1. Лорд Мортимер надеется
Когда декабрь подошел к порогу нового, 1703 года, к порогу дома номер семь по Стоун-стрит в Нью-Йорке подошел седовласый человек с изжелта-бледным лицом, одетый в черный сюртук, черную треуголку и черный камзол из толстого сукна.
Вечер еще не наступил, но на холмы и улицы уже опустились синие сумерки. Человек с землистым лицом направился вверх по лестнице, в контору экспертов по решению проблем.
Поднявшись, он попал во владения Хадсона Грейтхауса и Мэтью Корбетта. Они его ждали, потому что на прошлой неделе получили от него письмо, отправленное из городка Оук-Бридж, что в Нью-Джерси. Два партнера бюро «Герральд» сидели рядышком за своими столами. Сквозь окна пробивался синий свет, в кованой люстре над их головами горело восемь белых тонких свечек, а в небольшом камине из грубо обтесанных желтовато-коричневых и серых камней приветливо потрескивал огонь. Желтолицый человек снял камзол, повесил его на крючок в стене и сел на стул, стоявший посередине комнаты. Затем он снял треуголку и, держа ее в узловатых руках, устремил взгляд грустных серых водянистых глаз на Мэтью и Грейтхауса. Письмо от него было подписано так: «С уважением и надеждой, Йеспер Оберли».
Хадсон задал первый вопрос:
— Чем мы можем вам помочь?
Человек с грустными глазами без промедления ответил:
— Я слуга очень богатого господина. Лорда Бродда Мортимера. Служу ему уже одиннадцать лет. Мне тяжело это говорить, но к нему идет Смерть.
— Как и ко всем людям, не правда ли? — заметил Грейтхаус, бросив взгляд на Мэтью.
После осеннего происшествия в Форт-Лоренсе здоровяк до сих пор передвигался ковыляя, с тростью, и Мэтью больно было слышать, как он с трудом поднимается по лестнице, а потом, наверху, еще какое-то время пытается отдышаться, прежде чем подойти к своему столу. Мэтью невольно задумывался, сможет ли Хадсон когда-нибудь снова стать тем лихим, отважным чертякой, каким он был раньше. Конечно, виноватым в этом Мэтью считал себя, и что бы ни говорил Хадсон, ему было не избавиться от тягостной мысли, что он подвел друга.
— К лорду Мортимеру Смерть подошла ближе, чем к большинству людей, — сказал Йеспер Оберли с едва заметной улыбкой, нисколько не изменившей печального выражения, которое бывает на лице человека, знающего о том, что приближается неотвратимое. — Его врач полагает, что конец наступит в течение нескольких дней. Лорд Мортимер давно болен. У него чахотка. Тут ничего нельзя сделать.
— Мы весьма сожалеем, — сказал Мэтью. Он изучал лицо Оберли — изборожденное морщинами, с отвисшими щеками; Оберли напоминал преданного пса, с которым очень плохо обращаются, но который всегда приходит лизнуть хозяину руку, — такова уж природа верной собаки. — Такая болезнь — трагедия. Но, как уже спросил мистер Грейтхаус… чем мы можем помочь?
Некоторое время Йеспер Оберли смотрел в пространство, как будто ответ на этот вопрос висел там, подобно паутине в углу. Наконец он вздохнул и сказал:
— Хозяин… твердо верит… что Смерть придет за ним в материальной форме. В человеческом облике. Мой господин уверен, что в такой материальной форме Смерть войдет в дом, а потом к нему в спальню. Там Смерть сразу заберет душу моего хозяина и оставит лишь телесную оболочку. Поэтому, милостивые господа, хозяин желает нанять вас, чтобы… скажем так… обмануть Смерть.
— Обмануть Смерть, — произнес Хадсон Грейтхаус замогильным голосом.
Он опередил Мэтью, который тоже собирался повторить эти слова.
— Да, сэр. Именно так.
— Хм. — Грейтхаус постучал по глубокой ямочке на подбородке. — Ну… вообще-то… человек не в силах сделать то, о чем просит ваш хозяин. То есть… Смерть сама себе хозяин и в конечном счете хозяин всех людей, не так ли?
— Лорд Мортимер надеется, — сказал Оберли, — что в этом случае вы могли бы прибегнуть к вашей силе убеждения. Ведь это же проблема, которую нужно решить, так? И когда Смерть явится в дом, ее можно было бы уговорить дать лорду Мортимеру еще немного времени. Может быть, несколько дней или даже всего несколько часов? Это очень важно для моего хозяина.
— А позвольте спросить — зачем? — недоумевал Мэтью.
— Дочь лорда Мортимера Кристина работает школьной учительницей в Грейнджере — это городок милях в шести от Оук-Бриджа. Лорд Мортимер переехал из Англии пять лет назад, чтобы быть рядом с ней. Но, джентльмены… у них уже много лет сложные отношения. Ей тридцать два года, и она не замужем. Она… можно сказать, вольная птица.
— Это, видимо, профессиональное, — сказал Мэтью.
Оберли, конечно, не понял этого замечания, относившегося к некой рыжеволосой молодой женщине, часто без предупреждения врывавшейся в мир и мысли Мэтью. Оберли просто кивнул, как будто ему все было ясно.
— Лорд Мортимер, — продолжал Оберли своим бесстрастным тихим, скрипучим голосом, — желает примириться с дочерью прежде, чем покинет этот мир. — Он перевел взгляд своих водянистых глаз с Мэтью на Грейтхауса и обратно, ища сочувствия и понимания. — Это чрезвычайно важно для упокоения его души. Чрезвычайно важно, — повторил он. — Чтобы лорд Мортимер увидел дочь и уладил кое-какие разногласия, которые его беспокоят, прежде чем Смерть заберет свою награду.
