Мир пауков: Башня. Дельта — страница 111 из 140

– Пора трогаться, – сказал Доггинз, поглядев вверх на солнце.

Неожиданно Найл ощутил покалывание возле правого бедра. Мгновенно стало ясно: трубка. Он полез в карман. Пальцы щипнуло так, что он чуть не отдернул руку. А когда стал вытягивать трубку из кармана, покалывание вдруг прекратилось.

От Симеона не укрылось, что Найл на миг изменился в лице.

– Что там еще?

– Ничего. – Найл решил, что это какой-нибудь очередной выкрутас атмосферы Дельты. Милон встал.

– Я, пожалуй, на минуту все-таки присяду под дерево.

– Только не задерживайся, – наказал Симеон. – И прихвати «жнец».

– «Жнец»? – недоуменно переспросил Милон.

– С Дельтой не шутят.

Найл, решив, что пара минут под деревом развеет вызванную едой сонливость, подхватил «жнец» и двинулся следом за Милоном. Поднялся и Манефон.

Когда Милон пригнулся, собираясь поднырнуть под ветви, те, показалось, чутко вздрогнули. Найла вдруг пронзило ощущение немой угрозы. Шевеление напоминало жадное желание голодного животного. Найл невольно остановился и крикнул:

– Эгей, осторожнее там!

Но не успел договорить, как дерево захлопнулось, будто ловушка тарантула-затворника. Милон пронзительно вскрикнул; голос донесся уже из-под ветвей, сомкнувшихся, словно кулак.

Найл вскинул «жнец», собираясь пальнуть, но вовремя сдержался. В этой трепещущей груде листьев, притиснутых к стволу, невозможно было различить, где находится Милон. Однако истошное «помогите!» вывело его из оцепенения. Нацелясь на макушку дерева, Найл нажал на спуск и плавно повел стволом из стороны в сторону. Дерево зашипело рассерженной змеей, посыпались отрезанные ветки, обдавая на лету брызгами сока. Но нижние сучья, похоже, продолжали упорствовать. Более того, они сжали ствол с такой силой, что некоторые даже затрещали. Дерево стало заваливаться. Найл отпрыгнул, и тут крики неожиданно смолкли.

Один из сучьев ударил с такой силой, что сшиб Найла с ног. Дерево рухнуло в нескольких метрах.

Отгибать ветви было неимоверно трудно, все равно что разжимать намертво стиснутый кулак. Однако здоровяк Манефон совладал-таки с одной из них и крикнул:

– Я его вижу! «жнец» сюда!

Найл подал оружие. Манефон, примерившись, аккуратно отрезал кусок двухметровой длины. Ветви внезапно разжались. Разметав их в стороны, Симеон вызволил Милона. Лицо у юноши было синюшное, одежда набрякла кровью.

Склонясь над неподвижным телом, Симеон разорвал на нем тунику и приник ухом к его груди.

– Дышит. Принесите кто-нибудь воды. – Подоспел со своей флягой Доггинз. Симеон плеснул пригоршню воды Милону на лицо, другой стер у него кровь со лба. Найл со злостью смахнул слепня, пытавшегося пристроиться у Милона на груди. Насекомое отлетело в сторону. Милон открыл глаза и попытался повернуть голову.

– Как ты?

Милон попытался ответить, но язык плохо повиновался. Слепень опять попробовал пристроиться и шлепнулся оземь от удара ручищи Манефона; секунда, и он хрупнул у него под ногой и воздух наполнился специфическим запахом.

Они освободили Милона от туники и омыли ему тело холодной водой: выяснилось, что кожа у бедняги сплошь усеяна язвочками и царапинами. Создавалось впечатление, что кожа проколота тысячей шипов. Помимо этого у него из обеих ноздрей шла кровь. Когда Симеон взялся ощупывать ему конечности, выясняя, нет ли переломов, Милон, стиснув зубы, судорожно всосал воздух и лишился чувств.

Симеон поглядел сверху вниз на раздувшуюся лодыжку.

– Переломов, по-видимому, нет. Но ходить он не сможет несколько дней.

Доггинз досадливо застонал.

– Что же теперь делать?

– Есть только два пути. Или соорудить носилки и отнести его назад, или оставить здесь.

Милон открыл глаза.

– Идите дальше, – заплетающимся языком пролепетал он.

Товарищи переглянулись меж собой.

– Придется мне остаться с ним, – сказал Симеон. – В одиночку ему здесь не продержаться.

Милон попытался приподняться на одном локте.

– Ничего, продержусь. Ничего мне не сделается. В конце концов, я сам во всем виноват…

– Да уж точно, дурня ты кусок, – сердито сверкнул на него глазами Доггинз.

– Нет, это моя оплошность, – вмешался Найл. – Меня пытались предупредить. – Товарищи недоуменно посмотрели на него. – За несколько минут до того, как он сунулся под дерево, начала щипаться трубка, – он вынул ее из кармана. – А я не догадался.

– Предупредить, говоришь? – Симеон непонимающе поглядел на цилиндр. – А ей-то откуда может быть известно? Это же всего-навсего механизм.

– Да, но способный читать мысли. – Найл скинул трубку обратно в карман. – Так вот, не сообразил вовремя. Мне надо было догадаться еще тогда, когда мы возились с тем розовым цветком, вторым по счету. Он действовал на порядок проворнее, чем первый. Это потому, что мы находимся ближе к центру силы. Поэтому дереву не приходится дурманить добычу газом, ему сподручнее брать свое за счет быстроты. Оно действует скоростью.

