Пройдя перекресток, зашел в гастроном, взял булочек с изюмом и кефир.
Нет, вовсе не потому, что дома было нечего покушать просто я страсть как соскучился по советской выпечке и кефиру. По мороженному, пельменям, лимонаду. Разливному пиву, в конце-концов. Да, вчера я несколько раз прикладывался к Портвейну, но все это не то.
Кто-то скажет, что совковое пиво — дрянь, которую делали на заводах, с нарушением норм и требований. Что оно то кислило, то горчило, но слишком сильно пенилось. А я так скажу — это смотря где и как готовить. Помню, еще когда мне было лет двадцать пять, были в соседнем городе — столице Донского Казачества — Новочеркасске. Так есть там пивоваренный завод Платовский. Он то закрывался, то вновь выходил на производство. Там тоже не все было хорошо, но иногда попадалось настолько вкусная и стоящая вещь, что я бы его литрами пил. Лично мне пиво нравилось, а девяносто процентов всего продаваемого современного пива — натуральная моча.
Алкоголем я никогда не злоупотреблял. Так, чтобы до синего поросячьего визга — не было никогда. Пока размышлял об этих вещах, подошел к собственному дому. У входа в мой подъезд стояла белая ГаЗ-24 «Волга» в какой-то модификации. Сразу отметил, что ни у кого из жильцов нашего дома такой машины нет — слишком она заметная. Конечно, могу и ошибаться, все-таки сколько лет прошло.
Замедлился, потому что неподалеку от машины стоял человек в спортивном костюме и курил. Наверняка, это водитель. Для владельца, как-то простенько.
Чуйка заботливо подсказала, что это по мою душу. Тут же принялся анализировать, прямо на ходу. Машина не черная, значит, это не КГБ. Так уж сложилось, что именно черные «Волги» разных модификаций использовались конторой из трех букв. Точно не милиция… И вообще, не госструктура. Оставалось только два варианта, либо это чей-то личный транспорт, либо…
Я двинулся дальше, намеренно замедлился, но продолжал идти к подъезду.
Как я и ожидал, с характерным звуком, открылась задняя дверь и оттуда показался довольно крупный человек, в презентабельном костюме.
— Товарищ Громов! — окликнул он меня. — Разрешите вас?
Я остановился, обернулся и посмотрел на него внимательным взглядом, затем слегка улыбнулся. Ну, ясно — это же папаша Юрки Коньякова. Важная шишка, привыкшая все делать в наглую, напролом. Память услужливо выудила откуда-то из глубин мозга его имя-отчество.
— Да? — я повернулся и двинулся к нему.
— Меня зовут… — выражение его лица было таким, будто ему повсюду мерещилось дерьмо. Соответственно и поведение было таким же.
— Я знаю, кто вы, Константин Тимофеевич! — спокойно перебил я. — Позвольте поинтересоваться, чем обязан в столь чудесное воскресное утро?
Коньяков явно был удивлен тем, что я его знаю, но не показал этого. Интеллигент советского партийного общества. Ну-ну… Он лениво поднял голову, посмотрел на небо, будто бы хотел увидеть там звезды. Затем перевел взгляд на ближайшую лавочку.
— Присядем? — спросил он.
Я только кивнул.
Быстро прошли до нее, водитель в костюме, вернулся за руль. Сев на выкрашенную зеленой краской деревянную лавку, я откинулся на спинку. Коньяков сел на самый край, хотя видно было, что изначально он этого делать не хотел.
— Товарищ Громов! Соизвольте мне объяснить, что это вы вчера устроили на дискотеке, а? — деловым тоном поинтересовался он. Видно было, что разговор ему неприятен, но этого требовала обстановка, а потому — он здесь.
— Не нужно со мной говорить так официально. Можно проще. Что именно вас интересует?
— Мой сын вчера еле дошел до дома. Хорошо, товарищи помогли. У него сломан нос, разбито лицо. Ушиб колена в двух местах, царапины, синяки. Порваны дорогие джинсы.
Джинсы я ему не рвал, видимо толстяк добавил это от себя. Вот слизняк.
— Ай-ай-яй, какой ужас! — отыграл я, даже головой покачал, изображая тот самый ужас. — Как же он так неосторожно-то? С лестницы упал, наверное?
— Ну, хватит! — повысил голос Коньяков, посмотрев на меня раздраженным взглядом. — Что это за цирк?
— О! Значит так? — хмыкнул я. — Ладно. Цирк уехал, а главного клоуна я здесь почему-то не вижу! — спокойно ответил я, намекая на самого Юрку. — Не понятно? Хорошо, попробую объяснить толковее. Клоун, это ваш сын! Который считает, что он царь и бог, может делать все, что ему захочется и ничего ему за это не будет. Мужского в нем ничего нет, пятьдесят процентов страха, пятьдесят процентов ярости. Напоминает мне мелкую гавкучую собачонку.
— Даже так?
— Ага. Кто-то должен был ему объяснить популярно и вчера вечером, этим «кто-то», стал я. Никто не заставлял парня бросаться на меня в общественном месте, да еще и друзей своих натравливать.
— Что-то слишком много ты на себя взял! — злобно процедил Константин, дернувшись от возмущения.
