское море. Нас убьют или поработят.
Острова в Птичьем море, где жили торговцы и налетчики Несборда, были ближайшей землей, где можно добыть больше еды. Охотой или торговлей. Ахеры взяли на борт шкуры, меха, моржовые клыки и даже немного амбры. Все это имело ценность.
– Кроме того, — продолжал шаман, всё ещё морщась, изображая фальшивую улыбку, – это ты обещал нам нашу собственную богиню и шанс на спасение.
– Я этого не отрицаю. Но если я съем ещё один кусок сырого китового жира, я сам прыгну в воду, и вы найдёте меня только по струе пара.
– Ты не первенец Древнего и у тебя нет кафха, – Борехед коснулся макушки.
– Ноздри, да? Ха, я не говорил, что буду выпускать газ через эту сторону.
Он услышал смех. Яркий, девичий, молодой.
«Ночная Жемчужина» всегда поражала его своим смехом.