Следователь. И какое это произвело на нее впечатление?
Таганкин. Гнетущее. Она начала рассказывать, что Ржавцев взял у нее деньги и обещал привезти сувениры. Когда я высказал предположение, что кретины бывают не только у нас в институте, она согласилась, на что я не рассчитывал, и начала спрашивать про какой-то голубой камень.
Следователь. Что за камень?
Таганкин. Не знаю, правда не знаю.
Следователь. Что потом?
Таганкин. Потом она стала мне угрожать. Говорила, что если я взял себе этот камень, то она оторвет мне сами догадываетесь что, да еще на Лобном месте, после чего я стану голубым, как тот камень. Я в шутку посоветовал ей поехать к нему туда, где он, и сделать с ним то же, что намеревалась сделать со мной на Лобном месте… Простите, я неудачно пошутил…
Индейкин нажал на кнопку, экран погас.
— Что скажете?
— А то, что Миша Таганкин — мастер шутить. Однажды он сказал Барсуку, что День Парижской коммуны объявлен нерабочим днем, так тот на следующий день с утра пошел в кино сразу на три сеанса. Потом директор сказал Таганкину, что еще одна такая шутка — и он, Таганкин, может не ходить на работу по случаю дня рождения писателя Новикова-Прибоя. И вообще может не ходить на работу все триста шестьдесят пять дней в году. Следователя не обидели шутки Таганкина?
— Не знаю. А как вы могли бы объяснить поездку Зайчиковой в Москву?
— Думаю, что после беседы со следователем она решила узнать, что со мной приключилось.
— Если бы это было так, то, узнав, что вы в бегах, поторопилась бы восвояси. Однако после бесед с вашими сослуживцами она посетила небезызвестную вам Константинопольскую Зою Ильиничну.
— Вот ведь дела! Снова кино?
— Кино.
На экране возникла Константинопольская. Она была в яркой зеленой, очень открытой блузке, в руках держала фотографию.
— Ученая тыква сегодня секси, — с удивлением отметил Ржавцев. — Точно секси. И размахивает фотографией, как д‘Артаньян — шпагой. Дура.
Голос следователя:
— Константинопольская Зоя Ильинична. Двадцать седьмое января 1987 года. 14 часов 35 минут.
11. Допрос Константинопольской
Следователь. Посмотрите на эту фотографию. Вы знаете эту даму?
Константинопольская. Знаю. Она приходила ко мне домой. Просила адрес знакомой моего отца.
Следователь. Кого конкретно?
Константинопольская. Литераторши Крышкиной.
Следователь. Вы ей дали адрес Крышкиной?
Константинопольская. Ну да. Как это прекрасно: народ ищет своих учителей!
Следователь. Она объяснила вам, зачем ей нужна Крышкина?
Константинопольская. Нет.
Следователь. И вы дали ей адрес Крышкиной, не поинтересовавшись, зачем он ей нужен?
Константинопольская. Сначала она произвела на меня впечатление нелюдимой, замкнутой, похожей на девиц из «голубого периода» Пикассо, но потом, когда стала говорить о том, что ищет учителей, сразу стала милой, прямо кухарка Веласкеса, та, которая жарит яичницу… Простите, я отвлеклась. Это характерно для научных работников.
Следователь. Вам не показалось, что она приехала только за тем, чтобы узнать адрес Крышкиной?
Константинопольская. Что вы, нет! Не показалось.
Следователь. Хорошо. Но если что-нибудь вспомните, позвоните.
Константинопольская. Тогда лично вам, товарищ капитан. Из-за любви каких-то, в общем-то, порядочных людей к школьному вальсу я зачастила в МУР как профессиональный карманник. А я кандидат филологических наук. Я самый крупный специалист по кельтским наречиям. Поэтому, если что-то нужно, милости прошу ко мне в институт. К вам я больше ни ногой. Привыкать не хочется. Знаете, Жан Кокто как-то сказал: «Не надо спешить в тот дом, где людоед живет…».
Следователь. Ну и примеры у вас! Да… Наш пропуск, пожалуйста.
Индейкин нажал на кнопку, экран погас.
— Что вы на это скажете, Ростислав Романович? Трудно отделаться от мысли, что именно Крышкина интересовала Зайчикову.
— Похоже. Только я не понимаю, зачем это ей было нужно.
— Попробуем разобраться. После беседы с Константинопольской Зайчикова сразу же отправилась в Канузино.
— Но к тому времени Крышкиной уже не было в живых.
— Совершенно справедливо. Знали ли вы гражданку Кутафину Варвару Митрофановну?
— Кого? Нет, такую не знал.
— Допустим. Это соседка покойной Крышкиной. Если не возражаете, я ознакомлю вас с ее показаниями.
— Снова кино?
— Куда же без него!
На экране появилась старуха в вязаной кофточке.
— Такие в мои годы сидели у каждого подъезда, — проворчал Ржавцев. — Сидели и все обо всех знали.
Голос следователя:
— Кутафина Варвара Митрофановна. Второе февраля 1987 года. 16 часов 10 минут.