– Если действительно так, – заметил Доггинз, – то чем ближе мы подходим к центру, тем для нас опаснее.

Найл пожал плечами, но ничего не сказал.

Все сидели в угрюмом молчании, наблюдая, как Симеон обрабатывает раны Милона. Едва он успевал их промыть, как те снова начинали сочиться кровью. Сам Милон наблюдал за этой процедурой со странноватой отрешенностью.

– Оно, наверно, впрыснуло какую-нибудь отраву или наркотик. Я почему-то ничего не чувствую.

Через несколько минут он снова потерял сознание. Симеон все, что годилось для перевязки, извел, чтобы остановить кровотечение. Через минуту повязки уже набрякли.

– Боюсь, он прав, – удрученно сказал Симеон. – Дерево, должно быть, впрыснуло что-нибудь, от чего перестала свертываться кровь. Чего доброго, еще час, и он истечет на нет.

– Чем можно ему помочь? – требовательно спросил Доггинз.

– Грязь бы помогла. И листья куста сувы.

– Как они выглядят?

– Продолговатые такие, посередине лиловая ягода наподобие виноградины.

– Мне кажется, я что-то такое видел возле тропы, на полпути сюда, – припомнил Манефон. – Темно-зеленые листья, вроде плюща.

– Совершенно верно.

– Схожу надергаю.

– Ради бога, осторожнее. Не хватает нам еще одной потери.

Когда Манефон удалился, они попробовали замесить раствор в парусиновом ведре, засыпая в воду почву. Результат получился никудышный, грунт был до странности сухим и сыпучим.

– Там возле куста с розовым цветком, судя по звуку, должен был протекать ручей, – заметил Найл.

Симеон с тихим отчаянием оглядел повязки, сквозь которые капля за каплей точилась кровь.

– Ладно, попробуй.

В одной руке Найл нес «жнец», в другой парусиновое ведро. Двигался он с большой осторожностью и сделал порядочный крюк, избегая встречи с розовым цветком. Неподалеку находилась куртина с гадючьими ивами. Лишь удостоверившись, что с ветвей свисает серый мох, Найл решился протолкнуться через них. На той стороне действительно оказался ручей. Пологие берега покрывала изумрудно-зеленая трава и меленькие цветки. С шелестом раздвигая стебли так, что обнажалась почва, Найл спускался к воде. Цветки прятались стебельками в грунт, оставляя снаружи лишь кончики головок. Найл ступал осмотрительно, стараясь без толку не давить растения.

Место выдалось мелкое, в воде полно было зеленых водорослей – крупных, блестящих. Ноги тонули в вязком илистом грунте. Подкопавшись под водоросли, Найл сумел наполнить ведро грязью, консистенцией напоминающей жидкое тесто.

Наполнив ведро, Найл сполоснул руки в замутненной воде и выпрямился. Мгновенье спустя он вздрогнул от неприятной неожиданности: буквально в трех метрах на него таращилась образина. Глаза навыкате, лягушачья пасть, и при всем при этом размером раза в два крупнее человеческого лица. Рука невольно потянулась за «жнецом». И тут вспомнилось, что «жнец»-то он оставил наверху, там, где заканчивается роща. Спустя секунду образина сгинула, но Найл успел углядеть вертикальное белесоватое туловище, мелькнувшее напоследок на той стороне ручья. Впившись в заросли глазами, Найл стоял по меньшей мере минуту, но никаких признаков движения больше заметно не было. Он облегченно перевел дух.

Взяла злость на себя: надо же, так увлечься, что дать лягушачьей образине приблизиться без малого вплотную. Правда, чувствовалось и облегчение: создание, судя по всему, переполошилось не меньше его самого. Держа ведро на весу, Найл взобрался по берегу вверх – теперь церемониться с цветами было некогда – и подобрал «жнец». Тоже, ума палата: так вот взять и оставить оружие без присмотра. Хотя чего уж теперь, стрелять вслед убегающему существу Найл все равно бы не стал. Балансируя со «жнецом» в одной руке и с ведром в другой, он осторожно спустился обратно к воде. Симеон, помесив грязь пальцами, одобрительно хмыкнул. Он отер дочиста одну из ран помельче, затем проворно налепил на нее вязкую пригоршню. Подождав с полминуты и убедившись, что кровь не сочится, он облегченно вздохнул и начал смещать пропитавшиеся кровью повязки. Пока он это делал, возвратился Манефон, неся с собой полное ведро листьев. У каждого на середине имелась черная выпуклость, действительно напоминающая виноградинку. Когда Симеон расковырял одну из них большим пальцем, в воздухе запахло специфическим запахом лекарства. С помощью Манефона и Доггинза Симеон очищал раны, выдавливая на каждую сок листа сувы, и тотчас нашлепывал сверху пригоршню темно-коричневой грязи. Не прошло и десяти минут, как Милон был уже покрыт с головы до ног. Однако дышал он ровно и румянец возвратился на щеки.

Найл дождался, пока закончится процедура, и лишь тогда рассказал о встрече на берегу. Симеон укоризненно покачал головой.

– Я слыхал о таких тварях, но видеть никогда не видел.

– Они, судя по всему, совершенно безвредны, – сказал Найл. – Эта умчалась сразу, едва я потянулся за оружием.

– Безвредных ты в Дельте не сыщешь, – знающе заметил Симеон. – Они не могут себе этого позволить.