Но в проходном дворе днем чинили лопнувший водопровод и расковыряли асфальтовую дорожку. Образовалась яма с неровным дном, куда джип исправно въехал, да еще сел на брюхо.
– Ну, Анфиска! – взревел Гервасий Архипович.
– А что я, что – я?!
До Антонова дома оставалось десять минут езды.
– Гервась, бежим, поймаем такси! – сказал Антон, уже в том состоянии жуткого спокойствия, когда в башке – гулкая и звонкая пустота. – Трампира оставим, а если этот шкелет за нами сунется – я его сам на запчасти разберу.
– Бежим, – согласился бромпир. – Анфиска, вызывай из штаба подмогу. Бриони, вылезай!
Естественно, полковник Кадуэт поскакал следом. А чего ж не скакать, когда ни грамма лишнего веса?
Выскочили на Московский проспект. Чтобы не тратить ни секунды, побежали, поочередно озираясь – не замаячит ли вдали такси. Нет, не маячило, и даже личный транспорт весь куда-то подевался.
Время от времени Гервасий Архипович разворачивался и мощным ударом валил сампира на тротуар. Этого средства хватало минуты на полторы.
Кончилось тем, что до Антонова дома добежали, запыхавшись, и никого не обнаружили ни на улице, ни во дворе. А чего еще ждать, когда опоздали больше чем на полчаса?
Антон от бессилия матерился так, что Гервасий Архипович только башкой мотал. Бриони морщился – обороты были совершенно негламурные. Полковник Кадуэт же умолял не тратить зря такую качественную злобу, а употребить ее на сильное проклятие.
– Может, они хотят тебя проучить и где-то тут, во дворе, сидят в засаде? – предположил бромпир. – Смотрят на тебя, слушают и смеются?
– Точно, – помолчав несколько секунд, сказал Антон. – Сейчас пойдем искать.
Они пошли сквозь квартал гуськом: впереди Антон, сжимавший в кулаке флешку, за ним Гервасий Архипович, волочащий за собой Бриони, замыкал процессию полковник Кадуэт, внезапно притихший.
Миновали кирпичный склеп, миновали заброшенные сараи, прошли за гаражами, обогнули убогую детскую площадку – ни глампиров, ни нямпиров не было. Как сквозь землю провалились.
Зато на капоте горбатого «запорожца», стоявшего у брандмауэра лет этак двадцать, Антон увидел человеческий силуэт. Но не черный, как полагалось бы ночью, а серый, с тонкой серебряной окантовкой, которая сперва даже не показалась странной. Мало ли какие световые эффекты может дать торчащий возле «запорожца» фонарь.
Антону было начхать на силуэты – не их он искал. Но бромпир резко остановился и удержал его за плечо. Антон обернулся с немым вопросом и увидел перепуганную рожу. У Гервасия Архиповича даже голова в плечи ушла, даже глаза на лоб вылезли. Примерно так же выглядел и красавчик Бриони.
– Вы чего? – спросил недовольный Антон.
– Ох… – прошептал Гервасий Архипович. – Влипли мы… это ж тампир…
– Кто?..
– Тампир. Тот, который ТАМ… ну, ТАМ…
– Погоди ты шипеть, это ж… – Антон вгляделся в силуэт, черты которого обрели объем и рельеф. – Быть не может! Или ты соврал, что нямы Миху выпили и сожрали, или… или…
– Он тампиром стал, Антошенька. Он уже ТАМ… Тельце его белое неведомо где, а сам он – вот! И уже не вамп, а тампир! И будет бродить, где его нямы сожрали! До скончанья века!..
Антон отстранил Гервасия Архиповича и сделал четыре шаг вперед. Страха не было – было какое-то дурное любопытство.
Миха-тампир сидел, глядя в пространство пустыми глазами. Сквозь него просвечивали кирпичи брандмауэра.
– Гервась, погоди… Значит, он тут уже шастал, когда Ларку из окна вытащили?
– Ох, Антошенька, мне почем знать?
– Значит, он видел, кто ее вытащил? И кто ее сейчас привел? И куда они подевались?!
– Да ну его, Антошенька, соколик мой… это же тампир… отходим, отходим…
– Пусти!
– Это же тампир!..
Антон стряхнул с плеча руку и быстро пошел к «запорожцу».
– Миха, Миха! – позвал он.
Одноклассник медленно повернул голову.
– Во-от, – сказал Миха тягучим голосом. – И встре-е-етились…
– Миха…
– Хорошо-о-о... что ты-ы-ы… пришел…
– Миха…
– Фле-е-ешка где-е-е?..
– Вот она, у меня, – Антон разжал кулак; близко подойти, впрочем, не рискнул.
– Отда-а-ай на-а-ашим…
– Отдам, отдам. Миха… я могу тебе чем-то помочь?..
– Тоха… Тоха…
В голосе тампира была совершенно запредельная тоска.
– Миха… – повторил Антон. – Что ж ты, Миха?..
– Ты-ы… меня не-е… бойся-а-а-а…
– Чего уж тут бояться… Плохо тебе?..
– Да-а-а… Я их все-е-ех ви-и-ижу…
Антон понял, о ком речь.
– Но ты же их не до смерти выпивал?
Миха только рукой махнул.
– Ну, видишь, и что?..
– Они… меня-а-а… пьют…
Антон поежился.
– Миха, слушай. Ты накуролесил, да… Но, может, если ты хоть какое доброе дело сделаешь – тебе зачтется? А? Ты послушай – может, ТАМ зачтется?