12. Допрос Кутафиной
Следователь. Имя, фамилия, где работаете, семейное положение, где проживаете?
Кутафина. Кутафина Варвара Митрофановна. Семьдесят один год. На пенсии уж, почитай, шесть годков. Живу: Комсомольская, 28, квартира 3.
Следователь. Хорошо ли вы знали вашу бывшую соседку, ныне покойную Крышкину Антонину Матвеевну?
Кутафина. Знала. Пенсия у нас с ней, почитай, в один день была: ей восьмого, а мне девятого. Так мы с пенсии торт «Сказку», а то и бутылочку красненького… Сидим вдвоем, про наши дела старушечьи рассуждаем. В нашем-то возрасте подружек выбирают не по нраву, а по паспорту, чтобы годочки совпадали…
Следователь. Родственники у нее были?
Кутафина. Все померли. Все. Вот только недавно одна заявилась. Намазанная такая.
Следователь (показывает фотографию). Эта?
Кутафина (вынимает очки, долго рассматривает фотографию). Эта.
Следователь. И что дальше?
Кутафина. А дальше подходит ко мне и: «Как мне тетю Крышкину повидать?». А я ей: «Не торопись, далече она». — «А где?» — «А так, — говорю, — ежели ты крещеная, то на том свете твоя тетя. А ежели нет, то, стало быть, и никто не знает. Словом, господь прибрал». — «А как, — спрашивает, — прибрал он ее, господь-то?» — «А так, — отвечаю, — разбойника послал. Тот ее по голове. Много ли старухе надо?! Тебе, — говорю, — при твоей комплекции и рельсом ежели по голове — все сойдет. А нашу сестру и колбасой чахлой каковской насмерть зашибить можно». — «А не забрал ли он у нее чего? — спрашивает. — Может, драгоценности какие старинные». — «А что у нее брать, у Матвевны? Ложка какая-то старинная да стекляшка, что на шее болталась, голубая. Стекляшку голубую сорвал, — видать, по злобе, что денег не нашел. А ложку не взял».
Следователь. Про стекляшку она вас спросила или вы ей рассказали?
Кутафина. Вроде бы я рассказала. А может, и нет.
Следователь. Что дальше?
Кутафина. «И как, — она спрашивает, — разбойника не изловили?» — «Нет, — отвечаю, — небось за другими старухами охотится. Так что, если ты ей родня, могу показать, как на кладбище идти. А если разбойником интересуешься — иди в милицию». А она меня не слушает: повернулась — и стрекача.
Следователь. Вспомните, Варвара Митрофановна: может быть, еще кто покойную соседку вашу навещал?
Кутафина. Никто. Скучная она была. Окромя докторши, Валерии Андревны, никто не навещал. Хорошая докторша: какую болезнь ни скажешь, от той и лечит. Хотя вспомнила! В прошлом году один приходил. С виду приличный. Вчера фильм по телевизору смотрела: один там очень приличный был… А пять человек до смерти замучил. Душегуб. На тебя похож. Тоже улыбался.
Индейкин выключил компьютер:
— Что скажете?
— А то, что бабка права. Я похож на душегуба. Виски хотите?
— Немного.
Ржавцев подозвал бармена:
— Два дубль «Чивас» и две маленьких содовой.
Бармен принес два стакана и две бутылки.
— За наш с вами труд полуночников? — предложил Ржавцев.
Индейкин согласился.
Ржавцев показал на бармена:
— Как вы думаете, кем он был до того, как стал барменом?
— Не знаю. Может быть, боксером.
— Ошиблись. Он десять лет работал преподавателем французской литературы в лицее. Потом решил, что работать барменом выгоднее, у него большая семья. Вы не умеете разбираться в людях, Индейкин.
— Так помогите мне. Вот та же Зайчикова. Что она за человек? Почему она вдруг поехала в Москву? Нашла Барсукова, Таганкина, Константинопольскую. Потом поехала в Канузино к Кутафиной. Какие цели она ставила перед собой?
— Попытаюсь объяснить. Из беседы со следователем она поняла, что со мной приключилась какая-то неприятность.
Тешу себя надеждой, что на какое-то время она стала похожей на прежнюю Лену, заботливую, вполне вменяемую. И она начинает искать. Разочарование. Потом узнает про Антонину Матвеевну — трагедия… Словом, грустная история. Все в миноре…
— В миноре… И в неправде. Вам не надоело придумывать всякие небылицы, Ростислав Романович? Расскажите наконец, как все было на самом деле. Что произошло во время вашей беседы с Зайчиковой? Вы же не будете отрицать, что встречались с ней.
— Не буду. Я с ней действительно встречался.
— Восьмого марта?
— Да, Восьмого марта. Где-то в начале марта в нашей институтской столовой я подсмотрел у соседа за столиком фельетон из ленинградской газеты. Там вскользь упоминалась Зайчикова Е. В. и кафе, где она работает, «Глория». Через несколько дней — Восьмое марта, нерабочий день, и я махнул в Питер.