На перекрёстке не было видно никаких других транспортных средств.
Тогда мысль зажгла восхитительный эстетический огонь в голове писателя. БЕЛАЯ ГОТИКА! Ему захотелось закричать от радости.
Это будет моя следующая книга!
Он уехал из Инсвича на этом автобусе три дня назад и молился, чтобы на него снизошло озарение. Но новая идея для книги так и не приходила ему в голову.
До сих пор.
"О, Боже... Это будет мой самый настоящий роман... Я выиграю национальную книжную премию!" — Мечтал он теперь.
Затем в следующую долю секунды, словно вспышка смерти, весь роман пролетел перед его мысленным взором...
Несколько мгновений спустя автобус остановился перед магазином. Крошечный знак на уличном фонаре гласил: "ГРЭЙХАУНД ДЕПО. ЛЮНТВИЛЛЬ".
К выходу поковылял старик с бородой и седыми волосами. Писатель схватил две своих сумки и собирался последовать за ним после того, конечно, как попросит бегемота, сидящего рядом с ним, встать, чтобы он мог протиснуться. Моржовое лицо женщины было устремлено на него; на её лбу была большая россыпь родинок.
— Я видела, как ты писал это грязное дерьмо на сиденье, -произнесла она с гневным лицом. Между ее непомерно большими зубами застряла зеленая фисташка.
— Это Вильгельм Лейбниц, — ответил писатель.
Когда он прошел по салону к выходу, водитель сказал ему:
— Я думал, ты едешь в Лексингтон, — мужчина произнес слово как "Рексингтон". Он был американцем азиатского происхождения.
— Я пережил творческий приход, пришла новая вариация моей Музы, — ответил писатель. — И, к сожалению, ваш автобус слишком зловонный.
Раскосые глаза водителя смотрели на него с непониманием.
— Зловонный?
Кто-то из салона выкрикнул:
— Он имеет в виду, что твой автобус воняет!
— О...
Затем пассажир с более отчетливым голосом добавил:
— Да, это смердит мертвечиной, смешанной с запахом кураги. Знаешь, как сильно ты запоминаешь запах, когда ешь такое!
Писатель посмотрел назад, словно в сверкающую пропасть. Человек, который сделал сравнение, был изможденным стариком в очках и с небольшим неправильным прикусом челюсти. Он выглядел таким же счастливым в автобусе, как и писатель.
— Благодарю вас, господин, — сказал он и выскочил из автобуса.
Автобус рванул с места с оглушительным ревом через несколько секунд после того, как дверь за ним захлопнулась. Писатель почувствовал, как его окатило пылью и выхлопными газами; последний взгляд на автобус показал ему мазок лиц, как у привидений, заставив его вспомнить Эзру Фунта на станции метро. Старик, который вышел с ним, упал от ревущей вакуумной тяги.
Писатель помог ему подняться.
— С вами все в порядке, сэр?
— Водила — гук недорезанный! — Выругался старик. — Спорим, он это специально сделал! Хочет отомстить нам за то, что мы взорвали его дерьмовую страну!
— Я думаю, что он был японцем... А ведь мы взорвали и их страну тоже.
Старик взмахнул разгневанным кулаком в воздух.
— Я всего-то должен был съездить к Индусскому врачу в Пуласки на обследование, а он сказал, что у меня диабет!
— О, жаль это слышать. Первого типа или второго?
Старик уставился на него:
— Откуда я знаю? Я только понял, что этот козел был Индусом, и я едва ли мог понять, что он там лопочет... Конечно, может, он и не был Индусом, потому что у него не было точки на лбу. Тогда кто он такой? Гребаный араб?
— Я уверен, что не знаю этого, сэр.
— И посмотри сюда! — Старик продолжал бить себя в грудь. Он приподнял штанину, чтобы показать опухшую лодыжку фиолетового цвета, как кожа баклажана.
Фу, подумал писатель.
— Черномазый ублюдок сказал, если я хочу жить, то нужно, чтобы мои чертовы ноги отрезали! И знаешь, что еще нужно сделать? Говорит, я должен заплатить ему за это! Восемь сотен баксов, у козла хватило смелости сказать мне, что это скидка для бедных!
Писателю было жалко старика...
Тусклые глаза всматривались ниже пушистых белых бровей.
— Ты ведь не из этих мест, не так ли, мальчик?
— Нет, сэр. Я из... — Писатель запнулся. Я пришел из ниоткуда, хотел ответить он. Но он выбрал случайный город в своей голове. — Я из Милуоки.
Старик напрягся.
— Из того же места, откуда этот парень из новостей?
— Простите меня?
— Это было во всех новостях последние три дня подряд!
— Я ехал в автобусе последние три дня подряд... и ничего такого не слышал. Что-то случилось в Милуоки?
— Чертовски верно. Копы поймали какого-то парня с трупами в квартире, его холодильник был забит отрезанными головами. Сказали даже, что одна голова была в аквариуме с лобстером! Вроде, это был гомик... наверное, выпил молофьи больше, чем я самогона за всю жизнь. И у него в шкафу висели отрезанные руки.
— Ужас какой...
Теперь, казалось, старик был раздражён ещё больше.
— Что такой городской парень, как ты, делает в нашем городе?
— Я следую за своей музой, так сказать.
— За кем? — Не понял его старик.
— Я писатель, пишу современную фантастику с различными философскими системами.
Старик ухмыльнулся и посмотрел слезливыми глазами на ноги писателя.
— Где ты купил эти дерьмовые туфли, парень? В К-Марте?