— А, мы уже на «ты» перешли? — поинтересовался я. — Как быстро все меняется, сначала все шло так вежливо и спокойно, а теперь вот эмоции полезли. Не много ли я на себя взял? Достаточно! Я афганец, у меня психика сдвинута, детских шуток вашего комнатного хомяка-переростка я не понимаю. Еще раз попадется мне на пути, разбитым носом не отделается. Гарантирую, что-нибудь ему сломаю. А, кстати, позвольте выразить вам благодарность, это ведь благодаря вам, уважаемый Константин Тимофеевич, известный вам товарищ Амиров отправил меня в жопу мира? Оказывается, в Афганистане очень даже интересно. Особенно, когда сбиваешься со счета, сколько духов удалось завалить…
Коньяков посмотрел на меня со смесью злобы, удивления и отвращения.
— Ты хоть понимаешь, что я могу с тобой сделать? — надменно произнес он.
— Ничего. Ничего не сможешь. Но попробовать всегда можно! — ухмыльнулся я в ответ, наградив этого уверенного в своем положении джентльмена пронизывающим взглядом. — Но сразу предупреждаю, теперь без шуток. Буду убивать! Готов к такому?
Тот не сразу нашелся, что мне ответить. Только рот раскрыл от удивления.
Не ожидал он такого напора от молодого парня, что младше его сына.
— Одного моего звонка в милицию будет достаточно! — заявил он. — У меня много знакомых. Я тебя раздавлю, будто забывшего свое место таракана.
— Угу… Флаг тебе в руки и можешь возглавлять колонну идущих «нах»… И, кстати, какие у тебя доказательства? Сказать может кто угодно и что угодно! И это вовсе не повод всех за решетку сажать! Меня трогать не надо, пожалеешь! Можешь попробовать сфабриковать что-нибудь, но сделаешь только хуже.
Тот впился в меня злыми глазами, видимо соображая, что со мной делать.
А я сокойно и уверенно продолжил.
— Кстати, я тут краем уха слышал, что вами комитет государственной безопасности заинтересовался… Слежку ведет. От себя дополнительно могу подкинуть в прокуратуру любопытную информацию, насчет вашего сына, который якобы получил боевое ранение… Вот они удивятся, когда на медицинской комиссии выясниться, что никакого ранения и в помине нет. А там и комиссация окажется липовой, так как основания для нее нет. Кстати… Товарищ Амиров готов дать показания по моему вопросу, с ним уже говорили. Таких эпизодов хватает. Он признал, что сделал это под вашим давлением. Не удивлюсь, если запись телефонного разговора тоже имеется.
— Что? Кто ты такой? — теперь на лице Коньякова появилось что-то похожее на волнение. Он едва не подавился.
— Я? — я изобразил эмоциональное удивление. — Простой парень, который попал на войну. С вашей помощью…
— Но почему ты здесь?
— А это не твое собачье дело! — улыбнулся я. — Подводя итог нашей беседы, скажу вот что… Своего дурогона угомоните, или он точно нарвется! А лично Вам, Константин Тимофеевич, рекомендую поменьше злоупотреблять служебным положением, а то, знаете ли, и у стен есть уши. Ко мне еще вопросы есть?
Тот ничего не ответил. Но по лицу я видел, что тот однозначно задумал что-то не хорошее. Такие люди как он, пока их на землю сам не посадишь, не успокоятся.
— Мы еще не закончили!
— Конечно, не закончили. Я вам письмо напишу.
Я уверенно поднялся с лавочки, хотел уже отойти, но вспомнил еще кое-что.
— Да, на всякий случай предупреждаю, если попытаетесь навредить моей семье, сильно пожалеете! Из-под земли достану! Деньги и власть это хорошо, но автомат Калашникова еще лучше! Всех благ, Константин Тимофеевич.
Потом я скрылся в своей подъезде. Поднялся на второй этаж, но выше подниматься не стал — принялся наблюдать за ними. Вскоре, «Волга» уехала прочь. А я облегченно выдохнул.
Поднявшись по лестнице на пятый этаж, я открыл дверь.
Вошел внутрь. Стянул с себя куртку.
С кухни послышался голос:
— Максим, это ты?
— Я!
— Ты где пропадал? Я волновалась!
— Ма, ну я же говорил, что могу не вернуться. У Артема были.
Она вышла из кухни, подошла ближе.
— Максим, тут тебе звонили…
— Кто? — удивился я. — Уж не из милиции ли?
— И не только звонили… Тут тебе в половину девятого утра телеграмму принесли, из военного комиссариата. Вот она!
Я взял в руки бланк и прочитав содержимое, судорожно выдохнул. Там значилось:
«Ефрейтору Громову Максиму Сергеевичу необходимо прекратить пребывание в отпуске и к семнадцатому декабря явится на место постоянной дислокации».
— Да твою мать! — процедил я, догадавшись, что только что мой отпуск закончился…
Глава 18Нестандартная ситуация
— Как закончился? Сынок, у тебя же еще целых девять дней должно быть! — возмутилась мама, всплеснув руками. — Почему тебя обратно вызывают? Что за безобразие?
— Даже не знаю, — задумчиво произнес я, снова перечитывая текст телеграммы. Там ничего не объяснялось. Но телега была подписана майором Хлебовым. Значит, не пустышка. — Наверное, что-то случилось.
— Что там могло случиться без тебя? Машину завести не могут?
Я только плечами пожал. Отложил бланк в сторону, наконец-то разулся.