В то же время его культ подчиняется строгому церемониалу, соответствующему маздеистскому богослужению. Ему следует приносить в жертву «мелкий скот, и крупный скот, и пернатых».Этим жертвоприношениям должны предшествовать или они должны сопровождаться обычными возлияниями сока Хаомы и произнесением ритуальных молитв с пучком прутьев (барсман) в руке. Но прежде, чем получить позволение приблизиться к жертвеннику, верующий должен очистить себя многократным омовением и бичеваниями. Эти строгие предписания напоминают обряд освящения и телесные испытания, которым подвергались участники римских мистерий перед посвящением.
Таким образом, Митра был введен в теологическую систему зороастризма, ему было определено соответствующее место в божественной иерархии, с ним стали связывать спутников, отличающихся наибольшей ортодоксальностью, и ему отправлялся культ, аналогичный культам других божеств. Но его сильная индивидуальность лишь с трудом подчинялась налагаемым на нее узким ограничениям, и в священном тексте мы находим черты более древнего представления, согласно которому он занимал в иранском пантеоне гораздо более высокое положение. К нему часто взывают наряду с Ахурой в одном и том же молении: оба бога образуют пару, поскольку небесный свет и светлое небо неразделимы по своей природе. В другом месте, когда говорится, что Ахура создал Митру, как и все на свете, то упоминается, что он создал его столь же великим, каковым был сам. Митра, разумеется, — язата, но он самый сильный, самый прославленный из язатов. «Ахура-Мазда поставил его хранить весь движимый мир и неусыпно его оберегать». Именно с помощью этого всегда победоносного воина Высшая Сущность уничтожает демонов и заставляет трепетать даже самого Духа зла Ахримана.
Сопоставим эти тексты со знаменитым отрывком из Плутарха, где он излагает дуалистическую доктрину персов: Оромазд пребывает в вечном свете «столь же высоко над солнцем, насколько солнце удалено от земли», Ахриман царит в ночи нижнего мира, а Митра занимает между ними промежуточную позицию. В начале «Бундахиш» представлено полностью похожее учение, только вместо Митры между Ормуздом и Ахриманом помещен Ветер (Вайю). Несоответствие лишь терминологическое, поскольку, согласно представлениям иранцев, ветер неразрывно связан со светом и, как считается, поддерживает последний. Так, верховное божество восседает в эмпирее под звездами, где царит вечный покой; под ним находится деятельный бог, его посланник, возглавляющий небесные воинства в их постоянной борьбе с Духом тьмы, который из глубин преисподней посылает на землю своих дэвов, — таково религиозное учение, гораздо более простое, чем учение зороастризма, каковое, по-видимому, и было в целом распространено среди подданных Ахеменидов.
То, что за Митрой в религии древних персов признавалась выдающаяся роль, подтверждается массой свидетельств. В надписях Артаксерксов рядом с призывами к Ахура Мазде содержатся и призывы к Митре, в сопровождении обращения лишь к еще одной богине — Анахите.Великие Цари, безусловно, особо почитали его и считали своим личным покровителем. Именно его они призывали свидетелем своему слову, именно к нему обращались в момент вступления в битву. Несомненно, его считали приносящим победу монархам: признавалось, что он низводит на них тот мистический свет, — Хварно, — который, по маздеистским поверьям, является достоянием царей, освящает их власть и служит залогом постоянного успеха.
Знать следовала примеру государя. Значительное число теонимов, составленных с использованием имени Митры, которые носила знать с глубокой древности, служит подтверждением тому, что в данной среде этот бог был объектом всеобщего поклонения.
Митра занимал важное место в официальном культе. В календаре ему был посвящен седьмой месяц и, разумеется, также шестнадцатый день каждого месяца.Во время посвященного ему празднества, если верить Ктесию, царь имел привилегию совершать в его честь обильные жертвенные возлияния и исполнять священные танцы. Безусловно, этот праздник считался благоприятным для торжественного жертвоприношения и пышных церемоний. Митраканыбыли знамениты по всей внутренней Азии и, став впоследствии праздником Михраган, вплоть до нынешних времен должны были справляться в мусульманской Персии в начале зимы. Слава Митры простиралась до самых берегов Эгейского моря: это единственный иранский бог, имя которого пользовалось известностью в Древней Греции, — этот факт сам по себе мог бы служить свидетельством тому, насколько сильно он почитался народами огромной соседствующей с ней империи.