Некоторое время Мэтью и Грейтхаус сидели не шевелясь. Что-то скрипнуло на лестнице. Мэтью подумал, что это, может быть, один из конторских призраков любопытствует, как дальше пойдет дело, и, наверное, немного завидует, что к нему не относились с таким уважением.
Наконец Грейтхаус откашлялся и сказал:
— Справимся ли мы с этой задачей — вот вопрос.
— Если уж вы не справитесь, — последовал ответ, — то кто справится?
— Дочь… — осмелился сказать Мэтью. — Может быть, она не захочет прийти к отцу?
— Я говорил с ней — четыре дня назад. Она все еще думает, идти или нет.
— То есть пока неизвестно?
— Неизвестно, — признал Оберли. — Вот почему вы, джентльмены, так срочно нужны.
— Может быть, лучше испытать нашу силу убеждения на Кристине, а не на каком-то видении или иллюзии Смерти, — сказал Мэтью. — Я бы предположил, что живого человека можно уговорить с большей вероятностью.
— Видении? — Белые брови Оберли взлетели вверх, как сигнальные флажки. — Иллюзии? Ах, сэр… мой хозяин абсолютно убежден в том, что Смерть придет в одежде человека и что этот человек не колеблясь положит конец жизни лорда Мортимера. Жил он, я должен сказать… неспокойно, это и на других сказалось. Он много о чем сожалеет. — Губы его тронула слабая улыбка. — И недаром. — Улыбка сошла с его лица. — Он не будет слушать ни меня, ни других слуг, ни викария Бэррингтона — наши слова не заставят его передумать или перестать верить в то, во что он верит. Он убежден, что Смерть придет именно так, и, джентльмены, он очень боится часа расплаты.
— Полагаю, вы хотите сказать, что он не только богат, — сказал Грейтхаус, — но и не совсем безгрешен?
— Его богатство проистекло из родника его алчности, — с бесстрастным лицом ответил Оберли. — В котором утонуло много людей.
Мэтью и Грейтхаус переглянулись, но никак не прокомментировали это изобличающее заявление.
— Я уполномочен заплатить вам. — Оберли сунул руку в карман черного бархатного сюртука и достал кожаный мешочек. — Сто фунтов, господа. Хотелось бы надеяться, что Кристина придет к нам сегодня вечером или завтра. Потом, боюсь, будет уже поздно.
Грейтхаус не то крякнул, не то присвистнул. Мэтью понимал, что сто фунтов за две ночи работы — довольно кругленькая сумма, и все же… браться за это было бы абсурдом. Перехватить Смерть на ее пути в спальню Бродда Мортимера? Уговорить какой-то фантом, нечто невещественное разрешить лорду пожить еще несколько часов? Это совершенно…
— Проблема интересная, — сказал Грейтхаус. Лицо его было серьезно как гранит, но Мэтью понимал, что это лишь маскировка волчьей улыбки. Черные глаза Грейтхауса заблестели. — Мы ее решим. Или… вернее… скажем так, мистер Корбетт ее решит: я пока не в состоянии свободно передвигаться, а в такую промозглую погоду неприятностей не оберешься.
— О да, — сухо сказал Мэтью. — Неприятностей точно не оберешься.
Грейтхаус засмеялся невеселым смехом. Он продолжал внимательно смотреть на Йеспера Оберли.
— Сэр, мы принимаем этот достойный вызов. Можем ли мы сейчас получить деньги?
— Пятьдесят фунтов сейчас, — сказал Оберли, наклоняясь вперед, чтобы вложить мешочек в протянутую руку Грейтхауса. — И пятьдесят, когда дело будет сделано.
— И сделано на славу.
— Ага, слава будет всемирная, — сказал Мэтью.
— Нужно подписать кое-какие бумаги.
Грейтхаус достал из ящика своего стола документы и подвинул вперед перо и чернильницу. Уж слишком охотно, подумал Мэтью.
Оберли встал со стула и поставил где нужно свою подпись.
— На улице стоит карета. — Его внимание было сосредоточено на Мэтью. — Если хотите собрать вещи на одну или две ночи, я попрошу кучера отвезти вас к вашему дому.
— Это будет нелишним, спасибо.
Мэтью тоже встал. Оберли снял с крючка свой камзол и стал натягивать его. Черная треуголка была водружена на голову, потом были застегнуты костяные пуговицы камзола.
— Мистер Оберли, — сказал Мэтью, — вы не могли бы пару минут обождать в карете, пока я переговорю с моим партнером?
— Конечно. Жду вас.
Слуга с желтым лицом вышел, и по ступенькам застучали его сапоги.
«Вы с ума сошли?» — хотел было сказать Мэтью, но Грейтхаус заговорил первым:
— Успокойся же. Остынь.
— Остыть? Вы посылаете меня вести переговоры со Смертью? От имени умирающего человека, который, небось, по меньшей мере наполовину такой же помешанный, как вы!
Грейтхаус уже открывал мешочек, чтобы посмотреть на золотые монеты.
— Славно. Смотри, как сверкают.
— Меня уже один раз ослепил такой блеск. Хадсон, вы серьезно? Это все равно что… грабить людей на большой дороге!
Занятие как раз для Грейтхауса, подумал Мэтью.
— Ты не прав. — Грейтхаус нацелил черные ружейные дула своих глаз на Мэтью. — За это поручение умирающего стоит взяться. Поставь себя на его место.