Писатель был удивлен.
— На самом деле, да.
— Они выглядят, как дерьмо, сынок, и если ты писатель, то у тебя должны быть деньги...
Писатель засмеялся.
— Меня зовут Джейк Мартин, сынок, я живу один в миле от Каунти-Роуд, и я лучший сапожник в округе. Приходи ко мне за настоящими туфлями.
Писатель подумал о потрясающей иронии. Сапожник... останется без ног...
— Я обязательно приду к вам.
— Буду ждать, — а затем старик начал ковылять прочь.
— Не могли бы вы уделить мне минутку, сэр? Где я могу найти здесь жилье?
Большая черная вена надувалась под фиолетовой лодыжкой. Костлявая рука указала куда-то в сторону.
— Вы можете попробовать снять номер у Энни, а в паре миль от сюда есть дом Гилмана, но парень с деньгами, как вы, не захочет оставаться там, потому что это грязная дыра, полная заразных пёзд. — Костлявая рука указала вниз по улице.
— Большое спасибо за уделенное время, сэр.
— Свидимся, — старик ковылял прочь, махая рукой.
Мой первый значительный словесный обмен с местным населением, понял писатель. Через квартал он заметил ряд магазинов, большинство из которых были закрыты, но один с вывеской "Братья Лаундермот" выглядел открытым, потому что молодой толстый человек заносил внутрь большие пластиковые мешки. После трёх дней в автобусе всю одежду, которую он носил, нужно было постирать. Дважды. Закрытые магазины стояли через дорогу от прачечной, но одно заведение, казалось, было открыто, потому что оттуда вышел человек с довольной усмешкой в клетчатой рубашке и ковбойской шляпе. Через мгновение из той же двери вышла женщина и присела на скамейку покурить. Она понюхала палец? Своеобразно, подумал писатель.
На следующем перекрестке стоял ресторан быстрого питания Венди, несколько посетителей можно было видеть в окнах. Он никогда не был в Венди. Кто-то однажды сказал ему, что в этой сети подают квадратные гамбургеры.
Вниз по улице в противоположном направлении он заметил захудалый кабак. Слава Богу, здесь есть бар... Затем он заметил деревянную вывеску таверны: "Перекресток" .
Любопытно...
Писатель не мог сосчитать, сколько таверн, в которых он бывал, носили одно и то же название. Это было название, богатое аллегорическим обещанием, и ему это нравилось.
Но глубокие аллегории могут подождать мгновение или два, он расставил приоритеты. Ему нужны были сигареты и еда. Затем, размышляя о том, каким будет первое слово его нового романа, он схватил свои сумки и зашёл в магазинчик.
— Мы закрыты, — огрызнулся старый чудак за прилавком.
Писатель посмотрел на время на своих часах.
— На самом деле? Какой магазин закрывается в 6 вечера?
— Вот этот!
Старый чудак имел лицо пожилого Генриха Гиммлера, он носил комбинезон и рубашку с длинным рукавом, на нём была одна из тех кепок, которые носили банкиры в старые времена. Писатель подумал: "Мистер Друкер, в зеленом Акре..." За стойкой стояла трость с собачьей головой.
— Не хочу навязываться, сэр, — начал писатель, — но я только что проделал немалый путь... и мне действительно нужны сигареты и еда. Это займет всего минуту вашего времени.
Старый чудак шикнул на него! И хлопнул рукой о прилавок:
— Блять! Вперед! Кто-нибудь еще нагадит на меня сегодня! Почему бы тебе не попробовать, придурок? Чё тебе надо?
— Растворимый кофе, сахар и соленые крекеры пожалуйста. — Ужин чемпионов... Кроме того, он где-то читал, что эти три ингредиента были в первую очередь всем, что писатель ужасов Г.Ф.Лавкрафт потреблял в течение большей части своей карьеры. (И то, что он не читал, было то, что эти же три ингредиента, вероятно, были причиной рака толстой кишки, который убил его в 1937 году). Вернувшись к стойке, он попросил блок сигарет, а затем снял свою кредитную карту с липучки, которую прятал на лодыжке, когда путешествовал.
— Ты, должно быть, издеваешься надо мной! — Завыл старый чудак. — Это тебе что, Нью-Йорк?
Он снова наклонился, чтобы достать наличные из сумки.
— Вы, должно быть, тот писатель, о котором все говорят. Если у тебя есть мозги в голове, парень, следующая вещь в твоем списке дел должна быть за городом.
Писатель был поражен:
— Вы рекомендуете мне покинуть город?...
— Здесь нет ничего, кроме белого мусора, сынок, и метамфетаминовых наркоманов, пьяниц, жирных коров на пособии по безработице, кучи грязных маленьких детей. Если поместить их всех в одно и то же место сразу, от вони треснет земля, и эта чёртова трещина будет больше, чем Большой Каньон. У меня тут почти все покупатели пытаются украсть больше, чем купить.
— Хреновый бизнес.
— Слушай дальше. Сегодня припёрлась корова Сэди Фуллер и даёт мне талоны на еду, только просит меня, чтобы вместо стейков я дал ей собачий корм. А я ей говорю: "Сэди зачем тебе это дерьмо, у тебя даже нету чёртовой собаки!" И она отвечает мне: "У меня одиннадцать детей, а пособия такие маленькие, что единственная возможность прокормить этих ублюдков — это кормить их собачим кормом". И знаешь, что? Она взяла на пособие четыре бутылки самогонки! Не, ну ты можешь в это поверить?