МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ№ 5–6 1929
ГЛ. КОНТОРА И РЕДАКЦИЯ ЛЕНИHГРАД, СТРЕМЯННАЯ 8
ИЗДАТЕЛЬСТВО «П. П. СОЙКИН»
Ленинградский Областлит № 35229.
Тип. ЛСПО. Ленинград, Лештуков, 13.
Зак. № 1299.
Тираж 30.000 экз.
СОДЕРЖАНИЕ
«КРЕПКИЕ НЕРВЫ», — рассказ П. Гаврилова, иллюстрац. И. Владимирова
«НА ДАЛЕКИХ ОКРАИНАХ»:
«ПЕРВЫЙ ДЖИГИТ», — рассказ М. Ян, иллюстрации М. Пашкевич
«ОТ ФАНТАЗИИ К НАУКЕ»:
«ГРОБНИЦА ЦАРИЦЫ ШУБАД», сенсационная археологическая находка, — очерк с иллюстрациями
«НА КУЛЬТУРНОМ ФРОНТЕ»:
«КУЛЬТУРА И БУМАГА».
|С. Э. ЛУЗАНОВ| —некролог с портретом
«СЕДЬМОЙ ОСТРОВ», — рассказ И. Окстона с посмертными рисунками С. Лузанова.
«ЖИВОЙ МЕТАЛЛ», — научно-фантастич. роман А. Меррита, иллюстр. Поля.
Систематический Литературный Конкурс
«Мира Приключений» 1929 г. —
«МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК С ПРОСТОРНЫМ СЕРДЦЕМ», — рассказ-мозаика из 21 писателя, — литературная задача № 6
ОКОНЧАНИЕ КОНКУРСА № 12.
Отчет о Конкурсе В. Б. и решение расск. — задачи «Безэа»
«КАКОЙ ФОРМЫ ЗЕМЛЯ?» — очерк П. Александрова, с иллюстрациями
«ПРАЗДНИК Н’БОНГА», — рассказ из африканской жизни Г. де-ла-Серна, иллюстрации Линнекогеля.
«МАЛЕНЬКИЕ БОЛЕЗНИ КУЛЬТУРЫ», — очерк д-ра В., с иллюстрациями.
ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК.
ШАХМАТНЫЙ ОТДЕЛ
стр. 2 обложки.
«НЕ ПОДУМАВ, НЕ ОТВЕЧАЙ»!
задачи…..стр. 3 обложки
Обложка в 7 красок работы художника М. Михайлова.
КРЕПКИЕ НЕРВЫ
РассказПетра ГАВРИЛОВА
Иллюстрации И. ВЛАДИМИРОВА,
автора батальных картин,
исполненных по заказу Реввоенсовета
Шторм свирепеет. Волны, похожие на разъяренных зверей, пенясь белыми гривами, яростно захлестывают подводный заградитель «Ерш». Люди на мостике мокры до костей. Ветер рвет одежду, ослепляет водяной пылью глаза. «Ерш» идет под дизелями, грузно качаясь на волнах. Внутри все кувыркается, перекатывается с места на место. Бледные подводники посматривают наверх в люк, в который то и дело врываются волны. Все с нетерпением ждут благодатной команды «погружайся», чтобы уйти в глубины, где тихо и спокойно и не будет под ногами предательской раскачивающейся палубы.
— Заполнить цистерны!
— Есть, есть!
Обрадованные люди разбегаются по постам, останавливается дизель и сразу наступает тишина. Слышно только, как беснуется море наверху и, злобно шипя, со всего розмаху таранит заградитель. Заводят вздрагивающую песнь электромоторы. «Ерш» тяжело раскачивается, плюхаясь о волны.
— Принять в уравнительную цистерну!
«Ерш» с хода забирает носом, зарываясь в брызги, фыркая пеной. Еще бросок, — хлюпкий и резкий — и палуба уходит из под ног… Еле доносится мощный гул шторма. Тише… Тише… «Ерш» грузно спускается в бездну.
