И всё сопровождала музыка «грустная песнь Рифа о жадности взрослых и вкусном ароматном пироге».
Покушал и заметил, что на улице потемнело. Я попытался выйти из дома и посмотреть на небо.
Но меня схватила здоровенная рука конюха, который как раз входил в дом.
— Э нет, парнишка. Риф тебе мало того, как досталось за конюшню?
— Да, было больно, отпустите меня, я одумался! — на всякий случай не стал поправлять мужчину, и быстро вернулся за стол. Максимально притворяясь, что я тут уже давно и клюю носом в стол.
Риф же, не зная подставы, и какое-то время, сидя обиженно под столом, стал крайним.
— Горн, твой мелкий пытался выйти из дома.
— Опять Лай? И чего ему так хочется выползти в ночь? Или Риф с его любознательностью? — отец попытался уточнить.
— Лай был за столом, вон он уже спит давно, любимый, — подала голос матушка.
Риф выскочил из-под нашего более низкого стола и закричал:
— Это Лай. Это он!
Я попытался максимально сонно оторваться от стола:
— Что я?
— Это был ты! — закричал Риф.
Я картинно зевнул и дальше продолжил «спать».
— Риф, как тебе не стыдно? Неделя без сладкого!
— Неееет! Это нечестно! — Начал кричать он мне на нашем языке.
Подстава удалась…
— Да нет, похоже, ночной беглец, всё-таки Лай, — отец улыбнулся, — его бала пропадала из помещения, а присутствие Рифа оставалось здесь. Неделя без сладкого за попытку выйти в ночь. И две недели за попытку подставить брата!
— Ладно, — я зевнул. Ну, не очень получилось. Не очень-то и хотелось. Подумаешь! Сладкое не очень-то и нужно.
Секунду! Новые вводные слова!
— Отец, а что такое бала?
— Ты, правда, думаешь, что я буду об это объяснять нашкодившему младенцу столь сложные вещи? И что за «отец», — он улыбнулся, — утю-тю-тюшенька ты моя. «Папа» я. Твой «папа».
Всё было бы хорошо, если бы он не держал вскрытый череп быкоподобного существа за рог в одной руке, а ложку, похожую на половник, в другой. Интересно, чем он привлёк матушку?
— Ладно, папа. Что такое бала.
— Я же сказал, что ещё рано. Тем более, не надо говорить во время трапезы. Будет время позже. Лет этак в пять, может семь. Поживём, посмотрим. А теперь, мелкие дети должны спать! — в это время повар вынес кувшин с весьма специфичным ароматом браги. Когда мы с братцем в сопровождении служанки уходили, наш стол отодвинули, и вместо него конюх и повар сели есть и бражничать с отцом.
Дойдя до кровати, как только служанка заперла решётку, то я тут же уснул. Брат же что-то там бормотал злорадно по поводу сладкого.
На следующее утро у меня возникло несколько вопросов, понятных из контекста разговоров взрослых.
Первый: почему среди зданий оказалась баня?
Второй: с кем мыться детям, с мамой и служанками или с папой и остальными мужчинами?
Собственно вопрос о том, как будут мыться дети, возник неожиданно.
Местная умывальня была в другом месте. Точнее, надо сказать исток речушки, которая питала ров, после спуска с вершины холма.
Баня же возникла неожиданно.
Да и не баня это! Так, обустроенные резервуары с тёплой водой и камином. Но весьма крупные. Хотя я успел увидеть далеко не всё, пока меня не отловили.
Я, ведомый стремлением к познанию информации о бале, пытался попасть в мужскую компанию.
Брат стремился примкнуть к женской группе.
— Мама! Мама! Папа меня там задавит! Не хочу!
— Папа! Папа! Что такое бала? Давай я с вами!
А похмельно-хмурое лицо отца тем временем весьма смуро смотрела на две кровинки, источающие пронзительные звуки поутру.
Я осознал свою ошибку и притворился ветошью в уголке. Братец же продолжил доводить родителя, пока я не подошёл и не попытался его заткнуть ладошкой. Но итогом всё равно оказалась ссылка в женскую компанию.
Пока же, после завтрака, я был занят тем, чтобы понять физические возможности своего детского тела.
Роста с братом мы были примерно одинакового. Точно сказать сложно без какой-то системы сравнения, но мы явно ниже метра, если брать рост взрослых мужчин за метр восемьдесят. Сантиметров восемьдесят? Может слегка больше.
Я подкрался к брату со спины и поднял его. И это мне удалось, но фактически не дало какой-то полезной информации.
— Риф, теперь ты попробуй меня поднять.
— Ладно, — похоже, он принял это за игру. Подойдя сзади, он схватил меня так же, но поднять не сумел, сколько бы ни попробовал раз.
Моё предположение, что я по каким-то причинам сильнее и выносливее близнеца подтвердилось.
Хотя его выносливость всё равно не такая уж и маленькая для нашего возраста.
Интересно бы понять причину.
На первый мой завтрак в этом мире подали непонятный тёртый овощ чёрного цвета. Почему-то в моей памяти такого не было до этого.
Это было ужасное блюдо.
— Дорогая, ты снова пробовала готовить фергу? Ты же знаешь, что пока она не посветлеет, то её вкус слишком горький. Наш Риф от такого может растаять и превратиться в слезливый водопад, — отец, весело поедавший чью-то запеченную лапу, задал интересный вопрос матушке.