– Это не та-а-ак… ТА-А-АМ все уже-е-е… навсегда-а-а…
– Откуда ты знаешь? Ты проверял, что ли? Кто тебе сказал? Может, тебе для того и бродить здесь позволили, чтобы ты хоть что-то хорошее сделал! – закричал Антон.
Не то чтоб он был верующим – ни разу в жизни лба не перекрестил. И не то чтоб он был атеистом – в кабине, как многие шофера, возил на видном месте образок Николая-угодника. Но общение с призраком атеизму как-то не способствует. Рождению истинной веры, впрочем, тоже…
Появляются разве что основы, фундамент появляется, первые невнятные и бессловесные образы добра и зла, преступления и воздаяния, мрака и надежды. Появляется тревога за себя, бестолкового и много сомнительных дел натворившего. А дальше – по обстоятельствам.
Антону было не до себя – он беспокоился о Ларе. Даже сам не подозревал, какие у него запасы совести и насколько эта совесть может быть едкой и колючей.
Женщина, которая еще не стала его подругой (он, естественно, не был уверен, что запланированная ночь будет иметь продолжение); женщина, всего лишь приведенная в дом и совершившая обычную женскую глупость, формально была сама во всем виновата. Мысленно Антон называл ее исключительно дурой. Возможно, он даже острее переживал оскорбление, нанесенное его жилищу, чем Ларину беду. Но не прийти на помощь дуре он не мог – и даже не пытался придумать себе оправдания на случай, если страх заставит отступить. Он был слишком прост для психологических хитросплетений. Он всю жизнь ставил перед собой простые задачи. Эта задача тоже выглядела простой – найти Лару и отнять ее у нечисти.
– То-о-оха…
– Что?
– То-о-оха… нельзя-а-а-а… мне нельзя-а-а-а … говори-и-ить…
– Это почему же? Вот ты ж говоришь сейчас со мной – и ничего! Значит, можно?..
– То-о-оха… они-и-и – свои-и-и-и…
– Ясно. А я, выходит, чужой. Они тебя сожрали – и свои. А я хочу тебе помочь – и чужой. Железная логика. Кончай выделываться, Миха. Ты видел, как из моего окна вытащили эту дуру Ларку. И сейчас ты видел, привели ее на стрелку или нет. А если привели – то куда увели. Ты видел, я это точно знаю, – Антон говорил чуть-чуть увереннее, чем полагалось бы. – И ты на видное место вылез, потому что слышал, как мы сюда идем. Скажешь – нет? Ты же мог в любую щель спрятаться. А не спрятался. Ну? Не так? Так же!
По Антонову плечу деликатно постучали обглоданные пальцы. Антон обернулся и шарахнулся.
– Проклянешь, как полагается, – я с ним договорюсь, – пообещал полковник Кадуэт. – У меня приятель есть, тампир, они ничего, сговорчивые. Твой просто еще новенький. Ну, прокляни! Ты же сейчас на всех зол, и на него зол, ну?..
– Говоришь, трампиром хочешь стать?
– Так это ж для меня – единственное, понимаешь?! Силой кормиться! Силой, понимаешь?! Себя-то я изглодал, плохо мне, а силушки хлебну – так о-го-го! – восторженно заголосил сампир. – Я нюхом чую, какая у денег сила, а не всосать!
И тут Антон, который потерял последние остатки терпения, высказался.
От глагола «сосать» он произвел такие словесные выкрутасы, что вся шоферня маршруточного таксопарка покраснела бы почище помидоров, а то и до свекольного колера возвысилась.
– Молчи! Молчи, дурак! – заорал Гервасий Архипович. Но было поздно. Подействовало!
Видимо, хорошее, сочное, яростное проклятие внедряло в проклятого какой-то первоначальный запас силы. Полковник Кадуэт подскочил, хлопнул себя сквозными ладонями по бедренным костям и заржал на конский лад. А потом сдернул с плеча Гервасия Архиповича связанного трампира.
Кости обглоданных пальцев оказались на удивление ловки. Бромпир попытался отогнать полковника от своей драгоценной добычи, но тот, стоя возле трампира на коленях и распутывая узлы, ухитрялся очень метко лягаться. Обалдевший Антон смотрел на это побоище, разинув рот.
– Нашли вы, кого слушать, – лениво сказал ему Бриони. – Меня бы спросили. Он теперь трампир, а трампиры все заодно. Мы потому и не ездим в трамваях, чтобы с ними не пересекаться. Они классно умеют вызывать своих на помощь… и царапаются…
– Антошенька! – взвыл Гервасий Архипович. – Уйдут же!.. Вместе-то они… силища!..
Антон завертел головой в поисках подходящего орудия. И тут неожиданно пришел на помощь Миха. Он, сидя на капоте «запорожца», меланхолично взирал на драку, но ситуацию осознавал.
– То-о-оха … Спра-а-а-ава-а-а-а…
Справа была кирпичная загородка для мусорных контейнеров. Миха видел там что-то подходящее, а Антон покамест – нет. Он пробежал десяток шагов и обнаружил, что возле контейнеров стоит табурет, а на табурете – старая одежда, которую милосердные жильцы оставляли для бомжей. Поверх всего лежали джинсы астрономического размера.
– Ага, – сказал Антон. – То, что доктор прописал!
Он взял это страшное оружие за штанины и устремился в бой.
Накинув полковнику Кадуэту на шею грязные джинсы и перекрутив штанины так, что голова едва не оторвалась, Антон оттащил преобразившегося сампира. Тот некрасиво ругался и дергался с такой силой, будто где-то в костях прятал двигатель в двести лошадиных сил.
– Гервась, утаскивай трампира! – крикнул Антон. – А ты, падла, мне что обещал? Давай, договаривайся с Михой! А то взад пр