ерских для ремонта оборудования. Это даст работу для сотен мастеровых и привлечет в край квалифицированных специалистов».
Я подошел к столу и ткнул пальцем в карту.
— «Но ключевым элементом развития является создание транспортной артерии. Мы считаем необходимым и готовы начать изыскания для строительства частной железнодорожной ветки, которая ускорит развитие Сибири».
Изя поднял на меня глаза, полные ужаса и восхищения одновременно.
— Железная дорога… Ты окончательно сошел с ума.
— Дописывай, — усмехнулся я. — Финальный аккорд. «Мы понимаем всю грандиозность поставленных задач. Посему уже на данном этапе ведутся предварительные консультации с инженерами-путейцами и производителями паровых машин о принципиальной технической возможности реализации данного проекта. Мы просим Ваше Императорское Высочество лишь дать нам шанс послужить России». Все.
Он дописал последнее слово и откинулся на спинку стула, с изумлением глядя на черновик.
— Ой-вэй… — только и смог выговорить он.
— Если после такого нам не дадут разрешение, то я таки не знаю, что им еще нужно.
Мы потратили еще час, тщательно перенося текст на чистовик. Изя, проникшись величием момента, выводил каждую букву с каллиграфической точностью. Когда последняя точка была поставлена, мы посмотрели на свое творение. На белоснежных бристольских листах лежал не просто документ. Это была мечта, облеченная в строгие параграфы. Дерзкая, амбициозная и невероятно убедительная. Если великий князь такой поборник прогресса, то он непременно должен купиться!
Я аккуратно сложил листы в синюю папку.
— Ну что, Изя, — сказал я. — Один фронт мы подготовили. А теперь пора на другой. К Кокореву. Пора начинать большую игру.
Оставив Изю отдыхать и приходить в себя после наших «литературных» трудов, я нанял извозчика и отправился на Литейный проспект. Контора купца Кокорева располагалась на первом этаже большого доходного дома. Никакой показной роскоши — простая дубовая дверь с медной табличкой: «В. А. Кокорев. Торговый дом».
Меня провели в просторный, но строго обставленный кабинет. В углу висели иконы и старообрядческий восьмиконечный крест. За огромным письменным столом сидел сам Василий Александрович. Теперь я мог рассмотреть его получше. Это был мужчина лет сорока, крепкий, широкоплечий, с окладистой, ухоженной бородой. Но самое примечательное в нем были глаза — умные, цепкие, пронзительные.
— Господин Тарановский? — спросил он, смерив меня хозяйским взглядом и указав на кресло. — Помню, у графа Неклюдова виделись. Чем обязан?
Он сразу перешел на ты, что меня нисколько не смутило. Это была манера уверенного в себе человека, не привыкшего к столичным политесам.
— Василий Александрович, я пришел к вам не как проситель, а как возможный союзник, — начал я без обиняков, решая сразу задать тон разговору. — Я, как и вы, имею веские причины быть крайне недовольным делами в Главном обществе российских железных дорог.
Кокорев удивленно вскинул брови.
— Вот как? Про этих мошенников наслышаны и в Сибири? Любопытно, право слово, любопытно! И какие же у вас могут быть причины для недовольства, позвольте узнать? Мои-то всем известны, я их не скрываю.
— Мои интересы — это быстрая и дешевая доставка грузов из Сибири в центр России, — ответил я. — Ваше общество обещало построить дорогу до Нижнего Новгорода, но за пять лет осилило лишь сто восемьдесят верст до Владимира. Мои дела, как и дела многих других коммерсантов, страдают из-за воровства и бездействия французских директоров. Я знаю, что вы, как крупный акционер, теряете на этом огромные деньги и ищете способ изменить ситуацию.
Мои слова произвели эффект. Кокорев увидел во мне не просителя, а осведомленного человека с общей проблемой. Его лицо помрачнело, а глаза загорелись гневом. Он со всего маху приложился широкой ладонью по дубовой столешнице.
— Теряю⁈ — взревел он. — Да они грабят нас средь бела дня! Мошенники! Подлецы! Пригрели на груди кучку парижских воров, которые набивают карманы нашими русскими деньгами! Это не общество, а какой-то вертеп! Все директора, все управляющие — французы! И думаешь, им надо, чтобы наши русские дороги действительно работали? Черта с два!
Он вскочил и заходил по кабинету, экспрессивно жестикулируя. Теперь он говорил не со случайным визитером, а с человеком, который понимает его боль.
— Воруют на всем! На подрядах, на материалах! Сметы раздувают втрое! А их главный, мусью Колиньон, отгрохал себе особняк похлеще великокняжеского! За полгода на содержание их шайки дармоедов ушел миллион шестьсот тысяч! И за что? За дорогу до Владимира, куда никому и ехать-то не надобно! Тьфу!
Я позволил ему выпустить пар, а затем задал следующий вопрос, который давно меня интересовал:
— Я понимаю, Василий Александрович. Но одного не могу взять в толк. Ты — человек дела, знаменитый откупщик. Зачем вам вообще понадобились эти железные дороги? Дело новое, рискованное. Неужели один лишь патриотизм и вера в государево слово?
