— Ищи, ищи повсюду! — говорили они. — Может, враг далеко-далеко, а может, он карабкается по скале где-нибудь рядом, ищи повсюду.
Они отошли на несколько шагов и стали высматривать нас с другой стороны.
— Самое время! — прошептал я Юм-Юму. — Самое время!
И мы полезли через стену. Быстро-быстро перелезли через крепостную стену, быстро-быстро помчались во мраке прямо к замку рыцаря Като. Прижавшись к черной стене замка, мы притаились, чтобы стражники не заметили нас.
— Как проникнуть в замок рыцаря Като? — прошептал Юм-Юм. — Как проникнуть в самый черный замок на свете?
Только он выговорил эти слова, как в стене отворились ворота. Совсем рядом бесшумно отворились черные ворота. Не слышно было ни единого звука. И никакая в мире тишина не могла сравниться с этой ужасающей мертвой тишиной! А ворота! Хоть бы они заскрежетали, отворяясь, хоть бы заскрипели на своих, петлях: заскрипи они самую малость — и то не было бы так жутко. Но это были самые немые ворота на свете.
Мы с Юм-Юмом, взявшись за руки, вошли в замок рыцаря Като. Никогда раньше не чувствовали мы себя такими маленькими и беззащитными. Потому что никогда и нигде на свете мрак не был таким черным, холод таким ледяным, а тишина такой враждебной, как здесь, в замке рыцаря Като.
От ворот к замку вела узкая темная винтовая лестница. Такой высокой и такой черной лестницы мне никогда не доводилось видеть.
— Эх, был бы мрак не так зловещ, — прошептал Юм-Юм, — рыцарь Като не так жесток, а мы не так малы и беззащитны!
Я крепко сжал меч, и мы стали подниматься по лестнице на цыпочках: впереди — я, позади — Юм-Юм.
Во сне я попадал иногда в мрачный дом, который совсем не знал, в незнакомый, мрачный, страшный дом! Там были темные комнаты, в которых я задыхался, и пол, в котором разверзалась черная бездна, как только я пытался переступить порог, и лестницы, которые обрушивались так, что я стремительно падал вниз. Но замок рыцаря Като был страшнее всех домов, когда-либо приснившихся мне.
Мы всё поднимались и поднимались по винтовой лестнице, не зная, что ждет нас на самом верху.
— Мио, я боюсь! — прошептал за моей спиной Юм-Юм.
Обернувшись, я хотел было взять его за руку. Но Юм-Юм исчез. Да, он исчез. Не успел я опомниться, как его поглотила стена. Я остался на лестнице совсем один, и мне было теперь в тысячу раз хуже, чем в тот момент, когда мы потеряли друг друга в горе Кователя Мечей, в тысячу раз хуже, чем когда-либо в жизни.
Я был в отчаянии. Кричать я боялся. Дрожащими руками ощупывал я стену, поглотившую Юм-Юма, плакал и шептал:
— Юм-Юм, где ты? Юм-Юм, вернись!
Но стена оставалась холодной и неподвижной. В ней не было ни единой щелочки. По-прежнему стояла мертвая тишина. Юм-Юм не отзывался на мой шепот, напрасны были слезы.
Наверное, я был самым одиноким в мире, когда снова начал взбираться вверх по лестнице. Наверное, поэтому и шаги мои были так тяжелы.
Я едва переставлял ноги, а ступеньки казались такими высокими, и было их так много!
Так много… Но одна из них была последней. Я-то не знал, что она — последняя. Я не знал, что лестница кончилась, — этого ведь никогда не знаешь, когда поднимаешься в темноте.
Я шагнул, но ступеньки под ногами не оказалось, и я оступился. Я кричал, пытаясь за что-нибудь зацепиться. Мне это удалось. Я зацепился за самую верхнюю, самую последнюю ступеньку. Я мотался из стороны в сторону, искал, куда бы встать. Но встать было некуда. Я барахтался над бездонной пропастью. «Сейчас сорвусь вниз, — думал я, — и тогда все пропало… О, помогите же хоть кто-нибудь, помогите!» Кто-то поднимался по лестнице. Неужто Юм-Юм?
— Юм-Юм, милый Юм-Юм, помоги мне! — прошептал я.
Я не видел его во мраке. Но услышал шепот:
— Возьми меня за руку, я помогу тебе! Возьми меня за руку, я помогу тебе!
И я взял его за руку.
Но то была не рука человека. То был железный коготь.
Меча грознее я не видывал в моем замке
Когда-нибудь, наверно, я забуду об этом. Когда-нибудь, наверно, я перестану вспоминать рыцаря Като. Я забуду его страшное лицо, его страшные глаза и его страшный железный коготь. Я мечтаю о том дне, когда перестану думать о нем. Тогда я забуду и его страшные покои.
Воздух в них был насыщен злобой. В этих самых покоях рыцарь Като просиживал дни и ночи, обдумывая свои козни. Дни и ночи напролет просиживал он там, обдумывая свои козни, и воздух в его покоях был так насыщен злобой, что нечем было дышать. Зло потоками изливалось оттуда, убивая вокруг все прекрасное и живое; оно уничтожало и зеленые листья, и цветы, и шелковистые травы; мутной завесой застилало оно солнце, и в этой стране никогда не бывало настоящего дня, а только ночь или сумерки. И ничего удивительного, что окно в замке над водами Мертвого Озера светилось точно злое око. То злоба рыцаря Като просачивалась наружу, когда, сидя в покоях, обдумывал он свои мерзкие козни.
