Скатившись вниз, пришлось немного попетлять — тут были остатки дувала, какие-то кучки камней, ограда из жердей. Ямы, кочки. Выскочило пара человек, но стрелять по мне они не торопились, не сообразив, в чем дело. Я насчитал всего двоих, видимо остальные уже давно отошли в сам кишлак, разбираться, что там опять взорвалось. Возвращения русских разведчиков, по-видимому, здесь уже не ждали.
Одновременно я заметил, что американец пришел в себя. Сначала вяло зашевелился, потом поднял голову. Попытался подняться, но на ходу у него не получилось, потому что Игнатьев и Парамонов предварительно связали ему руки. Увидев меня, он замер на мгновение… Посмотрел по сторонам, понял — что я пытаюсь вывезти его живым! Он резко поднялся, потянулся ко мне.
Черт, в таком положении я почти беззащитен. У меня на плече висел Калашников, но воспользоваться им в этой ситуации, я смогу только стреляя вперед.
— Русский! Совсем с ума сошел?! — прорычал он, но из-за громыхания движка, я почти ничего не услышал.
— Рот закрой! — громко парировал я. Нашарил рукой в кармане пистолет американца, вытащил его наружу. Навел на агента. — Жить хочешь?
В этот момент я чуть не справился с управлением, мотоцикл слегка занесло. Мне пришлось отвлечься на дорогу и как можно крепче вцепиться в руль. И тут Джон бросился на меня, попытавшись навалиться, чтобы вырвать из руки пистолет.
Мы летели вперед под восемьдесят километров в час и мотоцикл только чудом еще не влетел в яму. Сохранять равновесие при таком бешеном движении было крайне сложно, но у меня получалось буквально на самой грани. Навалившемуся Джону удалось укусить меня за руку и вырвать пистолет, но воспользоваться им он уже не сумел. Сильным ударом локтя в лицо, я отбросил американца обратно в коляску. Пистолет полетел куда-то под колеса.
Схватившись за окровавленный нос, американец застонал. Я лишь мельком успел увидеть ненавистный взгляд зеленых глаз. Там была только ярость. Он тут же вскочил снова, у него во все еще связанных руках мелькнул короткий нож. Откуда он его вытащил, ведь я заранее обшарил все его карманы?! И как он держит его в гипсе?
Вход в ущелье приближался. Я вильнул, попытавшись использовать корпус оставшегося позади бронетранспортера, как естественное препятствие. Конечно, помогло мало, но все же.
Позади нас снова раздались выстрелы, засвистели пули. Я попытался начать петлять, чтобы по нам сложнее было попасть. Управление было просто ужасное. Несколько пуль звякнули по металлу самодельной коляски.
Но тут, откуда сверху и слева от меня раздалась плотная стрельба. Наверное, Игнатьев и разведчики открыли огонь, чтобы дать мне возможность уйти. Это хорошо.
Но тут заметил, что Джон практически разрезал веревку на руках. По его взгляду я понял, что тот намерен освободиться любой ценой. Никто и никогда не узнает, что американец в открытую пытается убить советского солдата. К тому же, что там один солдат. Он при нас убил безоружного майора ГРУ. А сколько было других? Если такому дать огласку, да еще и заставить его говорить, можно попробовать надавить на США.
— Сука! — прорычал я, понимая, что противопоставить американцу мне просто нечего. Схватился за автомат, но тут поднявшийся на колени ЦРУшник, вдруг резко выпрямился, вскрикнул. У него на бедре увидел кровь. Тот перевалился на спину. На лице застыла гримаса боли и ярости и непонимания. Попытался выпрямиться снова, даже привстал. Но в него тут же попала очередная пуля — теперь в плечо. Возможно, еще куда-то. Мотоцикл резко подскочил на очередной яме.
От сильного толчка, американец не удержался и вывалился наружу, упав куда-то вниз. Я хотел было остановиться, но понял, что в этом уже не было никакого смысла. Обернувшись, увидел, что из кишлака тут и там выбегали вооруженные душманы. Многие продолжали стрелять в нас. Бросив последний взгляд на лежащее на влажной грязи тело американца, я снова вдавил газ в пол. «Ява», задыхаясь, ускорилась.
Черт возьми! Потерял такого важного заложника! Подобрать его было просто невозможно, из меня бы дуршлаг сделали бы.
— Зараза! — изо всех сил двинул кулаком по приборной панели. Потом еще раз.
Еще бы, столько трудов, столько ухищрений, и уже на финишной прямой такая засада — случайная вражеская пуля. И ладно бы по моей вине, а то сами же душманы и пристрелили. В него попало как минимум две пули, но это только мое предположение. Бронежилета на пиндосе не было, только форма и жилет-разгрузка. Да и при падении он тоже мог словить какой-нибудь перелом.
Ну, ничего страшного, мы видели достаточно, чтобы все доложить командованию. Думаю теперь-то, после того как первоначальная задача была с треском провалена, а почти весь личный состав разведгруппы ликвидирован, у кого-то из командования наконец-то включатся мозги. Наверняка Игнатьев сумеет донести все до своего начальства, а там и до командующего всей сороковой армией. Честно говоря, не помнил, кто именно в те годы командовал контингентом советских войск в ДРА.
Пули продолжали свистеть, но уже не так интенсивно. Видимо духи поняли, что попасть в быстро удаляющийся мелкий объект они уже не смогут.
