Глава 8Видеодневник Алекс Тернер
12 августа
Алекс сидела в ярко-желтом кресле «Адирондак». Рядом, у ее ног, пристроились два золотистых ретривера, один из которых положил подбородок на подлокотник кресла. Алекс погладила собаку по голове и заговорила шепотом:
Текущая ситуация.
Алекс повернула камеру так, чтобы она была направлена на бассейн, где на надувных шезлонгах лежали Дафна, Шэй и Келли. Три подруги громко болтали, время от времени прерывая разговор пронзительными воплями, когда одна брызгала на другую.
– Как думаешь, что тренер собирается делать с составом на первый матч? – спросила Шэй. – Я в том смысле, что в одиночном первой выйдешь ты, Даф.
– Очевидно, – согласилась Дафна и, подгребая одной рукой, развернула свой шезлонг. – До остального мне дела нет.
Келли плеснула в нее водой.
– Спасибо за поддержку.
– Эй, перестань! Ты же знаешь, что, скорее всего, тебе достанется второе место в одиночном разряде, – пожала плечами Дафна.
– Вероятно, – мрачно заметила Шэй, – а мне опять придется играть в паре.
Келли откинулась на спину.
– А я не сомневаюсь, что тренер сделает то, что лучше для команды.
– Боже мой, ты за него готова глаза выцарапать! – воскликнула Дафна.
Келли снова плеснула в нее водой.
– Я? Ну нет.
– Да-да. Ты бы и потрахалась с ним.
– Господи, Ди, перестань кричать, – шикнула на Дафну Келли. – Наши мамы в доме.
– Боишься, как бы Ингрид не узнала, что ты хочешь переспать с тренером? – усмехнулась Дафна.
– Она точно хочет, – поддержала Шэй.
– Может, вы обе заткнетесь? – повысила голос Келли.
– Хочешь меня заткнуть? Попробуй.
Крики, визги, брызги, смех.
Алекс снова направила камеру на себя и закатила глаза. Потом, глядя в объектив, прошептала:
И это моя мама притащила меня сюда. Даже не верится. Иногда мне кажется, что я в самом деле ее ненавижу.
Глава 9Кейт
В понедельник днем я сидела на металлических трибунах, установленных для зрителей рядом с теннисными кортами старшей школы. На площадке внизу Алекс сражалась в своем последнем отборочном матче. Столбик термометра поднялся на рекордную высоту, августовское солнце палило вовсю, и не было ни намека на ветерок. Число претендентов сократилось до трех, и победительница этого матча гарантированно получала место в команде. Проигравшей предстояло соперничать за второе место с третьей девушкой. Я пыталась излучать спокойную уверенность – Алекс не оценила бы открытого проявления беспокойства, – но внутри у меня все сжалось. Она только что выиграла на подаче, и я громко выдохнула.
– Ей остался всего один гейм[10], – указала Женевьева. Она сидела по одну сторону от меня, а Эмма – по другую. Ингрид примостилась позади нас, на ней была огромная соломенная шляпа, затенявшая бледное лицо.
– Она отлично играет, – улыбнулась Эмма.
– А вот Стейси просто дерьмово, – пробормотала Женевьева. – Я же говорила, она теряется под давлением.
– Жестко сказано, – заметила Ингрид.
– Но это правда.
Я понимала, что болеть против девочки-подростка нехорошо, но мне очень хотелось, чтобы Алекс победила.
Ей нужен был успех. Нужен, чтобы закрепиться в этой новой жизни, которой она не хотела и о которой не просила. И мне было приятно, что рядом со мной подруги, которые пришли поболеть за мою дочь и желают ей победы.
Они, похоже, не расстроились из-за того, что мы с Алекс внезапно ушли сразу после обеда в пятницу вечером. Я видела, что дочери не по себе, и хотела увести ее подальше от трех других девушек. Сослалась на расстройство желудка. Думаю, к тому времени все уже прилично выпили, и никто не обратил внимания на наш ранний уход.
Никто, кроме Джо. Когда мы прощались, он на несколько секунд задержал мою руку.
– Это тянется уже целую вечность, – протянула у нас за спиной Дафна и громко зевнула.
Она и другие члены теннисной команды расположились на самом верху, откуда и наблюдали за отборочными матчами. Они сидели, вытянув ноги, рядом стояли их спортивные сумки, и одна из девушек – я ее не знала – по очереди заплетала волосы остальным.
Из всех девочек только Келли, дочь Ингрид, не сидела с командой. Сцепив руки за спиной, она стояла с тренером Сетом Таунсендом на той стороне корта, где играла сейчас Алекс. При этом Келли то и дело оборачивалась, чтобы посмотреть на тренера, и смеялась над всем, что говорил этот высокий худощавый мужчина с лохматыми темно-русыми волосами и выступающими скулами. Я взглянула на Ингрид – знает ли она об этом увлечении своей дочери?
Тем временем Стейси послала мяч в сетку и, раздраженно ударив ракеткой по ладони, повернулась. Юбка ее взметнулась, и под ней мелькнули короткие шорты.
– Господи, ну и здоровенная ж задница! – громко заявила Дафна у нас за спиной. Ее подруги по команде захихикали.
Я вздрогнула и машинально бросила взгляд на Стейси – не услышала ли она обидную реплику. Но та готовилась снова подавать и в сторону трибун даже не взглянула.