Рыцарь Като схватил меня в тот самый миг, когда я крепко, обеими руками вцепился в ступеньку, чтобы не сорваться в пропасть. И я не мог обнажить меч. А потом черные стражники набросились на меня и повели в покои рыцаря Като. Там уже был Юм-Юм. Бледный и печальный, он прошептал мне:
— О Мио! Теперь все пропало!
Вошел рыцарь Като, и мы содрогнулись от его ужасного вида. Он молча смотрел на нас своими страшными змеиными глазами. Он исходил злобой, его злоба обдавала нас холодом, она обжигала наши лица и руки жгучим огнем, как дым, выедала глаза, проникала в легкие, не давая дышать. Я чувствовал, как волны его злобы окатывают меня. Я так устал, что не в силах был поднять меч, сколько бы ни старался. Стражники протянули меч рыцарю Като; он взглянул на него и вздрогнул:
— Меча грознее я не видывал в моем замке!
Он подошел к окну и долго стоял там, взвешивая меч в руке.
— Что сделать с этим мечом? — спросил рыцарь Като. — Добрых и невинных такой меч не берет. Что с ним сделать?
Он взглянул на меня своими страшными змеиными глазами и понял, как жажду я заполучить свой меч назад.
— Я утоплю этот меч в Мертвом Озере! — сказал рыцарь Като. — Я утоплю его в самом глубоком омуте Мертвого Озера. Потому что меча грознее еще не бывало в моем замке.
Он поднял меч и швырнул его в окно. Я увидел, как меч сверкнул в воздухе, и отчаяние охватило меня. Много-много тысяч лет Кователь Мечей выковывал меч, рассекающий камень. Много-много тысяч лет все ждали и надеялись, что я одержу победу над рыцарем Като. А теперь он утопил мой меч в Мертвом Озере. Никогда больше я не увижу его, всему конец.
Рыцарь Като подошел и встал перед нами так близко, что его злоба чуть не задушила меня.
— Как мне расправиться с моими врагами? — спросил сам себя рыцарь Като. — Как расправиться с моими врагами, которые пришли издалека погубить меня? Об этом стоит подумать! Я мог бы обратить их в птиц и заставить много-много тысяч лет с криком носиться над Мертвым Озером…
Он говорил, а взгляд его страшных змеиных глаз обжигал нас.
— Да, я мог бы обратить их в птиц, — продолжал он, — либо вырвать сердца из их груди и вложить туда сердца из камня. Я мог бы сделать их своими маленькими слугами, если бы вложил им сердца из камня.
«О, преврати меня лучше в птицу!» — хотел крикнуть я. Мне казалось, что ничего на свете не может быть хуже каменного сердца.
Но я не крикнул. Я понимал, что, если попрошу обратить меня в птицу, рыцарь Като сразу же вложит мне в грудь каменное сердце.
Рыцарь Като сверлил нас своими страшными змеиными глазами.
— А может, посадить их в башню, чтоб они умерли с голоду? — спросил он. — У меня много птиц, у меня много слуг! Посажу-ка я своих врагов в Голодную Башню, пусть подохнут с голоду.
Он прохаживался взад и вперед, погруженный в свои думы, и каждая новая мысль его все больше и больше насыщала воздух злобой.
— В моем замке умирают от голода за одну ночь, — сказал он. — Ночь в моем замке так долга, а голод так силен, что умирают за одну ночь…
Остановившись перед нами, он положил свой страшный железный коготь на мое плечо.
— Я знаю тебя, принц Мио! — сказал он. — Стоило мне увидеть твою белую лошадь, я понял: явился ты. Я поджидал тебя. Ты, верно, думал, что настала ночь битвы?
Он склонился надо мной и прошипел в самое ухо:
— Ты думал, что настала ночь битвы, но ты ошибся, принц Мио. Это ночь голода. Кончится ночь, и в башне замка я найду лишь маленькие белые косточки. Больше ничего не останется от принца Мио и его оруженосца.
Он постучал железным когтем по большому каменному столу, стоявшему посреди залы, и вошел новый отряд стражников.
— Заточить их в Голодную Башню! — повелел рыцарь Като и указал на нас железным когтем. — Заточить их в башню за семью замками. Пусть семеро стражников несут караул у дверей башни, а семьдесят семь стражников охраняют залы, лестницы и галереи, соединяющие башню с моими покоями.
Он сел за стол.
— Я хочу спокойно сидеть здесь, за столом, обдумывая свои козни. Я не хочу, чтобы принц Мио мешал мне. Когда кончится ночь, я пойду в башню взглянуть на ваши маленькие белые косточки. Прощай, принц Мио! Спи спокойно в Голодной Башне!
Стражники схватили нас с Юм-Юмом и поволокли через весь замок в башню, где нас ожидала гибель. Повсюду — во всех залах, в галереях и на лестницах — уже были выставлены стражники. Они должны были охранять путь из башни в покои рыцаря Като. Неужто он, могущественный рыцарь Като, так боится меня, что окружил себя полчищами стражников? Неужто он боится меня, безоружного, брошенного в Голодную Башню за семью замками и с семью стражниками у дверей?
Стражники крепко держали нас за руки, пока мы шли к темнице. Мы шли и шли по галереям огромного мрачного замка. Прошли и мимо зарешеченного окна, и я увидел внутренний двор замка. Посреди двора стояла лошадь, прикованная цепью к столбу. Черная лошадь с маленьким черным жеребенком. При виде ее у меня екнуло сердце. Я подумал о Мирамис, которую больше никогда не увижу. Что они сделали с ней, жива ли она?.. Стражник сильно дернул меня за руку и потянул за собой. Больше я о Мирамис думать не мог.