– Надо будет поискать на теплоходе другого слесаря, – сказала Антонина. – Не может его не быть – здесь же сотни людей, включая обслуживающий персонал.
– Разумно, – не без иронии откликнулся Бегишев. – И твой слесарь окажется чекистом.
– Или еще хуже, – поддержал его Ильич, – из этой монархической банды.
Значит, они знают, подумал Андрей. Не то его удивило, что знают – невозможно не заметить конкурентов, но то, что Ильич назвал их монархистами, подтвердило подозрения Андрея.
– И что же делать? – спросила Антонина.
– Сначала выбросим с теплохода наших друзей, – сказал Бегишев, показав на мадам и ее Сержа.
– Что он сказал? – спросила госпожа Парвус.
Андрей перевел.
– Попробуйте, – сказала мадам. – Но предупреждаю, что перед вашим приходом я наговорила кассету и она спрятана в надежном месте. Если со мной что-то случится, рука правосудия до вас доберется.
– Как вы смотрите на то, – миролюбиво (ах, не верьте этому миролюбию борова) спросил Бегишев, – чтобы подождать, пока мы реализуем содержимое шкатулки в России и вышлем причитающуюся долю. Мы заключим договор и дадим вам обещания.
– Обещания – пфьють! – запела соловьем госпожа Парвус. – Почему я должна верить бандитам от коммунизма? Да я порядочным людям не верю. Я должна присутствовать при вскрытии гробницы.
Может, она сказала и не то слово, но Андрей перевел именно так. Ему вдруг привиделась известная или виденная когда-то картина: совещание в Египте перед тем, как вскрыть гробницу фараона – и неизвестно еще, ограблена она или цела, фараон там или пустота, тяготеет ли над гробницей проклятие или оно использовано грабителями, которые здесь погибли мучительной смертью. Археологи – люди суеверные. Как люди профессии, успех в которой зависит от везения, от того, как выпадут кости судьбы.
– Гробницы? – вскрикнул Ленин. – Какой еще гробницы?
– Коробки, – поправился Андрей.
– Не шутите так! – сказал Ильич. Он нашел на диване забытую кепочку и натянул ее – словно замерзла лысина. В ней он почувствовал себя уверенней.
– Спроси, какие ее условия? – сказал Бегишев. – Окончательные условия, а не этот треп.
– Мне не хочется плыть с вами в Петербург, – сказала госпожа Парвус так, словно у нее была давно подготовлена речь на этот счет. – К тому же у меня нет русской визы, и вы сразу устроите так, что меня посадят в русскую тюрьму. Ваш пароход завтра утром будет на Готланде. Это шведская территория, но думаю, что там вас полиция вылавливать не будет.
– Будем надеяться, – заметил Андрей.
– Переводи, переводи! – потребовала Антонина.
– Погодите.
– На острове у меня есть знакомые. Там мы сразу откроем ящик. За полдня, которые вы там проведете, мы уладим все проблемы. Потом я останусь на Готланде, а вы проследуете в Финляндию со всеми вашими сокровищами. Надеюсь, этот вариант вас устроит?
Когда Андрей перевел, Бегишев сразу спросил:
– А откуда вы возьмете там слесаря?
– Висбю – небольшой порт. В порту мастерские. В мастерских работает мой… скажем, родственник.
– А как мы вас устроим? – спросила Антонина, видимо, внутренне сдавшись.
– Дайте нам с Сержем каюту, – сказала рыжая старуха. – На одну ночь. Что, у вас на теплоходе каюты не найдется?
– А если вас найдут?
– Без вашего доноса не найдут, – уверенно ответила госпожа Парвус.
– Добро, – сказал наконец Бегишев. – Остаешься на корабле, но с тобой в каюте будет Алик.
– Еще чего не хватало! – воскликнул Алик.
И прямо в тон ему прошипела мадам:
– Еще чего не хватало. У меня уже есть друг!
Она схватила теннисиста за руку. Тот улыбнулся, как не очень умный внучек.
– Я ее не трону, – сказал Алик. – Ни за какие бабки. Если она храпеть не будет.
– Тогда ящик останется в моей каюте, – сказала мадам.
– Никаких кают, – отрезал Бегишев. Он принял решение, и теперь его трудно было сдвинуть. – Я спрячу ящик как следует, и никто этого не будет знать. Вы, наверное, забыли, что у нас на борту есть враги? Причем мы даже не знаем, сколько их и как они вооружены.
– Я не могу вам верить! – сопротивлялась мадам.
– Я иду на компромисс, – сказал Бегишев. – Я устраиваю вас на борту и гарантирую безопасный проезд до острова Готланд. Я даже не прошу у вас гарантий безопасности на Готланде.
– Я не хочу неприятностей. – Мадам внимательно слушала перевод Андрея. – Я заинтересована в том, чтобы получить долю и попрощаться с вами навсегда.
– На это я и рассчитываю, – согласился Бегишев. – Значит, договорились. Я спрячу ящик в месте, которое будет известно только мне. Я его подготовил заранее. А теперь, Антонина, дай-ка мне телефон. – Он протянул лапу, и Антонина вложила в нее телефонный аппарат.
Он набрал номер и сказал:
– Привет, это я, сейчас к тебе зайдет моя подруга Антонина и все объяснит.