Я-то вырвался, но смысла в этом было немного. Конечно, это стечение обстоятельств и в сложившихся условиях, тот факт, что я и сам смог унести ноги — уже чуть ли не фантастика. Пожалуй, фантастичнее только сам факт моего перерождения в Союзе… Хотя опять же, Фортуна меня любит. Не зря же она богиня удачи.
Вскоре я скрылся за поворотом. Движок «Явы» основательно перегрелся, работал нестабильно. Вот-вот заклинит. Я резко сбросил скорость, кое-как остановился. Тормоза тоже были ни к черту. Но глушить транспорт не стал, а то потом точно не заведу.
Осмотрелся — в ущелье пусто. Быстро темнело.
За мной никто не последовал, да и на чем? Стрельбы я не слышал. Видимо, Игнатьев и остальные, переключив огонь на себя, начали стремительно отступать по тропе. Вчетвером, да еще и с проводником, они смогут двигаться быстро. Оставят пару растяжек, уйдут. Вполне возможно, что тропа вскоре выведет их обратно в это ущелье.
Вновь тронувшись, я поехал вперед. Почти сразу заметил какой-то дым впереди. Это оказался еще один БТР-70, от которого вверх поднимался черный дым. Первая же мысль — его сожгли. Подобравшись ближе, понял, что экипажа нет. Люки открыты, из них поднимается дым. Скорее всего, бронетранспортер был подбит из гранатомета. Мехвод сколько мог — протянул, а потом экипаж просто бросил выведенную из строя машину и, видимо, пересел на другую. Не сложно догадаться, что на ходу еще должны были остаться БТР-60 и последняя «семидесятка».
Поехал дальше. Автомат держал наготове — мало ли кто появится.
Попытался включить свет, но фара не работала. Оказалось, что внутри не только лампочки нет, но и самого цоколя. Все было выдрано с корнем. Варвары.
Двигался я не быстро, километров двадцать в час. Грохот от двигателя эхом отражался от каменных сводов.
Вскоре увидел впереди какие-то огоньки. Еще костер. На скалах отражались рыжеватые отсветы пламени. Скорее всего, это наши! Стоят в ущелье, ждут подмоги с авиабазы. Наверное, придумали способ связаться с командованием.
Ну, точно наши! Вон, угадываются очертания бронетранспортера. Башня повернута в мою сторону, на броне засели стрелки. Рядом с машиной горел небольшой костер.
Вдруг вспыхнул свет фар.
— Не стреляйте! — что было сил, заорал я, махая рукой. — Не стреляйте!
Глава 9Через перевал
— Заглуши двигатель!
Я подчинился. Основательно уставшая «Ява» наконец-то заглохла.
— Оружие на землю! — прозвучала команда с той стороны. Удивительно, но эту же команду сначала продублировали на местном диалекте, а уже потом на русском языке. — Руки держи так, чтобы мы их видели! И не дури!
Я послушно сбросил с плеча автомат Калашникова, медленно опустил его на землю, слегка приподнял руки.
Едва я это сделал, как ко мне выдвинулась тройка вооруженных автоматами разведчиков. Из-за почти полного мрака и бившего в лицо света фар от бронетранспортера, я не видел идущих ко мне людей.
— Ты кто такой? — громко спросил лейтенант Печенкин, остановившись в пяти метрах от меня и держа на прицеле автомата. Неудивительно — его сбила с толку моя мусульманская одежда. Пока они не поймут, кто я — меня условно будут считать врагом.
— Свои! Ефрейтор Громов! — отчетливо произнес я, затем медленно стащил с головы как попало намотанную чалму. — Наверное, сейчас на солдата советской армии я не сильно похож, да?
Все трое опустили оружие.
— Громов? — удивился лейтенант, глядя на меня с подозрением. — Ты, что ли? Выжил, но как?
— Немного везения и разумной инициативы! — опуская руки, спокойно ответил я. — А помимо меня точно живы еще трое наших! Капитан Игнатьев, сержанты Парамонов и Сергеев.
— И где они?
— Точно не знаю, но полагаю, что в данный момент, двигаются пешком, через перевал. По моим подсчетам, они должны выйти где-то в этом районе часа через два. Мы с ними разминулись.
— Почему ты верхом на мотоцикле, а остальные пешком? — Печенкин все еще сомневался. И это нормально. Я бы вел себя точно так же.
— Я ранен. И у меня было специальное задание. Отвлечь на себя духов, чтобы остальные смогли тихо уйти по горной тропе. Мотоцикл полудохлый, только одного смог увезти! — тут я, конечно, исказил истинную версию своего появления в ущелье.
— Допустим! — недоверчиво пробурчал тот. — А почему в такой одежке? Где военная форма? Уж не дезертир ли ты?
— Конечно дезертир! Сначала сбежал из душманского плена, а когда меня, раненого, в составе разведгруппы отвезли туда снова, я еще раз сбежал. Только на этот раз сильно пошумел и немного пострелял.
— Где ты это взял? — он указал на чалму и остальные тряпки.
— С мертвого духа снял. Как еще можно выбраться из кишлака, забитого вооруженными душманами, если не хитростью? — ответил я вопросом на вопрос, хотя сам терпеть не мог такой манеры общения. — Естественная маскировка. Волк в овечьей шкуре.