Кокорев резко остановился и изумленно посмотрел на меня. Вопрос застал его врасплох. Он снова сел за стол, немного остыв, и дернул за шнурок звонка.
— Митька! Квасу нам! Моего фирменного! — крикнул он в сторону двери и, повернувшись ко мне, уже более спокойным тоном признался: — Угадал ты, Владислав Антонович. Угадал. Откупную систему-то, слышь, скоро отменят. Сведения у меня верные. Вот и ищу, куда капиталы приложить. Думал, вложусь в дело верное, государственное, а оно вон как обернулось…
«Так вот в чем корень! — пронеслось у меня в голове. — Он ищет новое поле для своей кипучей энергии и огромных денег. И зол, потому что его обманули и не дали развернуться».
В этот момент седоусый слуга внес на подносе два запотевших хрустальных кубка со странной, пузырящейся жидкостью.
— Угощайся! — добродушно подмигнул мне Кокорев. — Мой рецепт: кислые щи, «Вдова Клико» и хрен. Нектар!
Я попробовал. Напиток был странным, резким, но на удивление бодрящим.
— Так вот, Василий Александрович, — продолжил я, ставя кубок. — Раз уж мы с вами на одной стороне, скажите прямо: кто главный в этом балагане? Кто тот кукловод, который дергает за ниточки, если директора — лишь ширма?
Кокорев горько усмехнулся.
— Эх, сударь! В том-то и беда, что в этом французском вертепе крайнего не найти! Но я тебе так скажу: решения сейчас принимают не инженеры, а те, у кого деньги. Общество по уши в долгах, на грани банкротства. И главную скрипку играют банкиры, что ссужают им капиталы.
— И кто же эти… музыканты? — надавил я.
Кокорев начал загибать пальцы.
— Ну, главные зачинщики — французы: братья Перейра и барон Рекамье. Потом — англичане, дом Бэрингов. Тоже недовольны. А еще есть наш, питерский. Придворный банкир, богатейший человек в России. Барон Штиглиц.
— И этот барон Штиглиц… — Я подался вперед, чувствуя, что подошел к самому главному. — Он на чьей стороне?
— А он на своей, — усмехнулся Кокорев. — Как и любой настоящий банкир. Но я точно знаю: он в ярости от того, как французы распоряжаются его деньгами. И теперь тоже ищет способ их прижать.
Мысли в моей голове закрутились с бешеной скоростью. Вот он! Ключ к ситуации! Не Кокорев, не граф Неклюдов, а человек, который держит за горло все это «Главное общество». Человек, чьи интересы совпадают с моими.
— Василий Александрович, — сказал я твердо, глядя ему прямо в глаза. — Я должен встретиться с бароном Штиглецем. И вы, смею надеяться, мне в этом поможете!
Глава 21
Кокорев удивленно посмотрел на меня.
— Со Штиглецем? Зачем он вам? Это человек очень осторожный, закрытый. К нему не так-то просто попасть. Денежки-то — оне тишину любят!
— У меня есть к нему предложение, которое, я думаю, его заинтересует, — ответил я. — Предложение, которое поможет и ему вернуть свои деньги, а может быть, и вам — решить наши проблемы. Вот вы сейчас как желаете развязываться с ГОРЖД — выходить из дела или что?
Купец как-то грустно покачал головой.
— Да ты, господин Тарановский, меня насквозь видишь! Да, собираюсь выходить. Я из этого французского балагана убегу, как только представится удобный случай. Жду вот теперь, когда цены на акции немного подрастут после всей этой шумихи, чтобы выйти без убытков. А потом пусть они хоть друг друга перегрызут. Да только цена у акций все ниже и ниже…
— Но ведь вы, вступая в дело, хотели помочь Отечеству. Эти дороги нужны России! — сказал я.
— Нужны, — согласился он. — Но строить их должны русские люди на русские деньги. Я потому и бучу поднял, чтобы разоблачить этих парижских воров. А потом создам свою собственную железнодорожную компанию. На капиталы нашего, московского и провинциального, купечества. Без всяких французов.
Похоже, пришло время выкинуть главный свой козырь.
— А если получится одолеть их? Если, например, не вам выходить из общества, а напротив, выгнать взашей всю эту французскую шваль? Что вы на это скажете, господин миллионщик?
Кокорев несколько секунд изумлено изучал мое лицо, потом громко, но как-то безрадостно рассмеялся.
— Экий ты прыткий! Думаешь, так все просто? У них, у французов, такие связи, такая протекция, что мне и не снились! Да к тому же все у них под рукой: инженерное дело, паровые машины, оборудование — все ведь под ними! Они всем нашим важным персонам в уши дудят, не перешибешь. А у меня, знаешь ли, дудка коротка — не достаю!
— А если их дискредитировать так, что великий князь Константин, не говоря уж о самом государе, про них и слышать не захочет? Что тогда? Что вы на это скажете?
Кокорев пожал широкими покатыми плечами.
— Кто знает… Вернее всего, выгонят этих да найдут сразу других. У нас же, сам знаешь, иностранцам больше веры, чем нашему брату — исконному русаку.
— Но ведь попробовать стоит? — улыбнулся я.
— Попробовать — стоит! — согласился купец. — Митька! — вдруг рявкнул он так зычно, что в конторе зазвенели стекла.