Виталик протянул Федору руку в приветственном рукопожатии. Для Федора оно оказалось болезненно крепким.
– Здорово! – выдал Виталик. – Надюха говорит, завтра вместо Райки выходишь? Царствие ей небесное. – Он перекрестился и осмотрелся вокруг. – Кстати, я тебя поздравляю. С юбилеем. С женой тебе прям повезло! Надюх. Ну че, я поскакал. С ночевкой не останусь.
– Ну, давай уж. – Надежда забрала у Виталика чашку.
Виталик по-приятельски приобнял Федора за плечи.
– Ну, давай, муж! – Он потрогал вязаную ткань бордовой жилетки. – Кардиганчик у тебя! Прям… Бомба. Вот точно в таком же Райку хоронили. Надюх! С вещами поаккуратней. – Виталик похлопал по баулу.
– До завтра! – попрощалась Надежда.
– Пока, – отозвался Виталик уже с лестничной площадки.
Федор вопросительно посмотрел на жену:
– Надь?
– Что?
– Это что за персонаж?
– Это наш с тобой начальник. – Она закрыла дверь и шагнула к мужу. – И че ты, ей-богу, привыкнешь.
– Мам, пап! – Саня выглянул из комнаты. – Я вам вчера подарок не подарил!
– Да, – поддержал отец и протянул жене гвоздики. – Это тебе.
В гостиной они включили диапроектор. Саня достал аккордеон и заиграл мелодию песни «Черное и белое»[4]. Вика вставила первый слайд. На стене появилось фото. Еще молодые Федор и Надежда у ЗАГСа. Счастливые и влюбленные.
Вика вставила следующий. Рябинины с годовалым Санькой. Они только въехали в квартиру.
Следующий. Шестилетний Санька и годовалая Вика сидят в чемодане с игрушками.
Саня заметил, что мама утирает слезы радости. Мелодия прервалась.
– Прости меня, мам.
– Ладно, – улыбнулась Надежда. – Пошли чай пить.
Вечером, когда сестра мирно сопела в кровати, Саня тихо подкрался к шкафу. Достал пистолет и скользнул взглядом по зеркалу. Хорошенько прощупав оружие в руках, Санька ухмыльнулся своему отражению и прицелился.
Ему понравилось то, что он увидел.
На закате Саня поднялся на крышу. Все еще не заперли. На дальнем конце, среди дымоходов, стояли два деревянных кресла. В одном развалилась Женя и смотрела в догорающий горизонт. Второе пустовало.
– Привет!
– Привет! – Саня оперся о кресло. – Красиво, да?
– Угу. Садись, чего стоишь?
Он пристроился рядом. Дым заводских труб перечертил небо полосами. Закатное солнце окрасило окрестности в красно-золотой.
– Слушай, прости, что я тебя бросила. – Женя неловко перебирала пальцами. – Просто, если б отец узнал, то он бы мне ноги оторвал.
– Да ладно. – Саня посмотрел на нее и вспомнил вчерашний день. – Я б тоже тебя бросил, если б сознание не потерял.
Подростки рассмеялись.
– Пиво будешь?
Подобного вопроса Саня не ожидал.
– Я не пил ни разу.
– Я тоже. И что? – Женя протянула Саньке бутылку и достала вторую.
Он отхлебнул сразу четверть.
– Вкусно… – Женя попробовала, но скривилась.
– Наверное, – закончил Саня.
– Угу. А можно вопрос?
– Ну?
– Вчера, когда я загорала, долго на меня пялился? – Она посмотрела на него строго, почти как опер.
– Да не пялились мы.
– Ну да… – Женя замолчала и уставилась на край крыши. После чего взяла руку Сани и положила себе на грудь.
Можно было представить, каких усилий Сане стоило сейчас сохранять невозмутимое выражение лица, будто ничего не случилось.
Женя улыбнулась и взглядом объявила прекрасные мгновения минувшими.
– Спасибо, – выдавил Саня.
– Пожалуйста. – Она смутилась.
– О-о-о, а че вы тут? Бухаете? Без нас, да? – Вовка спустился по лестнице.
За ним лез Илья.
Вовка подскочил к Жене, взял бутылку и глотнул.
– Че за бодяга? Просроченное, что ли? Как мой батя вообще это пьет? На! – он протянул бутылку Илье.
Тот понюхал горлышко и вернул пиво Жене.
Вовка был на взводе:
– Короче, вы прикиньте! Оказывается, мы вчера дохлую кошку спасали. И еще с этим долдоном на ходу в поезд – фау!.. А у вас че было?
Солнце вскоре исчезло за горизонтом, а они продолжали болтать. О машине, о странных операх и обо всем остальном. А виноват, как всегда, был Илья. Но «предъявлять» ему за это никто уже не собирался.
Потому что Илюша и есть Илюша.
Глава 2
– Назад! Димон! – закричал Алик. Он попытался выскочить из окопа и увернуться от взрыва и… почти проснулся. Алик все еще находился на постылой границе между сном и явью. В ушах звенело. Он судорожно пытался перевести дыхание и понять, где находится.
Многим людям не хочется возвращаться в серую дневную бытовуху – их затягивают сновидения. У Алика все было иначе. Ночи состояли из кричащих воспоминаний. Как и у многих, кто приехал из горячих точек, сны снова и снова швыряли Алика в окоп. К товарищам, которые уже никогда не вернутся. К ужасу, который никто не захотел бы прожить.
Кто-то обхватил Алика руками и придержал за плечо.