Религиозный культ, отправляемый монархом и всей аристократией, помогавшей ему править огромной территорией его владений, не мог остаться в границах лишь нескольких провинций его государства. Нам известно, что Артаксеркс Ох возводил статуи богини Анахиты в различных столицах, — как в Вавилоне, Дамаске и Сардах, так и в Сузах, в Экбатанах и в Персеполе. В особенности Вавилон, где помещалась зимняя резиденция государей, населяло многочисленное официальное духовенство — «маги», имевшие превосходство над местными жрецами. Официально предоставленные им прерогативы не были направлены на то, чтобы предохранить их от влияния сильной жреческой касты, существовавшей рядом с ними. Изощренная и систематическая теология халдеев наложилась на ранний маздеизм, который представлял собой, скорее, совокупность традиционных представлений, нежели свод хорошо разработанных учений. Мифологии обеих религий постепенно оказались сближены, их божества отождествлены, и семитская астролатрия — извращенный плод давнишних научных наблюдений, — возобладала над натуралистическими представлениями иранцев. Ахура Мазда был сопоставлен с Белом, царящим на небесах, Анахита ассимилировалась с Иштар, правящей на планете Венера, а Митра сделался Солнцем, богом Шамашем. Последний, как и Митра в Персии, являлся в Вавилонии богом справедливости, так же, как и Митра, появлялся на востоке, на вершинах гор, и совершал ежедневно свой на сияющей колеснице, так же, как и тот, наконец, приносил победу воинам и считался защитником царей. Трансформации, которые персидские верования претерпели под влиянием семитских учений, были столь глубокими, что уже много столетий спустя, в Риме, подлинной родиной Митры признавали нередко берега Евфрата. Согласно Птолемею, этот могучий солнечный бог почитался во всех областях, простиравшихся от Инда до Ассирии.
Вавилон был лишь этапом на пути распространения маздеизма. Еще в глубокой древности маги через Месопотамию достигли сердца Малой Азии. Уже при первых царях династии Ахеменидов они, по-видимому, массово расселились в Армении, местная религия которой постепенно оказалась вытеснена вводимым ими вероучением, и в Каппадокии, где возжигаемые ими огни еще пылали во множестве во времена Страбона. В весьма отдаленную эпоху они продвинулись до самого Понта, до Галатии и Фригии. Даже в Лидии при Антонинах их потомки распевали еще гимны на варварском языке в святилище, строительство которого приписывалось Киру. Эти общины, по крайней мере, в Каппадокии, сохранились, должно быть, и после победы христианства и просуществовали до V в. н. э., бережно передавая из поколения в поколение свои обычаи, нравы и культ.
Примечательно то, что этих колонистов называли «магузеями», — что является точной греческой транскрипцией семитского названия с окончанием во множественном числе. Их литературным языком и, возможно, языком богослужения был не персидский, но арамейский, который уже при Ахеменидах сделался языком дипломатических и торговых отношений во всех странах к западу от Тигра. Ничто не может послужить лучшим свидетельством тому, насколько глубоким оказалось влияние «халдеев» на этот анатолийский маздеизм.
Казалось бы, падение империи Дария должно было пагубно сказаться на этих рассеянных в далеких краях колониях, которые отныне оказались оторванными от своей родины. В действительности случилось, скорее, обратное, — маги нашли в диадохах чуть ли не столь же заботливых покровителей, каковыми были для них Великий царь и его приближенные. После распада империи Александра можно видеть, как в Понте, в Каппадокии, в Армении и в Коммагене устанавливаются династии, с охотой возводившие свои генеалогии к Ахеменидам. Независимо от того, действительно ли эти семейства являлись иранскими или нет, — их предполагаемое происхождение обязывало их почитать богов своих мнимых предков. В противоположность греческим правителям Пергама или Антиохии, они воспроизводили древние традиции как в религиозной, так и в политической сфере и облекали себя своего рода аристократическим достоинством, чтобы во всем походить на древних властителей Азии. Феодальная аристократия, управлявшая страной, также принадлежала или претендовала на принадлежность к древней нации завоевателей. Главы кланов, по крайней мере, в пределах Армении сохранявшие в процессе всех преобразований и перемен вплоть до Юстиниана наследственный титул «сатрапов», гордо соблюдали и старинную веру своих пращуров. Не выказывая никакой враждебности к иным религиозным культам, отправляемым в их государстве, эти правители и сановники из их окружения оказывали, тем не менее, особое покровительство храмам маздеистских божеств. Они все еще отдавали дань поклонения Оромазду (Ахура Мазде), Оманосу, (Воху Мане), Артагнесу (Веретрагне), Анаит (Анахите) и другим богам. Особенной их благосклонностью пользовался Митра; монархи питали к нему в некотором смысле личное расположение, о чем свидетельствует имя Митридат, часто встречающееся во всех династиях. Очевидно, Митра оставался для них, как и для Артаксерксов и Дариев, богом, дарующим победу государю, выражающим и поддерживающим законную власть. Это почтительное отношение к обрядовой практике персов, унаследованной от легендарных предков, идея благочестия, как опоры трона и условия всякого успеха, ясно прослеживается в высокопарной надписи, высеченной на монументальном надгробии, которое Антиох I Эпифан из Коммагены (69-34 гг. до н. э.) повелел воздвигнуть себе на отроге Тавра, откуда открывается вид вдаль на долину Евфрата. Барельеф изображает правителя в торжественном облачении с высокой тиарой на голове, держащим в левой руке скипетр и пожимающим правую руку Митры; чело его украшает нимб с лучами в напоминание о союзе, который он заключил с этим богом. (Рис.1)