— 25 фут… 45… 49…
— Держать 50 фут!
— Есть, держать 50 фут!
— Принять 300 фунтов вспомогательную!
«Ерш» чуть всплывает, потом опять садится на заданную глубину и спускается покойно, ровно… Наверху рвет и мечет разгулявшийся шторм. Заунывно поют моторы, мяучит перепуганный и мокрый кот — любимец команды. Штурман возится с картой, определяя место. Он крутит циркулем по карте. Вильнув, «Ерш» ложится на курс и, рассекая бесшумно немую глубину, час за часом идет под водой. Мимо иллюминаторов рубки, бойко кружась, бегут стайками пузырьки. Здесь, под водой, тихо, как в могиле. Над головами воет ветер, волны вздымаясь затевают драку, ревут, сталкиваются, разлетаются в брызгах и снова растут.
Виновато улыбаясь бледными лицо ми и пряча глаза, команда вытирает испачканные части. Старый боцман, сидя на своем неизменном стуле, подсмеивается.
— Ни что, голубки! Впервой всегда так, а то и до желчи, до крови, я командировка в царство немецкое. Ничто, пооптерпитесь, сами смеяться будете!
Кот недоуменно бродит по палубе — ему разрешено это. В лодке, где каждый килограмм может урвать равновесие, хождение обычно запрещено. Кот жалобно мяучит, ему неприятно, отчего так строги лица и каждая нога отталкивает его. Он трется о ногу боцмана, но и тот не обращает на него никакого внимания. «Ерш» опять идет на всплытие. Только успел высунуть он глазок перископа, как шибанула на него взбешенная волна, крутя белыми своими космами.
Мощным толчком швыряет заградитель. Звенит что-то, с глухим стуком падает на палубу. Шторм разыгрывается не на шутку, зверея с каждым часом. «Ерш» снова ныряет и долго бродит в темной и жуткой глубине: ищет грунт. Штурман словно застыл над картой, поглядывая на глубомер и компас.
— Здесь…
Вздрагивая, «Ерш» уменьшает ход и идет так, медленно, увеличивая погружение. Он нащупывает безопасное и покойное место, где бы могло улечься его длинное стальное тело. Мертвая тишина — ни звука, ни вздоха. В носу заградителя вахтенный, приложив ухо к стальной стенке, напряженно слушает: не напороться бы на что, не налететь со-слепу, хотя и сказано черным по белому на карте: грунт — песок, мелкая ракушка.
— 97… 110… 130…
Все 35 человек подводников напряженным ухом ловят малейший шум. Вот, вот «Ерш» должен сесть. Последние 2 фуга… один.
— Стоп моторы!
— Есть, стоп!
Мягко и тупо толкнуло «Ерша». Заскрежетал песок под стальным брюхом. Еще толчки короткие и легкие. Оборвались на жалобном взвизге напевы динамо. Испуганный кот трубой поднял хвост. «Ерш» остановился, неуверенно подымая корму. Когда была принята вода в носовую дифферентную, еще поднялась корма. Командир следит за стрелками компаса. Поколебавшись, стрелки остановились, замерли. «Ерш» улегся в илистую постель дна.
Бессонными ночами в ночевке на грунте — двое: штурман и трюмный. Сторожат они заборную немоту, ловят подозрительные шорохи. Под водой капля в трюме падает звонко, зараз услышишь. Тут уж следи трюмный. О земле — мысли вон, гони дремоту, а то — ту и другую не почувствуешь никогда.
Кок чародействует у плиты, мешает огромной своей чумичкой вкусное варево. Аппетитный запах гонит слюну, желудки гудят от этого запаха. Команде ужинать! — звон тарелок, кряканье. Эй, братва! Чья миска с ложкой валяется? По уставу — за борт и никаких кранцев!
— Что ты кричишь? Забыл, что под водой, куда же ты ее выкинешь!