А та подошла, достала салфетку и вытерла бороду мужу, после чего заявила аргумент:
— Но она же полезная! Всё ради здоровья наших детей! — после этих слов Риф всё-таки попробовал маленькую ложечку того, что отец назвал «фергой».
— Уаааа! Неееет! — скорость, с которой он выплюнул ужасный овощ и попытался сбежать, была хороша. Но матушка в два шага его нагнала и за шкирку усадила назад.
— Если вы не съедите свои порции, то сладкого не получите на ужин! — угроза шокировала Рифа больше, чем вкус овоща. В принципе, на памяти «до включения» такие сценки уже были. Братца можно назвать сладкоежкой с зависимостью, а даже простая каша или супчик вводили его в ступор или истерику.
Для меня такая угроза была бесполезна. Я уже был наказан. Хотя прошлый «Лай» так же был любителем сладкого, как и большинство детей. Чего уж там, если это запретное будет доступно, я не отвернусь.
Но это не было поводом отказываться от пищи. Пусть она и была весьма горькой для детского языка, но для меня она напоминала ржаной хлеб с маслом. Точнее его верхнюю «загоревшую» корочку. Добавив немного соли это было уже «съедобно».
Так как вопрос к отцу про «балу» явно сдвинут на будущее, то можно сменить адресата вопроса. И моей целью на сегодня будет матушка. А для этого мишень должна быть в приподнятом настроении. А что может обрадовать кулинара больше, чем съеденное «клиентом» блюдо?
Кое-как я расправился со своей порцией и взял тарелку Рифа:
— Будешь должен.
— Сладостей не дам.
— Не сладкое. Три желания.
— Идёт. Хоть пять.
— Пять, так пять. Давай тарелку.
Раб того стоил. Порция, на самом деле, не такая уж и большая. А Риф пока наестся фруктов. Мелкая манипуляция осталось незамеченной. Отец — пуп внимания для матушки. А прислуга не входит, пока матушка не позовёт.
Если вчера был день отдыха, то сегодня папа вывел меня и брата во двор. И решил перед баней хорошенько испачкать.
— Лай. Вот тебе тоже деревянный меч. Сегодня вы вместе должны попытаться победить вон-то пугало. Оно злое.
Нужно заметить, что Риф получил свою игрушку во время моей простуды. Так что для меня меч был в новинку. Должен ли я радоваться?
Не знаю, впервые ли увидел братец пугало, но он боялся к нему подходить.
Кто из взрослых сотворил такое чудо, как «чучело» из костей крупного рогатого скота, глины и деревянного щита в виде мишени? Встреть я такое ночью или вчера на прогулке, то детское тело подвело бы и потребовало смены исподнего. Да что уж там детское, я в своей прошлой версии, встреть это чудо ночью до вживления мне «Тройки», точно испугался бы. Может и до сердечного приступа.
Манекен можно назвать детским, так как он был только чуть выше меня или Рифа.
При дневном свете это просто кучка вороха или слабое произведение искусства. Не страшно.
Я подошёл к пугалу. И со всего размаха совершил удар в район головы этого манекена.
Тот покачнулся больше, чем я смог бы его поколебать при всём моём желании, а потом, словно неваляшка, толкнул уже меня.
В прошлой жизни в детстве меня не били. Давление было больше моральным. Если не считать тренировок с сестрой, да и те были уже в подростковом возрасте, вроде бы.
Дрался в жизни я мало. Несколько тренировок на армейских сборах при НИИ, и невозможно сказать, что у меня был к этому талант до вживления чипа.
Так что через какое-то время около большого пугала появилось поменьше, но грязное. А вокруг всем стало весело. Да и вокруг мягкая почва. Падать, если что, не страшно.
— Риф, теперь твоя очередь, — сказал отец и подтолкнул вторую жертву к рогатой неваляшке.
— Нееет!
Немного оклемавшись, я вскочил. Пока брат сопротивлялся, я решил проверить реакцию этого манекена на другой тип удара и кольнул его в подобие плеча.
Чучело покачнулось гораздо медленнее, но толчок был всё таким же быстрым. А падение обидным, но не особо опасным. Хотя в целом концепт выдачи оружия в полтора-два года странный.
Ну, а чучелко является каким-то механизмом. Поднявшись на ноги, я всячески его осмотрел и потрогал. И в какой-то момент снова отправился в грязь, нажав на что-то явно чувствительное.
Не робот, да и не механизм.
Говорить после перенесения в этот мир об этом странно, но это какая-то непонятная хрень!
И это интересно.
На моём тридцатом падении исследования закончились. Ничего не понятно. Однако очень интересно. Но вот ферга в какой-то момент вырвалась наружу, что и стало поводом к прекращению изучения.
За это время Риф успел полетать всего пару раз, так как делал это с паузами на нытьё. Остальная публика сократилась до отца. Который в конце взял своих детей за шкирки и оттащил к новенькому зданию, которым и была купальня.
Тот, кого называли «плотником», стоял около строения и рассказывал о его плюсах матушке. Это был приземистый мужик, абсолютно лысый и сверкающий от пота словно дискошар. Кажется, он был мужем или другим родственником одной из служанок.