– Но это правда, – прошептала Женевьева мне на ухо. – Стейси пошла в свою мать, Нэнси. – Она кивнула в сторону женщины с фигурой «груша», стоявшей у ограждения, скрестив руки на груди, и внимательно наблюдавшей за матчем.
– Женевьева, ты такая же испорченная, как и остальные девочки, – упрекнула ее Ингрид.
– Неправда. Она меня не слышит.
– В прошлом году я сидела за одним столом с Нэнси на школьной распродаже выпечки, и она, по-моему, съела половину кексов, – негромко сказала Эмма.
Женевьева и Ингрид рассмеялись, но меня ее слова покоробили. Даже если Нэнси их не слышала, это ничего не меняло. Мне это замечание показалось гадким. Тот факт, что в их колких комментариях присутствовала доля правды – Нэнси Янг была довольно полной и в своих футболке и шортах большого размера выглядела далеко не так привлекательно и гламурно, как три женщины рядом со мной, – лишь усугублял ситуацию. Как такое возможно, что они, настолько добрые и приветливые со мной, могут быть столь жестокими с другими?
Алекс подняла указательный палец, показывая, что последний отбитый Стейси мяч ушел за линию.
– У Алекс матч-пойнт[11], – сообщила Женевьева.
– Нет, мяч не вышел! – возмущенно закричала Нэнси Янг. – Он попал в линию!
– Здесь решают не зрители, – прервал ее тренер Таунсенд. Судя по усталому тону, ему не раз приходилось отчитывать родителей за попытку вмешаться в игру.
– Но она жульничает! – не унималась Нэнси Янг. – Это нечестно! Нельзя, чтобы она попала в команду за счет жульничества!
Я даже привстала, возмущенная безобразным выпадом этой женщины в сторону моей дочери. Еще мгновение назад я ощутила жалость к ней. Теперь это чувство сменилось глубоким материнским гневом. Я посмотрела на Алекс, опасаясь, что она расстроится из-за этих нападок, но она хладнокровно и спокойно ожидала следующей подачи Стейси. И когда мяч полетел к ней, она взмахнула ракеткой и нанесла победный удар.
– Есть! – воскликнула Женевьева. – Она победила!
Эмма сжала мою руку.
– Молодец!
Я хотела закричать, но сумела сдержаться. Алекс была бы в ужасе. Моя дочь с невозмутимым видом подошла к сетке, чтобы обменяться с соперницей рукопожатием, но Стейси в порыве злости швырнула ракетку в ограждение. А ее мать снова набросилась на тренера Таунсенда, оспаривая его предыдущее решение.
– Да, вот только этого нам в команде не хватает, – заметил кто-то у нас за спиной.
– Я бы ее не винила, – громко произнесла Дафна. – Меня тоже бесит, когда не замечают линию.
– А разве мяч не вышел? Я не видела, – возразила еще одна девушка.
– Сомнительно. Возможно, он все же коснулся линии.
Я так сильно сжала кулаки, что ногти впились в ладони. Моя дочь одержала победу, и я не хотела, чтобы ее радость была омрачена сомнениями. И разве мяч не вышел? Я была почти уверена в этом. Но почему Женевьева не поправляет свою дочь? Она как будто не обращала внимания на поведение Дафны.
«Дрянные девчонки», – подумала я снова.
Алекс все еще стояла у сетки, ожидая рукопожатия, но Стейси уже ушла с корта и присоединилась к своей матери, которая продолжала кричать на тренера Таунсенда. Алекс посмотрела на меня и пожала плечами, очевидно, не зная, что делать. Наконец она подошла к скамейке у края корта и стала собирать снаряжение.
– Боже мой, – выдохнула Эмма. – Какая драма.
– Оставь это Нэнси, – махнула рукой Ингрид. – Пусть она устраивает сцены.
Алекс покинула корт и направилась ко мне. А у меня от радости заколотилось сердце. Впервые за несколько месяцев моя дочь выглядела счастливой и уверенной в себе.
– Да! – воскликнула я. – Ты была великолепна!
– Она не пожала мне руку, – тихо пробормотала Алекс, оглядываясь на Стейси.
– Об этом не беспокойся. – Женевьева встала и быстро обняла Алекс. – Поздравляю, дорогая! Мы так рады, что ты попала в команду! – Она повернулась. – Дафна, отведи Алекс в кабинет тренера, помоги ей подобрать форму.
– Это что, у меня работа такая? – проворчала Дафна.
Оглянувшись, я увидела, как она закатывает глаза, повернувшись к Шэй, и моя радость от победы Алекс немного померкла. Конечно, я хотела, чтобы она победила. Но победа означала, что теперь ей придется чаще быть с этой троицей.
От этой мысли я ощутила холодный укол страха.
В тот вечер, пока Алекс была наверху, в своей комнате, и работала над эссе по английскому, я стояла в нашей новой гостиной, которая все еще казалась пустой и незнакомой. У меня пока не было возможности развесить картины, и я не купила орхидеи в горшках и ароматические свечи, чтобы в комнате стало уютнее.
Я смотрела в окно на темную улицу. В нашем старом доме в Буффало я знала всех своих соседей по именам, знала, кто их дети, наблюдала, как менялась их жизнь на протяжении многих лет. Воздушные шары на день рождения, привязанные к почтовым ящикам, выпускные торжества, поминальные обеды. Здесь я все еще была чужой. Возможно, чужой и останусь навсегда. Я сделала большой глоток виски из тяжелого бокала – хрустальный сервиз нам с Эдом подарили на свадьбу.