Потом он обернулся к Андрею и пояснил:
– Я говорил с помощником по пассажирам. Сейчас Антонина оформит у него каюту для наших дорогих гостей. Ты, Андрюша, проводи их, посмотри, как разместились, вели запереть на всю ночь. Мы не знаем, кто захочет навестить их ночью и немного допросить. Учти, что здесь добреньких не осталось. Жизнь пошла сложная, люди озверели. «Так жить нельзя!» Объясни ей, что это название фильма моего любимого режиссера Говорухина, который был другом Володи Высоцкого. Сможешь объяснить?
– А нужно?
– Не нужно. Ты прав, но я тебе эту наглость, Андрюша, запомню. И когда мы будем делить бабки, ты получишь пулю в лоб.
– Пожалей мальчика, – заметила Антонина. – Он мне еще пригодится.
– А ты, Снегурочка, заблуждаешься, – сказал Бегишев. – Посмотри в глаза своему мальчику. Он постарше нас с тобой будет.
Андрей внутренне поежился. Он не любил, когда люди заглядывали ему в душу.
– Я пойду? – спросил Андрей.
– Смотри, чтобы госпожа Парвус была довольна жилищными условиями.
– Потом, надеюсь, мне можно будет вернуться к себе?
– И ложись спать. Чем меньше будешь общаться с графинями и братцами-писателями, тем лучше для твоего здоровья.
Подходя к каюте, Андрей предвкушал момент, когда вытянется на койке. Он устал. Ничего особенного не делал, а ощущение, будто возил на себе кирпичи.
Но расслабляться нельзя.
Алеша Гаврилин был дома.
– Привет, – сказал он, выходя из туалета и вытирая махровым полотенцем голову. – Как ваши приключения, Рокамболь? Все члены тела в порядке?
– Устал, – признался Андрей.
– Расскажешь, как искали сокровище?
– Вроде бы и рассказывать нечего.
– Плохо обманывать старших. Ой как плохо, юноша!
– Мне в самом деле хочется принять душ и потом чуть-чуть поспать.
– В отличие от остальных лиц этой драмы, – сказал Гаврилин, – я либерален, демократичен и милостив. Хочешь в душ – иди в душ, пока не отключили горячую воду.
– Здесь не отключают, здесь теплоход. – Андрей не понял иронии.
– А ты попробуй, – сказал Гаврилин.
Что ему говорить? Они ведь тоже не отвяжутся. Андрей был уверен, что Гаврилин достаточно тесно связан с дамами и ему поручили следить за Андреем. «Разумеется, я ничем ему не обязан, и мне, в сущности, совершенно все равно, достанется ли добыча монархистам или коммунистам. Нет, впрочем, не хотелось бы, чтобы все досталось коммунистам. Хотя они пока не участвуют в общей драке. Впрочем, никто об этом не рассказывает. Они хотят узнать от меня, ничего в ответ не сообщая. Ведь я наблюдатель и не претендую на другую роль».
События дня казались невнятными, словно события кошмара.
…Рыжая толстая старуха, воняющая потом и плохими духами, выстрел в Аркадия Юльевича, банк с ужасными обитателями… Андрей словно составлял мысленный отчет для Лидочки. Ему не хотелось выходить из душа и снова говорить с Гаврилиным. Хватит на сегодня!
Он тянул время. Не вылезая из-под душа, почистил зубы, решил было постирать носки, но сил не нашлось…
Гаврилина в номере не было.
Ну и хорошо, можно будет поспать до Готланда. А когда мы будем на Готланде?
Андрей взглянул в иллюминатор.
Причал был ярко освещен, за ним – темнота улицы, разрываемая лишь лучами фар, и стена домов с горящими окнами. Мостовая была мокрой. Снег падал и таял – это было похоже на декорацию оперного спектакля.
Андрей улегся на койку, но не стал тушить настольную лампу, чтобы Гаврилину легче было устраиваться ко сну.
Но сам Андрей заснуть не успел.
Сначала за дверью послышались громкие голоса. Соседи выясняли отношения по-литовски. Затем в дверь постучали, и, прежде чем Андрей успел сказать, что спит, в дверях появился Миша Кураев.
– Рано спишь, – сказал он. – У Бригитты Нильсен день ангела. Она тебя приглашает.
– Она меня не знает.
– Чепуха. Ты великий археолог, автор мирового бестселлера. Еще немного, и в Европе тебя будут знать так же, как меня.
Миша немного выпил, но уже спохватился, что его могут счесть навязчивым. Этого он не выносил.
– Я зайду через полчаса, – сказал он. – К тому времени ты или заснешь, или уже будешь при смокинге и «бабочке». Как свободный человек, ты имеешь право выбора.
Дверь за писателем закрылась. «Не пойду я ни на какие именины, тем более что меня на них не звали».
Андрею показалось, что он все еще размышляет об этом, но тут его разбудили – видно, все же заснул и не заметил, как заснул. Люди ведь замечают, как просыпаются, но никто еще не уловил момента, когда засыпает. Видно, потому, что сон – это малая смерть, это ежедневная репетиция смерти.
– Андрей Сергеевич! – Татьяна, племянница Анастасии Николаевны, стояла над ним подобно медсестре над постелью больного.
«Сейчас она предложит мне поставить градусник», – почему-то подумал Андрей.
– Не вставайте, не надо беспокоиться, – сказала Татьяна.
Настольная лампа светила ей на руки, сложенные у живота, тогда как лицо оставалось в тени.
Андрей сел на кровати.