Набиты подводницкие жадные утробы до отказу. Команда укладывается спать. Многие забывают совсем, что над ними десятки метров воды, что рыбы морские, тычась глупыми своими мордами в борта, удивленно перебирают плавниками. Сон сильнее всего — где застанет, там и валит благодатная дрема. Намучившись за день, всхлипывают подводники маслеными от каши ртами…
Рулевой, горизонтальщик, весельчак и балагур, зовет сигнальщика, длинного ленивого украинца.
— Эй, дылда! Слон персидский! Давай сказки рассказывать.
— А мне все едино, сказку, так сказку!
— Ну, слушай, да не зевай! Да не волнуйся, а то станешь во весь рост, лодку дурацкой своей башкой пробьешь, потонем!
Парикмахер поудобнее укладывается. Ходули сигнальщика на добрый аршин свесились за койку.
— Ну, беспризорное дитя, внимай. Вез я раз по Невскому проспекту воз гороха, увидал скомороха и рассыпал!..
Ярко горят лампочки, полным накалом. Прикладывает вахтенный ухо к борту заградителя — ни звука, ни шороха. Всхрапывают подводники, переживая во сне вчерашний день и желанные сны. Тикают часы в кают-кампании, деловито, по домашнему. Словно не под водой, а у матери на кухне. Кот спит, калачиком свернувшись в ногах боцмана. Поскрипывает песок под брюхом «Ерша».
Усталые, разморенные подводники без задних ног, на двух лопатках, подсвистывают носами. Двое бодрствуют, расстягивая в зевоте рты.
Подолгу следят за компасами, лазят с лампочками в трюмы, чутким ухом прикладываются к холодной стенке заградителя. Тихо… Тихо. Кто-то, наверное, вспоминая детские годы, бормочет во сне… Сменяется вахта. Сонный, со вспухшим лицом, рулевой со скуки толкает спящих, щекочет им пятки. Когда сон окончательно одолевает его, он подходит к койке сигнальщика, трясет его за плечо.
— Товарищ, товарищ, братишка!
Сигнальщик испуганно вскакивает, больно стукаясь лицом о масленую торпеду, свешивается с койки, спросонья тараща глаза.
— Что, что ты, а?
— Советую тебе, товарищ, сходи в гальюн[1].
Голова сигнальщика прячется обратно, бессвязно шепчут толстые губы. Рулевой, чтобы прогнать сон, размазывает масло по лицу сигнальщика. Облизывается во сне сигнальщик, мычит. Медленно ползут стрелки. Ах, как медленно ползут они в ночную вахту! Яркий свет слепит глаза, голова тянется к плечу, подергивает рот зевота. Под утро, в пятом часу, что-то стукнуло «Ерша» в корпус. Еще, еще… Насторожились вахтенные, замерли уши.
— Чу? Нет, почудилось…
— В отпуск скоро… Мне то, братуха, до деревни 43 лошадьми… Богатая у нас земля, плодовитая, беспрерывно родит… И народ-то у нас крепкий, да веселый!
Ползут стрелки, горит свет, молчит бездна. Без четверти семь последняя вахта разбудила командира. Как и не спал, вскочил он с койки. Еще сильнее раскраснелись веки, набухли, надулись. Хрипло заверещала боцманская дудка. Подымались с коек тяжелые головы, хлопали мутными глазами.
— Пересидели.
— Проклятый шторм!
Недостаток воздуха давал себя чувствовать. Спертый, за ночь насыщенный испарениями 35 тел, он давил легкие. Налились свинцом головы, горечь облепила рты. Командир и комиссар ходили по заградителю, светили в трюмы. Эх, молодежь! Прохлопали! Набралась вода в трюмы за долгую ночь, осела корма. Свободны ли винты? Что-то плотно лежит «Ерш», не шелохнется. Наскоро хлебался кофе, не прожевывался ситный, масло не лезло в глотку.