– Тихо, тихо, тихо. Это я. – повторяла Эльза, прильнув к нему. Она погладила Алика по голове и прижалась губами к щеке. – Тихо.
С каждым тяжелым вдохом сознание прояснялось.
Афганец собрался с мыслями. Стрельба утихла. Остались только зеленые стены, занавески цвета морской волны и кровать без спинки. А еще – белая повязка на руке, чтобы наручники не впивались в запястье. На ночь, когда приступы учащались, Алик приковывал себя к батарее. Он не мог позволить себе причинить вред близким, даже случайно.
Ближе всех сейчас для него была Эльза.
– Дай ключ, – прошептал он.
Эльза потянулась и нащупала на подоконнике ключ.
– Я вчера с Леной говорила.
– Какой Леной? – Алик сделал вид, что пытается вспомнить, пока высвобождал руку. Все-таки затекла.
– Ну, одноклассница, которая в Штаты умотала. Она тебе хорошего врача найдет. И все закончится…
– Круто… – сказал Алик со скептической интонацией, мол, не слишком впечатляет.
– Я серьезно. Тебе лучше будет.
Привычным движением Эльза сняла повязку с онемевшей руки Алика и поцеловала в запястье. Он обреченно смотрел в пустоту.
– А если не будет? А если у меня окончательно бак потечет?
Будильник мерзким писком перебил Алика, напомнив, что день уже начался.
– Блин…
На кухне Рябининых Надежда в синем спортивном костюме собиралась на рынок. Предстоял первый день, когда они с мужем, еще недавно уважаемым филологом, вместе выйдут за прилавки. В предвкушении внезапных изменений Федор сидел за столом в белой рубашке, цепляясь за остатки гордости, и мрачно рассматривал издевательски глубокую тарелку с несколькими ложками каши. Термос с чаем, сваренные вкрутую яйца, по паре огурцов и помидоров Надежда приготовила, чтобы перекусить с мужем, не отрываясь от работы. Она откинула тюль и срезала несколько перьев с растущего в горшке лука.
Саня вошел в кухню и открыл холодильник. На полках пусто, как у него в животе.
– Так. Это… ешь кашу. – Надежда кивнула сыну на тарелку, укладывая продукты в сумку. – А на обед… тоже доешь кашу.
– Я обедать не буду. Я гулять иду, – уверенно заявил Саня, будто недавних событий, из-за которых семья лишилась последних денег, и в помине не было.
– Не идешь, – холодно ответила Надежда.
На лице Сани замер немой вопрос. На дворе – лето, до школы еще два месяца.
– Ты сейчас позавтракаешь и пойдешь в музыкалку.
– Я давно бросил. – Такого поворота Саня точно не ожидал.
Надежда уставилась на Саню и отстреляла, как очередью:
– А я тебя восстановила. Классная у тебя мама?
– Мам! – взмолился Саня. – Каникулы же…
Надежда закатила глаза, что не мешало ей убирать со стола.
– Слушай, дед твой как-то десять километров, понимаешь, в музыкальную школу ходил по морозу. Голод, холод, тайга, а он аккордеон в зубы – и вперед. А однажды…
Саня уперся лицом в руку:
– Он стаю волков встретил и распугал их «Катюшей». Да мам, сколько можно это рассказывать? Я в музыкалку не хожу из-за Цыгана и его банды.
– От которых ты убегал? – Надежда переменилась в лице.
– Они как бы тот район держат. – Саня наивно надеялся на понимание.
– Что значит «держат»? Им его кто-то дал? Теперь там что? Ходить нельзя? – Она посмотрела на мужа, который старался слиться с интерьером. – Федь, ну хоть ты разберись.
Федор вылетел из своих мыслей.
– Но я это… на рынок.
– Ладно, сиди дома, – вздохнула Надежда. – Я завтра пойду.
– Завтра и я смогу, – проворчал отец семейства.
– Дожили! Господи… Теперь все вместе в музыкалку ходить будем. – Надежда взяла расшитую красными маками сумку. – Федь, как-то доедай давай уже.
Саня сообразил, что уговоры здесь не работают. После завтрака он встал из-за стола, потащился в свою комнату и плюхнулся на кровать. Убедившись, что никто его не видит, Саня пошарил под матрасом и выудил пистолет Алика. Несколько секунд рассматривал гравировку на затворе, затем запихнул оружие в карман, вытащил из-под стола потертый кожаный кофр с аккордеоном, про который собирался забыть, и ринулся навстречу всем опасностям этого мира.
Тула славилась не только пряниками, но и множеством сталелитейных предприятий на окраинах. Были здесь и большие, и малые. Выбирай на вкус. В начале девяностых они переживали трудный период. Одним повезло, другим – не очень, а некоторые и вовсе стояли законсервированными.
Алик на своем железном коне подъехал к одному из таких зданий. Обшарпанные металлоконструкции, потускневшая краска поверх стен из кровельного железа. Место заброшено несколько лет назад и хорошо подходило для неформальных встреч без привлечения внимания.
На заднем дворе, облокотившись на новую машину «Ауди», его ждал Тимур с напарником – молодым парнем с кучерявыми волосами, в кожаной жилетке, джинсах и футболке с красно-зеленой надписью «Гуччи».
Алик спрыгнул с мотоцикла и торжественно метнул «котлету» из долларов в руки Тимуру.
– Десятка.
Тимур поймал пачку денег, посветлел лицом и расплылся в улыбке.